Идеальный враг - Михаил Кликин

Чувствую себя отвратительно. Писать трудно – руки плохо слушаются. Все болит. Общая слабость. Тошнота. На руках, на теле – жуткие синяки. Должно быть, от всех этих капельниц и уколов. Сейчас на мне ничего не висит, никаких проводов и трубок. Когда их с меня сняли – не знаю.

Я даже не могу понять, как давно я пришел в сознание. Какие-то странные воспоминания – сны, мешающиеся с обрывками реальности; мысли, превращающиеся в расплывчатые образы. Как долго это продолжалось? Помню, мне было очень плохо – но, может, это тоже был сон?..

Где же мы сейчас?

Как далеко от Земли?

Насколько близко к Марсу?

1

Полторы сотни штрафников пришли в себя почти одновременно. Словно в сотах, лежали они в своих запертых ячейках и слушали размеренный спокойный голос, советующий разминать конечности и запрещающий покидать свои места.

Они по-разному перенесли пробуждение. Кого-то рвало. Кто-то бился в судороге. Кто-то кричал от нестерпимой боли во всем теле.

Целый месяц они провели, лежа на креслах.

Но большинство из них об этом даже не догадывались.

Они думали, что полет только начался.

В действительности, полет уже заканчивался.

Марс был совсем рядом.

2

Красная планета приближалась. Она росла – это можно была заметить невооруженным глазом. Рыжая неровная поверхность планеты выглядела так, словно была изъедена ржавчиной. Отчетливо был виден кратер Арсия, похожий на рубцующийся свищ. Словно подсохшие плевки белели полярные шапки.

В рубке «Ковчега», помимо занятых делом космолетчиков, находились доктор Фриш и капитан Истбрук – начальник экспедиции. Они старались не шуметь, чтобы не мешать пилотам. Обычно кэп и док выбирали более удобное место для беседы. У каждого была отдельная каюта, небольшая, но достаточно комфортная, оборудованная всем необходимым для того, чтобы долгое путешествие не казалось тоскливым.

Но в каютах не было того, что имелось здесь, в рубке.

Там не было Марса.

И капитана, и доктора вид приближающейся планеты просто завораживал…

– Как там наш груз, док?

– В целом нормально. Двое никак не могут очнуться. Боюсь, они уже не жильцы. Остальные постепенно приходят в себя.

– Два человека – это много или мало?

– Это норма.

– Сколько еще времени нужно для восстановления?

– Через полчаса они смогут самостоятельно передвигаться. О полной реабилитации можно будет говорить не ранее чем через двенадцать часов. Впрочем, это очень индивидуально. Кто-то, я думаю, восстановится раньше. А кто-то и через сутки будет как зомби… Вы только представьте, один из них, едва очнулся, сразу схватился за бумагу и карандаш!

– Писатель, – хмыкнул капитан и тут же вспомнил о других пассажирах: – А как себя чувствуют репортеры?

– Нормально. Мы их привели в чувство несколько раньше. Вместе с охраной. Так что они сейчас в полном порядке.

– Хорошо, что не они стали теми двумя, что уже не жильцы, – усмехнулся капитан.

– Невозможно, – сдержано возмутился доктор. – Уж за ними-то мы следим как следует.

– И за бабенкой тоже?

– За ней в первую очередь и с наибольшим вниманием…

Они переглянулись, понимающе хмыкнули.

– Что ж… – капитан помедлил, любуясь на огромный Марс, по ржавой поверхности которого бежала тень спутника – то ли Фобоса, то ли Деймоса. – У нас нет двенадцати часов. Высадка начнется через восемь с половиной часов. Хочется верить, что среди солдат будет не так много зомби…

3

Голос умолк.

Раньше он с периодичностью в несколько минут, чуть-чуть варьируя интонации, призывал разминать конечности и запрещал вставать с кресла.

Но теперь пауза затянулась.

Павел понял это не сразу, а когда понял, прекратил писать и приподнял голову.

Ровный голос успокаивал, придавал уверенность. А теперь, когда его не стало, вдруг сделалось пусто и страшно.

Как в гробу.

Как в склепе…

– Эй, – неуверенно сказал Павел, – меня кто-нибудь слышит? Я проснулся. Я давно проснулся. У нас все в порядке?

Он не ждал ответа. Он пытался успокоить себя. Но добился обратного эффекта. Ему представилось, что он один на всем корабле, и тот летит, неуправляемый, непонятно куда – то ли в бескрайний холодный космос, то ли к пылающему Солнцу.

– Начинаю паниковать, – вслух сказал Павел. – А это глупо… – Он подергал ремень, удерживающий его на месте. – Очень глупо и некрасиво. Особенно, если представить, что за мной сейчас наблюдают…

Голос молчал. Это можно было расценить, как разрешение покинуть кресло.

Но расстегнуть ремень было невозможно. Его нельзя было разорвать, разрезать, перегрызть. Наверное, из-под него можно было выползти. Но Павел не чувствовал себя готовым к таким трюкам. Он боялся застрять в каком-нибудь неудобном положении. А если потом корабль начнет выполнять маневр? Если перегрузка возрастет? Так ведь и позвоночник можно сломать…

Какое-то время Павел пребывал в нерешительности. Неизвестность тревожила, но и рисковать не хотелось.

– Ладно! – сказал Павел в первую очередь для себя, а так же для тех, кто мог его слышать. – Жду пятнадцать минут и начну выбираться…

Сказав это, он немного подождал, словно давал возможность невидимым наблюдателям как-то отреагировать. А потом начал вслух отсчитывать секунды.

На пятьсот двенадцатой секунде его перебил громкий голос:

– Внимание!

Павел вздрогнул.

– Сегодня четырнадцатое сентября две тысячи шестьдесят восьмого года. Наш корабль выходит на орбиту вокруг Марса. Через двадцать четыре минуты вы сможете покинуть ячейки. Может оказаться, что ваша координация нарушена. Это нормально. Не теряйте времени, постарайтесь как можно больше двигаться. Для доступа к тренажерам введите код: сто одиннадцать, двести двадцать два. Соблюдайте осторожность, вы будете находиться в условиях невесомости. И не пытайтесь покинуть свои отсеки, это может быть опасно. Через шесть часов, начиная с этого момента, корабль сойдет с орбиты. За тридцать минут до этого прозвучит предупреждение. Вы будете обязаны надеть скафандры, занять свои места в ячейках и пристегнуться к креслу ремнями.

Что-то громко щелкнуло. И новый голос добавил:

– Тот, кто этого не сделает, рискует превратиться в груду мяса.

Опять раздался щелчок. И стало тихо.

– Эй, а где взять эти самые скафандры? – спросил Павел, задрав голову. – И, вообще, кто это говорит?

Ответа, конечно же, не было.

– Двадцать четыре минуты, – повторил Павел и положил на голые колени стопку бумаги, собираясь изложить все, что сообщили ему голоса.

4

Точно в объявленое время тихо щелкнули замки, и двери ячеек беззвучно разошлись в стороны. В тоже мгновение расстегнулись ремни на креслах. Освобожденные штрафники, словно наполненные гелием воздушные шары, взмыли вверх.

Громовые ругань и хохот разбудили систему безопасности:

– Внимание! – тревожно возвестил компьютер. – Беспорядки в отсеках!

Потерявшие вес бойцы беспомощно кувыркались в воздухе, крутились, хватались за все, до чего могли дотянуться, бились о стены, о пол, о потолок. Не сразу они вспомнили лекцию о правилах поведения в невесомости…

– Черт возьми! – Гнутый пролетел через весь отсек, ударился головой о стену, обитую мягким материалом, попытался за нее уцепиться, но отлетел назад.

Шайтан вытянул из своей ячейки длинный ремень, и теперь висел на нем, словно вышедший в открытый космос астронавт, привязанный к страховочному фалу.

Рыжий пытался плыть в воздухе, он плавно двигал руками и ногами, и был похож на огромную лягушку. Пловец из него выходил никудышный – он не двигался с места, только беспорядочно вращался.

Очумевший Маркс пытался встать на ноги. Кажется, он не понимал, что с ним происходит.

Павел, уперевшись ногами в стены, пытался удержаться в своей ячейке. Он хотел одеться.

Они все были голые.

Нелепые, смешные.

Исхудавшие, бледные, заросшие.

Не похожие на себя…

– Черт возьми! – Гнутый, пролетая мимо Шайтана, уцепился за его волосатую ногу.

– Не дергайтесь! – Павел вспомнил, как им советовали вести себя в невесомости. – Не делайте резких движений! Замрите!..

Маркс вертел головой, щурился, тер глаза. Кажется, у него возникли проблемы со зрением.

Рыжий застыл в карикатурной позе.

– Что будем делать, командир? – спросил Гнутый, не выпуская из рук лодыжку ругающегося Шайтана.

Павел не сразу сообразил, что командиром назвали его.

– Первым делом попробуем одеться. А потом будем приспосабливаться. Если я правильно понял, у нас есть еще пять часов.

– А я хочу жрать, – сказал Рыжий. – Нас будут кормить?

– Не знаю.

– Кормежка – первая вещь, о которой должен позаботиться командир, – назидательно сказал Рыжий.

Павел промолчал. Он не собирался оправдываться…

Где-то через полчаса они освоились, научились передвигаться по отсеку, сумели одеться. Совместно припомнили код, который открывал нишу с тренажерами. Там стояли две беговые дорожки. Для использования в условиях невесомости они были оборудованы замысловатой сбруей – застегивающимися ремнями и эластичными жгутами. Здесь же, в нише, находились еще какие-то устройства, но никто не понял, как с ними работать, и для чего вообще они предназначены.