Ельцин - Тимоти Колтон

В такой изменчивой обстановке ничто не могло гарантированно предохранить Россию от болезни, погубившей Советский Союз. Многие регионы, входившие в ее состав, по размерам были вполне сопоставимы с небольшими союзными республиками, которые в 1991 году получили независимость. Как в том же году написал Александр Ципко, «трудно доказать осетинам или чеченцам, что у них меньше прав на Горское независимое государство, чем у молдаван, которые сами, спасаясь от турок, пришли в Россию». Молдова, расположенная между Украиной и Румынией, без труда отделилась от СССР. Глядя на то, как области, населенные русскими, требовали равноправия с национальными автономиями, Ципко констатировал, что эта лихорадка заразна: Ельцина «ожидает судьба Горбачева или английской королевы, которая ничем не правит». Если советская федерация не будет спасена (а скоро выяснилось, что это невозможно), единственным выходом для российского лидера, по мнению Ципко, было восстановление централизации и ослабление или разворот демократизации страны: «В условиях продолжающегося самораспада очень скоро маятник общественных настроений качнется в другую сторону, и под обстрелом на этот раз окажутся сами демократы»[994].

В 1990 году Ельцин приступил к работе над «федеративным договором», родственным по духу так и не осуществившемуся союзному договору СССР; документ должны были подписать все российские регионы. Переговоры активизировались осенью 1991 года, интересы федерального правительства по поручению президента был назначен защищать Геннадий Бурбулис. 30 марта 1992 года в Москве были составлены три текста: для 21 республики, 57 неэтнических территорий (преимущественно областей) и 11 более мелких образований. Ельцин считал, что договор символизирует собой «разумный баланс интересов». Он «положит конец засилью… московской бюрократии» и в то же время «защитит Россию от хаоса, безвластия и разгула местничества»[995].

Соглашение с национальными республиками признавало их свободное волеизъявление и подтверждало, что они с другими национальными образованиями, на территории которых проживало около 17 % населения России, по новой конституции получают половину мест в верхней палате парламента. Несколько республик попытались шантажировать Ельцина, чтобы добиться новых уступок. Северная Республика Саха (Якутия) получила большую долю прибылей от добычи алмазов; самая населенная Республика Башкортостан добилась приложения, дававшего ей особые права. Две республики вообще не подписали документ. Чечня 1 ноября 1991 года объявила независимость от Москвы, а в Татарстане 21 марта 1992 года прошел референдум по предложению объявить, что Татарстан — «суверенное государство, субъект международного права, строящее свои отношения с Российской Федерацией и другими республиками, государствами на основе равноправных договоров». 61 % населения проголосовал за это предложение. Одной из причин понижения в должности Бурбулиса в апреле 1992 года стало то, что он неправильно оценил ситуацию в Татарстане и потворствовал проведению референдума, не ожидая таких результатов. Когда поражение Москвы на референдуме стало очевидным, Ельцин начал подумывать об экономической блокаде и даже о военном вторжении в республику — Шаймиев впоследствии говорил, что ночь накануне голосования была самой страшной в его жизни. В 1992–1993 годах Чечня, Татарстан, Башкортостан, Саха и Тува стали первыми республиками, начавшими предпринимать такие меры, как принятие законов о языках, отказ от участия во всероссийских референдумах и от перевода в центр налогов, провозглашение приоритета республиканских законов и конституций над российскими[996].

Хотя области не проявляли такого же рвения, как республики, они тоже высказывали свое беспокойство и пытались выторговать преимущества у Кремля. В условиях вакуума власти, сложившихся к августу 1991 года, Ельцин в одностороннем порядке присвоил себе право назначать руководителей областей и представителей президента в регионах, а в ноябре парламент подтвердил это право[997]. На выборы президентов в республиках он смотрел сквозь пальцы; первым в июне 1991 года без конкурентов был избран Шаймиев[998]. Области были не удовлетворены своим второстепенным статусом, как экономическим, так и конституционным, и тоже хотели права выбирать своих руководителей, которые теперь стали называться губернаторами. Ельцин не уступал до апреля 1993 года, а затем разрешил выборы губернаторов в восьми областях. В ответ на сопротивление президента несколько областей попытались объявить себя республиками и получить права Татарстана или Тувы. Первой в мае 1993 года это сделала Вологодская область. В любимом Ельциным Свердловске, где после путча 1991 года руководителем стал его выдвиженец Эдуард Россель, губернатор и областной совет в июле 1993 года присоединились к общей тенденции и предложили соседним Челябинской, Курганской, Оренбургской и Пермской областям поступить так же. Проекты по созданию областных или многообластных республик возникали повсюду — от Балтийского побережья до Поволжья, и дальше до Центральной и Восточной Сибири и Владивостока[999].

Второй институциональный кризис расцветал в Москве прямо под носом у Ельцина. На этот раз конфликт возник между властью исполнительной, заметно укрепившейся после создания президентства, и законодательной, которую он возглавлял в 1990–1991 годах. Корни спора лежали в неопределенности правил. Конституция РСФСР, написанная при Леониде Брежневе в 1978 году и претерпевшая многократные изменения, изобиловала лазейками, которые следовало устранить. Для внесения поправки требовалось лишь набрать две трети голосов депутатов съезда. С 1990 по 1993 год их было принято несколько сотен; 180 предложенных изменений ожидали своей очереди, когда съезд собрался в декабре 1992 года. Для сравнения отметим, что конституцию США с 1791 года меняли всего 17 раз. Несовместимые друг с другом статьи наделяли высшей властью в государстве и президента, и Съезд народных депутатов. Две ветви, независимо избираемые всеобщим голосованием, имели перекрывающиеся полномочия. Верховный Совет мог преодолеть президентское вето простым большинством, а две трети депутатов съезда могли объявить импичмент президенту, если бы с его стороны было выявлено нарушение данной при избрании присяги. Ельцин командовал вооруженными силами, но не имел права прекратить сессию парламента и инициировать новые выборы[1000].

Можно с полным правом сказать, что в начале эпохи реформ ельцинская Россия оказалась в мертвой точке. Противоречия в организационных и политических вопросах раздирали страну так же, как это было в Советском Союзе при Горбачеве. Вице-президент Александр Руцкой и множество высших чиновников объединились с противниками Ельцина в парламенте, и на съезде не было единства, а расхождения во мнениях большинства в двух ветвях власти становились все сильнее. Попытки писать посткоммунистическую конституцию провалились, поскольку каждый лагерь хотел обернуть ее в свою пользу. По вопросу экономических реформ сторонники парламента выступали за государственное регулирование, сторонники же президента поддерживали рыночников. Своеобразная двухъярусная система законодательной власти (РСФСР оказалась единственной республикой, унаследовавшей от СССР эту систему) вносила дополнительные сложности. Заседания Съезда народных депутатов, вживую транслировавшиеся по телевидению, порой напоминали цирк. И съезду, и Верховному Совету недоставало стабильного большинства. Депутаты из остатков блока «Демократическая Россия» и перегруппировавшиеся коммунисты пытались перетянуть мелкие группы на свою сторону.

Еще более ухудшала ситуацию углублявшаяся вражда между Ельциным и Русланом Хасбулатовым, который сменил его на посту председателя Верховного Совета в октябре 1991 года. Хасбулатов обладал большей поддержкой среди рядовых членов парламента, чем юрист Сергей Шахрай — первая кандидатура Ельцина на этот пост. Профессор международной экономики Плехановского института, любитель покурить трубку, Хасбулатов был избран на съезд от чеченской столицы Грозного. Как и Руцкой, до 1988 года командовавший авиационным штурмовым полком в Афганистане, Хасбулатов был одной из тех политических фигур, которые в переходный период возникали неизвестно откуда. Ельцин полагал, что Хасбулатов и Руцкой должны полностью смириться с его лидерством, и не скрывал своей позиции. Он не спрашивал их совета и во время Беловежских переговоров, о которых они узнали не от него[1001]. Но в начале 1990-х годов парламент был совершенно особым миром, в котором стремление показать себя в выгодном свете и непоследовательное голосование депутатов позволяло председателю «манипулировать повесткой дня в собственных целях»[1002]. Хасбулатов и его президиум издали сотни административных указов и сформировали подчинявшееся им охранное подразделение. На VI съезде, в декабре 1992 года отказавшемся утвердить Гайдара на посту премьер-министра, Ельцин в запале заявил, что депутаты думают не об обществе или реформах, а «только о том, чтобы диктовать свою волю»[1003]. После заседания Ельцин отключил Хасбулатову прямую телефонную линию и перестал сообщать ему о своем расписании работы. Хасбулатов не остался в долгу и стал посылать Ельцину ядовитые письма и делать нелицеприятные замечания о его злоупотреблении алкоголем.