Сокровища чистого разума - Вадим Панов

Что случится в тот самый миг, когда рассвет вступит в свои права.

Когда солнце начнёт подниматься над горизонтом, заполняя мир светом и теплом. Когда насыщенный аромат утренней свежести заставит улыбнуться «ранних пташек». Когда первые, самые работящие селяне уже идут к скотине, но многие ещё с ленцой потягиваются, не торопясь начать день… А самые ушлые нащупывают податливые тела жён и подруг… Когда дозорный или дозорные, которых вот уже двадцать с лишним лет в обязательном порядке выставляет любое менсалийское поселение, клюют носом… А потом начинают хрипеть, поскольку горло перерезано опытной рукой, а затем мягко опускаются на землю, заботливо поддерживаемые той же рукой…

Умирают, не производя лишнего шума…

Перед деревней возникают фигуры конников. И они, эти фигуры, словно рвут на части серость сумерок, неся на гривах лошадей свет и смерть.

Всадники приходят со стороны восходящего солнца и первые несколько секунд кажутся нереальными в дрожащей дымке умирающей ночи. Кажутся её тёмными тенями, злыми щупальцами мрака, по какой-то причине не исчезнувшими в лучах. Кажутся ненастоящими…

Но копыта выбивают дробь чудовищного марша. Слышатся гортанные крики, которыми охотники подбадривают друг друга. Гулким щелчком тревожит утро первый выстрел. Грохочет взрыв, и над обречённой деревней поднимается тоскливый вой.

У Мритского раздуваются ноздри.

Сейчас он совершенно забывает о том, как плохо быть злым. О том, что его ждёт вечность в одиночестве. Сейчас он доволен, азартен и увлечён. Он чует кровь, и всё остальное неважно. Сейчас он тот, кому плевать на потерю милости Божьей, сейчас он дикий варвар и ведёт своих людоедов на страшный пир.

– Вперёд! Скорее!

Тридцать всадников врываются в деревню резко и страшно. Всего тридцать, но они быстры и ловки, они повсюду, от них не укрыться, и с ними приходят крики и выстрелы, хрип лошадей и взрывы, хохот и плач.

– Кровь! – задаёт тон Мритский.

И бешеный праздник пожаром вьётся по соломенным крышам деревенских домов.

– Кровь! – поддерживает губернатора свита.

Офицеры разбились на тройки и загоняют жертв с ловкостью опытных ловчих. Из каких-то окон пытаются стрелять, но мриты отвечают плотным огнём карабинов и пистолетов, швыряют гранаты, поджигают дома и платят за рейд всего двумя ранеными.

Всего двумя…

Зато жестоко забивают осмелившихся сопротивляться.

– Кровь!!

Кто-то пытается спастись огородами, мчится к лесу, ища убежища от смерти. Их догоняют. Не ловят – затаптывают копытами и засекают плетями, если торопятся – добивают из огнестрела и мчатся дальше. Кому-то из местных везёт – успевают укрыться среди деревьев, пока мриты расправляются с соседями. Таких не преследуют: в деревне достаточно развлечений, нет нужды забираться в непредсказуемый и опасный лес.

– Кровь!!

Это всё, что им нужно. Не добыча – охотники не обращают никакого внимания на жалкий скарб, не рабы – везти их в Карузо нет никакого смысла, нужна только кровь. Мясо. И снова кровь.

На улицах паника и суета, распластанные на земле люди. Возможно, кто-то притворяется, возможно, потерял сознание от ужаса или удара, но многие действительно мертвы, и жирная, плодородная земля Сочности густо смешана с кровью, росой и слезами. Истоптана копытами. Разворочена взрывами. Согрета пожаром.

Впитывает зло, что пришло в неё снова.

Вениамин на центральной площади. Он уже стрелял, топтал жеребцом, рубил саблей, бил плетью. Он с ног до головы забрызган красным и теперь, привстав на стременах, жадно дышит воздухом страшного пира, наслаждаясь аурой ужаса и краем глаза подмечая картинки происходящего.

Вот лейтенант Чим избивает «спинодёром» здоровенного мужика в грубых портах. Мужик орёт, пытается закрывать голову руками и орёт, как будто крик способен остановить кошмар, как будто не понимает, что, попытайся он стащить Чима с лошади, умер бы сразу, а так придётся помучиться… Металлические крючки рвут несчастному кожу, постепенно добираясь до костей… «Спинодёр» оказывается прекрасным инструментом… Вот поднимает пистолет капитан Жедар, самый меткий стрелок личного полка губернатора, когда-то мечтавший стать бамбальеро, но так и не добравшийся до Химмельсгартна. Три выстрела сливаются в один, и Жедар вскидывает вверх левую руку, демонстрируя, что снова не промахнулся. Ему нравится стрелять, и другие охотники обижаются на капитана за слишком быстрый расход «дичи». Не все успевают насладиться в полной мере, напиться крови допьяна… Вот старик пытается закрыть собой молодого парня с охотничьим ружьём в руках. Зачем парень выскочил из укрытия, не ясно, возможно, сгоряча, возможно, дурак, но подвиг его отца или деда не имеет смысла: острая сабля майора Дальбо сечёт старику грудь, а парню – шею. Ружьё выпадает из ослабевших рук, из дома с криком выбегает простоволосая женщина, и сильно наклонившийся Дальбо колет её в живот, буквально насаживая на острый клинок.

Запах дыма становится сильнее.

Крики несчастных – резче.

Звуки сливаются в гул боли.

Вениамин запрокидывает голову и смеётся. Стоя посреди пожарища. По горло в крови и смерти. Наводя ужас и питаясь им. Смеётся громко, потому что счастлив.

– Ваше превосходительство! Ваше превосходительство!

Свита не в первый раз на охоте и прекрасно знает, как меняются настроение и желания губернатора. Верные люди наблюдали за приступом агрессии, затем – созерцания и, наконец, дождались бешеного хохота, который обязательно нападал на Вениамина перед жаждой насилия. К этому моменту всё готово, поскольку никто из ближайшего окружения губернатора не хочет отвечать за нерасторопность.

– Сюда, Ваше превосходительство, пожалуйста, сюда.

В переулке – короткий проход от главной улицы к какому-то невнятному строению, на первый взгляд амбару, – дрожат пленницы: женщины в соку, девушки «на выданье» и совсем молоденькие, едва сформировавшиеся девчонки. Никто не мог предугадать, чего захочется Вениамину, а потому помощники согнали в переулок лучшее, что сумели найти и спасти. Мритский знал, что офицеры делали ставки на его выбор, но сквозь пальцы смотрел на дерзкую забаву.

– Беляшки… – Вениамин спрыгивает с жеребца, на несколько секунд замирает, жадно разглядывая пленниц, после чего тычет пальцем в одну из взрослых: – Разденьте!

Офицеры рвут ночную рубашку за ворот и хватают женщину за руки, не позволяя прикрыть полную грудь с крупными розовыми сосками. Ей двадцать пять, не больше, но, судя по округлости бёдер и чуть дряблому животу, она рожала, и не один раз. Но именно такую жертву, как выясняется, желает сейчас губернатор. Пышность опытной женщины приводит его плоть в неистовство.