Начало Руси - Дмитрий Иловайский

Под именем князя варваров, владевшего землей к северу от Дуная, конечно, скрывается князь Киевской Руси, ибо никакой другой владетель подобной земли не мог в то же время иметь области в Крыму и вести там войну с Греками. Но исследователи терялись в догадках о том, кого из известных Киевских князей здесь можно разуметь. Одни предполагали Владимира и его поход на Корсунь. Но это предположение не вероятно. Таврический аноним говорит о нападении только на Климаты и неудачной осаде какой-то из второстепенных греческих крепостей в Крыму, после чего был заключен мир; тогда как поход Владимира окончился взятием Корсуня и крещением князя, а на эти события тут нет никакого намека. Другие думали видеть здесь Святослава, и это предположение имеет за себя уже более вероятности. Русские и византийские источники довольно тесно связывают деятельность Святослава с берегами Киммерийского Боспора, то есть с Крымом и Таманью. По нашей летописи, он воевал с Ясами и Касогами, следовательно, в той же стороне; а договор с Цимисхием обязывает его не нападать на Корсунскую область. Лев Диакон рассказывает, что император Никифор Фока, приглашая Святослава напасть на Дунайских Болгар, отправил к нему патриция Калокира, которого Кедрен называет сыном херсонского начальника, и мы можем догадываться, что сами эти переговоры происходили, вероятно, в Крыму, то есть в русских владениях, соседних с Корсунью. Лев Диакон называет Киммерийский Боспор отечеством Тавроскифов или Святославовых Руссов, говоря, что греческие суда на Дунае отрезали им бегство в ту сторону.

Оставляя за Святославом некоторую вероятность по отношению к помянутому отрывку, мы, однако, думаем, что еще с большей вероятностью можно отнести рассказанное в нем событие к деятельности Святославова отца Игоря. Во-первых, отрывок повествует о порабощении князем варваров союзного и родственного племени; это племя было, конечно, не что иное, как Черные Болгаре, занимавшие  восточные прибрежья Крыма; о подчинении же их Киевскому князю впервые упоминается в Игоревом договоре. Во-вторых, тот же договор упоминает и о Корсунской области; следовательно, владения Киевского князя при Игоре вошли в непосредственное с ней соприкосновение,  с  окончательным подчинением Черных Болгар. В-третьих, в договоре Греки обещают военную помощь Русскому князю, и мы уже говорили, что это, без сомнения, была помощь против общего врага, то есть соседних Хазар. Подтверждение нашему предположению можно найти и  в известии  Константина  Багрянородного,  который говорит, что в случае нужды против Хазар можно вооружить  или Алан, или  Черных Болгар. Недаром  же варварский князь,  если верить отрывку, легко помирился с греческим начальником и даже щедро наградил его; может быть, хазарские отношения имели тут некоторую долю влияния. В-четвертых,  Лев Диакон подтверждает связь Игоревой деятельности с восточной частью Тавриды: он сообщает, что после поражения у берегов Малой Азии Игорь с остатками своего флота бежал  в Киммерийский Боспор. Наконец, в-пятых, Игорь является первым Киевским князем, которого по имени  знают византийские и  западные писатели,  и, конечно, потому, что это был князь предприимчивый, властолюбивый и жадный к добыче; он предпринимал дальние походы и заставлял много говорить о себе и о своих Руссах. Жестокость и жадность, высказанные им особенно по отношению к Древлянам и причинившие ему погибель, весьма походят на черты, которыми анонимный отрывок, не без примеси риторики, описывает его образ действия по отношению и к его Таврическим данникам, то есть к Черным Болгарам. Но главное историческое значение его деятельности, конечно, было более важное, нежели разорение и вымогательства; судя по всем данным, этот энергичный князь сильно подвинул вперед объединение Восточно-Славянских племен под властью великого князя Киевского. Он-то и совершил, вероятно, полное подчинение Черных Болгар, так что следующий за ним договор Святослава с Греками (или дошедший до нас отрывок этого договора) уже не упоминает о Черных Болгарах, а говорит прямо о сопредельности русских владений с Корсунской областью.

Но кто были туземцы данного отрывка, несколько зависимые от Греков, а в то же время соседние с князем варваров и подобные ему нравами? Очевидно, это была та часть Черных Болгар, которая обитала около греческих Климатов и находилась под некоторым влиянием Греков, хотя и не успела еще проникнуться большим сочувствием к их обычаям, а сохраняла обычаи, сходные с другой частью того же племени, то есть с Руссо-Болгарским элементом в Тавриде. Мы едва ли будем далеки от истины, если предложим в этих туземцах тот Фульский язык, который во времена Константина и Мефодия хотя исповедовал уже христианскую религию, однако еще поклонялся своему священному дубу и соблюдал прежние языческие обряды. По всей вероятности, и лет 70 спустя, то есть во время Игоря, этот народ еще не далеко ушел в усвоении христианских нравов и все еще по своим понятиям и образу жизни был ближе к своим соплеменникам (также отчасти принявшим крещение), нежели к Грекам или к соседним Готам; последние уже во время Юстиниана I отличались преданностью христианству и были союзниками Греков против Утургуров-Болгар. Малая симпатия к греческому господству и особенно племенное родство с Русью, конечно, увлекли Фульских туземцев на сторону Русского князя в войне с Греками2 . Последние, как известно, старались привлекать на свою сторону соседних варваров, обращая их в христианство или склоняя их подарками. Очень может быть, что греческие интриги между Таврическими Болгарами не остались без влияния на какие-либо их попытки к отпадению от Русских князей, что, в свою очередь, могло послужить поводом к жестокому наказанию и окончательному подчинению этих Болгар, а также и к войне с самими Греками. Во всяком случае склонная к интригам византийская политика, умевшая сеять раздоры между соседями, очень хорошо всем известна. То, что автор отрывка говорит о награждении его областью и о доходах, назначенных в его пользу из собственных земель неприятельского князя, отзывается неточностью донесения, то есть некоторым хвастовством. Конечно, тут надобно разуметь возвращение какого-либо клочка земли, занятого варварами во время войны, и обещание помогать хлебом и скотом, в которых Греки нуждались и которые у варваров были в изобилии. Указание отрывка на доходы неприятельского вождя с собственных земель, конечно лежавших по соседству, свидетельствует, что Русский князь не впервые только пришел и покорил соседнюю страну, но что дело идет именно об усмирении и окончательном подчинении Черных Болгар. А иначе было бы непонятно, о каких доходах идет речь. Конечно, эти доходы, то есть дани с туземного населения Киевскому князю, уже существовали; впрочем, теперь они могли быть увеличены3 .

Таким образом, по нашему мнению, появление Руси на берегах Боспора Киммерийского восходит собственно к первой половине IX века; но окончательное утверждение здесь Киевских князей и распространение их господства на всю восточную часть Таврического полуострова совершилось не ранее эпохи Игоря, то есть приблизительно во второй четверти X века. В это-то время, как надобно полагать, образовалось здесь то русское владение, которое вскоре сделалось известно под именем Тмутраканского княжества. Русское название Тмутракан (позднее сокращенное Тамань), конечно, есть только видоизменение греческого имени Таматарха. А последнее в свою очередь произошло от слитного названия Матарха или Метраха с членом ta. В церковном уставе Льва Философа - следовательно, IX века - в числе архиепископий, подчиненных Константинопольскому патриарху, на 39-м месте упоминается ta Meraca. Константин Багрянородный, у которого впервые встречается слитное название Tamatarca, рядом с ним употребляет и название простое, то есть Matarca. Затем в источниках находим следующие варианты этого названия: в средневековых еврейских надписях - Материка, у Нубийского географа Метреха, у Арабов и Генуэзцев XII века - Матерха, у Рубруквиса - Матрека и Матрага, и пр.

Таким образом, на месте Фанагории древних писателей и Фанагурии Прокопия и Феофана встречается у Константина Багрянородного Таматарха или Матарха. Но в период времени между Феофаном и Константином в странах Азовско-Черноморских совершились довольно важные перемены. Хазарское могущество было сломлено восстаниями некоторых покоренных племен, а также усилиями двух соседних народов, Печенегов и особенно Руссов. Последние своими судовыми походами в Азовское  и Каспийское  море нанесли  сильные удары Хазарскому государству и уничтожили его господство на берегах Киммерийского Боспора, где и основали  свою собственную колонию.  Печенеги долгое время теснили Хазар с севера и опустошали их области; наконец, стесненные, в свою очередь, союзом Хазар и Узов, они устремились на западную сторону Дона и нахлынули на черноморские степи, занятые дотоле племенами Угров и отчасти Кабаров. Угро-Кабары не выдержали этого нашествия и двинулись далее на запад в Дунайские равнины. Некоторая часть Печенегов осталась в своих прежних жилищах за Доном и Волгой, в соседстве с Команами; но большая часть их орд заняла огромное пространство от нижнего Дуная до нижнего Дона. Византийское правительство с помощью золота и ловкой политики не замедлило воспользоваться этими варварами, чтобы  сдерживать своих  соседей  как на Балканском полуострове, так и в Черноморских владениях, то есть Болгар, Руссов и Хазар. Впрочем, Печенеги служили орудием обоюдоострым, то есть за плату и добычу давали вспомогательные дружины и тем, которые  воевали с  Греками, например Русским  князьям. Этот варварский народ, в свою очередь, внес еще большее разорение и запустение в Черноморские области и расширил там господство степной природы. Он также начал затруднять Днепровской Руси ее связи с берегами Азовского и Черного морей. Но он далеко не отрезал Русь от этих берегов,  как отрезали впоследствии более многочисленные и еще более дикие варвары, то есть Половцы и Татары.