Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков - Александр Иванович Яковлев

ЦК РКП(б). Церковь оказалась для большевиков таким же принципиальным и опасным врагом, как монархический строй, капиталистические отношения, свобода слова и совести.

Летом 1921 года на Россию обрушилось огромное стихийное бедствие – засуха. Голод поразил 34 губернии Поволжья, Приуралья и юга Украины, 20 миллионов голодали, сотни тысяч людей умирали от истощения, случаи людоедства исчислялись сотнями. Церковь первой в стране приступила к оказанию помощи голодающим, причем растерявшаяся власть позволила это. Вскоре в Кремле спохватились и сообразили, что наконец-то могут нанести по Церкви сильнейший удар. По всей стране по команде ЦК РКП(б) была начата кампания по изъятию церковных ценностей якобы на помощь голодающим. «Якобы», потому что в послании Патриарха разрешалось жертвовать некоторые предметы церковного убранства и утвари, изготовленные из драгоценных металлов или украшенные драгоценными камнями, но не имеющие богослужебного значения. Власть же отнимала все. Церковный народ возмутился. Прошли волнения в Москве, Смоленске, Калуге… В городе Шуе 17 марта 1922 года верующие не допускали комиссию по изъятию ценностей в храм, тогда призванные красноармейцы открыли стрельбу из пулеметов и винтовок. Было убито 5 человек и ранено 15. Возмущенные рабочие двух ткацких фабрик объявили забастовку. Стало ясно, что народ не поддерживает борьбу против Церкви. 19 марта ЦК РКП(б) шифротелеграммой предупредил все партийные комитеты о «временной приостановке изъятия церковных ценностей» (19, кн. 1, с. 130–139).

19 марта 1922 года В. И. Ленин направил В. М. Молотову строго секретное письмо с указанием «ни в каком случае копий не снимать», и это письмо в течение семи десятилетий было важной тайной Советского государства. Вождь откровенно писал: «По поводу происшествия в Шуе, которое уже поставлено на обсуждение Политбюро, мне кажется, необходимо принять сейчас же твердое решение в связи с общим планом борьбы в данном направлении… для нас именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на

полный успех разбить неприятеля на голову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь подавлением какого угодно сопротивления… Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности… совершенно немыслимы. Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и в несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь. Все соображения указывают на то, что позже сделать нам этого не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечивал нам сочувствие этой массы, либо, по крайне мере, обеспечил бы нам нейтрализирование этих масс… Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый краткий срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут… Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий… процесс против Шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим, [должен быть] проведен с максимальной быстротой и закончиться не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности, также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров. Самого Патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя он, несомненно, стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были как можно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрываемы, именно в данный момент… На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу… [и] провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть проведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать…» (19, кн. 1, с. 140–143).

По всей стране началось небывалое и казавшееся ранее невозможным разграбление Советской властью церковного имущества. Сотни священнослужителей, которые этому препятствовали или просто были неугодны власти своей активностью, арестовывали, сажали в тюрьмы, направляли в ссылку в Сибирь и Туркестан, а также в создаваемый в бывшем северном Соловецком монастыре концентрационный лагерь особого назначения. 25 марта 1922 года в газете «Известия» опубликовали список «врагов народа», в котором на первом месте стояло имя Патриарха Тихона. На Лубянке начались допросы Патриарха.

Невольную услугу большевистской власти оказали бежавшие из Советской России архиереи во главе с митрополитом Антонием (Храповицким). В ноябре 1920 года в югославском городе Сремски Карловцы они призвали к восстановлению монархии Романовых и побуждали европейские правительства к вооруженной интервенции в Россию, что стало предлогом для обвинения всей Русской Церкви в «контрреволюционности».

В мае в Москве и в июне в Петрограде прошли «процессы церковников», на которых девять человек были приговорены к смертной казни за якобы имевшее место «противодействие изъятию церковных ценностей», в их числе в Петрограде – святитель Вениамин (Казанский), митрополит Петроградский, архимандрит Сергий (Шеин), Юрий Новицкий и Иван Ковшаров, а в Москве – протоиерей Александр Заозерский, иеромонах Макарий (Телегин), Михаил Розанов, Василий Вишняков и Анатолий Орлов. Накануне расстрела в предсмертном письме митрополит Вениамин писал: «В детстве и отрочестве я зачитывался житиями святых и восхищался их героизмом, их святым воодушевлением, жалел всей душой, что времена не те и не придется переживать, что они пережили. Времена переменились, открывается возможность терпеть ради Христа от своих и от чужих. Трудно, тяжело страдать, но по мере наших страданий избыточествует и утешение от Бога… Я радостен и покоен, как всегда. Христос – наша