Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков - Александр Иванович Яковлев

решительные перемены в порядке богослужения, за перевод его на русский язык, за полную демократизацию церковного управления. Отсутствие внутреннего единства отчасти ослабляло Церковь и вызывало в памяти слова апостола: время начаться суду с дома Божия… (1 Пет. 4, 17).2

Перемены начались уже в марте 1917 года, после победы «бескровной» Февральской революции и отречения императора Николая II. Новая власть ужесточила свое отношение к Православной Церкви.

Революционный обер-прокурор Святейшего Синода В. Н. Львов бесцеремонно вмешивался в чисто церковные вопросы, а когда члены Синода с ним перестали соглашаться, то были отправлены в отставку. Решением Временного правительства церковно-приходские школы были изъяты из ведения Церкви, в школах и гимназиях запрещено преподавание Закона Божия, а закон о свободе совести декларировал свободу религиозного самоопределения для каждого гражданина по достижении 14-летнего возраста. Взамен христианских ценностей детям предлагалась свобода, свобода всех во всем и от всего, полное отвержение не только старого строя, но и всего традиционного уклада жизни. Для большинства вседозволенность оказалась роковым, непреодолимым искушением. Миллионы русских людей в той или иной степени поддались обольщениям соблазнителей и возжелали одни – немедленного обогащения, другие – быстрого уравнивания всех людей ради создания рая на земле, третьи – своей полной самореализации без всяких преград, четвертые – не ограниченной ничем воли…

Достойно внимания, что в самом начале революционной смуты, 2 марта 1917 года в селе Коломенское под Москвой была чудом явлена Державная икона Божией Матери как утешение и призыв к верности Христу.

В те дни начался процесс распада империи как единого государства, развал всей системы управления и хозяйственной жизни, что отразилось и на положении Церкви. Рухнули ослабевшие моральные устои. «В деревнях грабежи и разбой, в уездах погромы помещичьих усадеб и убийства помещиков. Случалось, что в праздник деревня отправлялась в церковь, а после обедни всем миром грабила соседние усадьбы» (50, с. 265). После отказа государства от прямой поддержки и защиты Церкви, увы, отношение к ней у многих людей изменилось. Многие храмы опустели. На фронте к причастию стали подходить не более 10 % солдат, хотя раньше причащались все. Дезертиры с фронта и просто грабители разрушали монастыри и храмы, издевались над священнослужителями, оскверняли святыни.

Революционный восторг затуманил головы многим. По воспоминаниям митрополита Евлогия (Георгиевского), в первые революционные дни в Житомире одни люди ликовали, другие рыдали: «Иеромонах Иоанн, несмотря на пост, приветствовал меня: “Христос Воскресе! Христос Воскресе!” – а в ответ на мои увещания быть более сдержанным возразил: “Вы не понимаете!.. С первых же дней против меня началась травля…” – владыка считался убежденным монархистом» (50, с. 263).

Тем не менее изменившиеся условия жизни позволили православным верующим и священнослужителям вернуться к соборной форме управления церковной жизнью. 15 августа 1917 года, в праздник Успения Пресвятой Богородицы, в Успенском соборе Московского Кремля открылся Всероссийский Поместный Собор, канонически высший орган церковного управления, ожидаемый православными людьми более 200 лет. Перед участниками собора стояло много сложных вопросов внутрицерковной жизни, но их можно было свести к одному: как жить Церкви без поддержки государства? «Свободная печать» без всяких на то оснований объявила Собор «контрреволюционным», а всех его участников – «монархистами». Но власть либеральных демагогов оказалась слабой и лишенной широкой народной поддержки, а потому и была сметена в результате большевистского переворота.

В Москве шли бои между юнкерами и красногвардейцами, пушки били по Кремлю, в котором продолжались заседания Собора.

Неожиданно для многих основным вопросом стал вопрос о главе Церкви. После принятия решения о восстановлении патриаршества 5 ноября 1917 года из трех кандидатов путем жребия Патриархом Московским и всея России был избран святитель Тихон (Беллавин, 1865–1925), митрополит Московский.

По получении этого известия святитель Тихон сказал: «Конечно, беспримерно мое благодарение ко Господу за неизреченную ко мне милость Божию. Велика благодарность и к членам священного Всероссийского Собора за высокую честь избрания меня в число кандидатов на патриаршество. Но, рассуждая по человеку, могу многое глаголать вопреки настоящему моему избранию. Ваша весть об избрании меня в Патриархи является для меня тем свитком, на котором было написано: плач, и стон, и горе, и каковой свиток должен был съесть пророк Иезекииль (Иез. 2,10; 3,1). Сколько и мне придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне патриаршем служении, и особенно в настоящую тяжелую годину!.. Отныне на меня возлагается попечение о всех церквах российских и предстоит умирание за них во вся дни. А к сим кто доволен, даже и из креплих мене! Но да будет воля Божия! Нахожу подкрепление в том, что избрания сего я не искал, и оно пришло помимо меня и даже помимо человеков, по жребию Божию. Уповаю, что Господь, призвавший меня, Сам и поможет мне Своею всесильною благодатию нести [3] бремя, возложенное на меня, и соделает его легким бременем. Утешением и ободрением служит для меня и то, что избрание мое совершается не без воли Пречистой Богородицы… Да прострет же Она – Многомощная – и мне, слабому, руку Своей помощи и да избавит и град сей, и всю страну Российскую от всякой нужды и печали» (198, с. 34).

Большевики начали наступление на Церковь с первых дней своего пребывания у власти, рассчитывая разгромить ее одним ударом. 24 декабря 1917 года было объявлено о переходе всех духовных академий, семинарий и училищ под контроль Наркомата просвещения, 31 декабря – о введении гражданского брака вместо церковного, 20 января 1918 года опубликован Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви.

Формально этот декрет свидетельствовал лишь о светском характере государства, его второй и третий пункты запрещали «издавать какие-либо местные законы или постановления, которые бы стесняли или ограничивали свободу совести… Каждый гражданин может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой» (147, с. 29). Фактически же декрет (написанный высокообразованным юристом М. А. Рейснером) означал объявление войны Церкви. Большевики понимали, что если они хотят окончательно покончить со старым режимом, то мало разгромить самодержавную власть как государственный и политический институт; прежде и важнее того – подорвать саму основу, на которой стояла Россия и развивалась народная жизнь, – Православную Церковь.

Согласно пунктам восьмому и девятому оформление актов рождения и брака переходило в ведение административных органов; школа отделялась от Церкви, причем было заявлено: «Преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях… не допускается». В заключительных, двенадцатом и тринадцатом, пунктах декрета объявлялось: «Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют. Все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ объявляются народным достоянием» (147, с. 29–30).

Церковь