Решала - Владимир Геннадьевич Поселягин

как ты, малец?

– Непонятно.

– Как зовут-то? А то вчера вечером принесли, и спросить не у кого. Санитары не знали.

– Не помню, – после некоторого раздумья ответил я. – А где я?

– Что, совсем имени не помнишь? А кто ты и откуда?

– Тоже не помню, – также после небольшой паузы ответил я и повторил: – Где я?

– Ай-яй-яй, как плохо-то. Да, травма головы – это та ещё проблема. И не такое бывает.

«Вот тупой толстяк, на простой вопрос ответить не может!» – вспышкой разозлился я, но быстро успокоился. Всё равно узнаю.

Пришла медсестра, и ей тут же сообщили о моей потере памяти. Она сначала меня уложила, потом опросила, сунула мне градусник и ушла, сказав, что скоро придёт врач.

Минут через пять действительно вошёл врач, молодой и сонный, похоже, с ночного дежурства: остальные-то на работу ещё только подтягивались. Первым делом он забрал у меня градусник и глянул на него, после чего осмотрел меня, опросил и вышел, сказав, что чуть позже меня осмотрят ещё раз.

Единственным плюсом его прихода для меня стало то, что я наконец узнал, что сейчас тысяча девятьсот шестьдесят первый год. Ну, в принципе, обстановка соответствует. То, что я опять попал в семилетнего, было видно по рукам, ногам и телу – не ошибёшься. И что у меня за имя, я тоже догадывался, а врач подтвердил мои догадки, назвав меня Терентием. Видимо, в больничном листе посмотрел. Вот такой круговорот.

А вот где я нахожусь, в каком городе, в чьего ребёнка попал – это всё неизвестно. Настораживало отсутствие матери. Любая мать, если ребёнок пострадал, будет караулить у кровати, спать на стуле, но не покинет его. Какие-то нехорошие симптомы. Не в сироту ли я попал?. Не детдомовский ли у нас Терентий?

Впрочем, если сирота, то для меня даже хорошо. Ведь если есть семья, то ребёнок там – бесправное существо, несмотря на все его взбрыкни. Всё за него решают родители. А вот в детдоме есть варианты. Там часть времени дети предоставлены сами себе, и взрослеют они куда быстрее.

Тут принесли завтрак, только мне одному, оба соседа ушли завтракать в столовую. Санитарка настояла на том, чтобы покормить меня с ложечки, хотя я сказал, что и сам могу: мол, ей так велели. Ну а через час после завтрака мной занялись сразу несколько врачей, и уже к обеду я узнал, в кого попал.

Пришла женщина, строгая такая, лет сорока, с пучком волос на голове. Видно было, что она любит порядок и дисциплину. Вместе с врачом они в процедурной пообщались со мной. Женщина сообщала факты моей новой биографии, в надежде что я что-то вспомню, а врач, Леонид Семёнович, который был моим лечащим врачом, внимательно отслеживал. Женщина выложила всё, что мне необходимо было знать. И понятно, что я ничего не вспомнил: откуда мне было вспоминать?

Однако рассказ заставил меня задуматься, и сейчас, лёжа на койке в палате, я размышлял. Хотел в Союзе пожить, в московском детдоме устроиться – получи и распишись. В прежней жизни до этого не дошло, в Союз я так и не вернулся, а сейчас мне подкинули исполнение этого несбывшегося в прошлом желания.

Теперь я Терентий Мальцев (фамилию дали в честь какого-то там известного полевода), подкидыш в младенчестве. На бумажке, что была с ребёнком, стояло только имя, написанное красивым округлым женским почерком. Рос в детдоме Москвы. Семь лет, родился предположительно в апреле тысяча девятьсот пятьдесят третьего, в этом месяце его и подкинули. Значит, в апреле мне будет восемь.

Вчера Терентия нашли у гаражей на территории детдома. Он лежал в грязи с пробитой головой, рядом валялся обломок кирпича. Понятно, что кто-то из своих ударил, но кому нужны проблемы? Всё списали на то, что сам упал и ударился. Мне этого, понятно, не сказали, я и так понял. Была в рассказе женщины ещё какая-то мелочовка, о дружках и знакомых Терентия из его возрастной группы. Вот вроде и всё. Не вспомнил.

Да, в этом году у меня начнётся первый школьный год. (Убиться веником! Опять!) Поэтому Терентий со своей группой посещал подготовительный класс, где учился рисовать чёрточки и изучал азбуку. Терентий в этом от сверстников ничем не отличался: писать и читать не умел, учился как все. В общем, обычный малыш.

Знаете, наверное, в этой жизни я не стану выделяться быстрым окончанием школы. Пусть жизнь идёт так, как идёт. И ещё. Я, конечно, море и яхты очень люблю, они, можно сказать, составляют смысл моей жизни (ну не могу я без них!), но хватит: это уже беспредел, четвёртый раз подряд. Максимум теперь, что я себе позволю, – жить на берегу и любоваться морем. Но больше никаких лодок, яхт и тому подобного. Эту жизнь я проживу на суше, и только на суше.

Вот так и ужин пролетел, а там и ночь наступила. Меня осмотрели и сменили повязки на пластырь. Я был очень коротко стрижен, но волосы вокруг раны всё равно выбрили, благо она была небольшой. Меня сводили на рентген, сам шёл. Трусы, майку и брюки мне выдали, а тапки принесла женщина-воспитатель из детдома, Ариадна Ивановна.

Подслушав врача, которому ближе к вечеру принесли снимок, я узнал, что у меня в черепе обнаружили трещину, так что в больнице придётся задержаться. Меня мучили головные боли, ноющие такие, чуть пульсирующие, поэтому я желал побыстрее пройти инициацию и залечить рану. Ну и проверить, что за Хранилище мне досталось.

Поэтому, когда соседи уснули, я подкрался к двери палаты и, чуть приоткрыв её, выглянул. В коридоре за столом сидела дежурная медсестра и что-то читала. Поэтому пришлось вернуться к койке: покидать палату мне запретили, утка стояла под койкой. Кстати, уже появилось желание ей воспользоваться: за ужином я выпил два стакана компота.

Ещё трижды за ближайший час я проверял – сидит. Пришлось стоять у двери, караулить. Наконец, медсестру позвали в одну из палат, и я, воспользовавшись этим, выскользнул из палаты и рванул в сторону процедурной.

Там, рядом с туалетом, была комната с ванной: для каких-то процедур или чтобы мыть больных, часто неходячих. О комнате я узнал от пузана: он находился здесь уже месяц, восстанавливался после операции. Эту комнату посещал уже дважды и жаловался, что тёплой воды нет, а мыться холодной – то ещё удовольствие.

Дверь, как и ожидалось, была закрыта, но для этого у меня был ключ, который я взял со стола дежурной медсестры. Открыв дверь, я вернул ключ на