Разум Вселенной - Александр Студитский

Юрий снова встретился с Зоей, когда уже наметились первые результаты разработки метода. Выяснилось, что антилейкемическая сыворотка может разрушать всю лейкозную кроветворную ткань. Кровь полностью освобождалась от больных лейкоцитов в течение трех дней. Но для этого требовались огромные дозы сыворотки. Инъекциями в мышцы ничего сделать было нельзя. Сыворотку вводили крысам в сосуды через хвостовую вену, заменяя, собственно, всю кровь больного животного три раза на протяжении трех дней. Те животные, которые выживали после этих вливаний, выздоравливали. Но это означало, что для излечения лейкемии у человека требовалось ввести чудовищный объем лечебной сыворотки — не менее двадцати литров.

Стало ясно — необходимо научиться повышать концентрацию ПЛФ в крови животных-доноров по крайней мере в пятьдесят раз. Только это могло привести к решению поставленной задачи. Если только удастся найти такой способ.

— Как дела? — спросила Зоя.

— Работаем, — лаконично ответил Юрий.

Зоя уже знала, что в лаборатории Панфилова решают ту же задачу, что и у Брандта, только другими путями.

— А ты все-таки, может быть, пожалеешь, что ушел от Всеволода Александровича, — сказала она. — И знаешь почему?

— Почему? — спросил машинально Юрий.

— По-видимому, при некоторых условиях нормализация клетки после лучевого поражения с помощью ДНК из здоровой кроветворной ткани возможна.

— Вот как, — равнодушно сказал Юрий, но огорчение, мелькнувшее в глазах Зои, заставило его добавить: — Каким же образом?

Зоя оживилась.

— Представь себе, если облученную крысу обескровить и потом вводить нормальную ДНК, она выживает. В условиях усиленного кроветворения, которое вызывается кровопусканием, ДНК нормализует кроветворную ткань.

— Интересно, — сказал Юрий.

— Это еще не все, — продолжала Зоя. — Если лейкемическую крысу облучить, а потом сделать кровопускание и ввести нормальную ДНК, восстанавливается нормальное кроветворение. Понимаешь? Эту тему вела я с Марией Федоровной Грибуниной. Теперь с нами работает Штейн. И сам Всеволод Александрович заинтересовался.

Зоя переживала радость первой удачи. Юрий понимал, что она так же далека от него, как и раньше. И исходящая от нее теплота выражает только радость первого научного открытия. И какого открытия!

Сидя за микроскопом в лаборатории, Юрий весь день не мог отогнать от себя назойливое воспоминание о своей попытке лечить лучевую болезнь введением ДНК. Он видел в светлом круге микроскопа фигуры деления клеток, находил хромосомы, и воображение немедленно накладывало на них черные точки серебра, какие он обнаруживал на своих препаратах с радиоактивной меткой. Да, введенная ДНК входила в состав хромосом делящихся клеток. Но никакого исцеления лучевой болезни не получалось. Что же вышло теперь у Зои? Как понять полученный ею результат?

Может быть, у него просто не хватило упорства? Может быть, действительно при некоторых условиях введение нормальной ДНК нормализует облученную клетку? Юрий тряс головой, отгоняя эту надоедливую и теперь уже бесплодную мысль, и все-таки она крепко держалась в сознании.

Но спустя несколько дней она перестала беспокоить Юрия. Среди новых партий крыс, зараженных лейкемией, все чаще и чаще после лечения обогащенными сыворотками удавалось наблюдать признаки выздоровления, даже после однократного введения препарата.

Сходный результат получил Перфильев со своими студентами на мышах. Постникову и Авдеевой с группой студентов пятого курса удалось вылечить вирусный лейкоз кроликов. По-видимому, способы обогащения сывороток лечебным фактором оправдывали себя.

Ничего принципиально нового к основному методу, который был разработан в лаборатории Панфилова, эти новые способы не прибавляли.

Идея получения лечебного препарата против лейкемии, как, впрочем, и против любого опухолевого процесса, оставалась незыблемой.

Панфилов и вместе с ним все его сотрудники и все студенты кафедры морфобиохимии хранили глубокую веру в правильность основной идеи. На протяжении трех месяцев сверхнапряженной работы все они — от руководителя до младшего лаборанта — каждодневно убеждались в безграничном могуществе защитных сил организма против любых заболеваний. Юрий навсегда запомнил, как поразила его брошенная на ходу, как бы случайная реплика Панфилова по поводу вирусных и микробных болезней.

— Организм человека? Конечно, сильнее. И вирусов и микробов. А как вы думаете, смог бы остаться на Земле хоть один человек, если бы вирусы и микробы были сильнее его защитных сил? Всеми нашими лекарствами, сыворотками и вакцинами мы ведь только помогаем действию этих защитных сил.

Что же тогда оставалось говорить о немикробных болезнях, «последних непобежденных», как выражался Всеволод Александрович Брандт?

Если организм оказывался вооруженным против внешних врагов — вирусов и микробов, — то, конечно, против разлада в самом себе он должен обладать еще более мощными средствами.

— Только неуч может думать, что наше тело — это как бы свободный союз покровных, хрящевых, костных, мышечных, нервных и иных клеток, — говорил Панфилов. — Показать бы этому чудаку, что иной раз делается с клетками, испытавшими сладость жизни в искусственной питательной среде, вне организма. Пройдет месяц, другой, третий, и культура таких клеток, пересаженная обратно в организм, уже не проявит никакого интереса к своим обязанностям. Клетки будут себя вести паразитами, они полностью одичают. Организм станет для них только средой обитания, которую они используют в своих интересах. Понимаете, что это значит?

— Они сделаются опухолевыми, — ответил Юрий с запинкой. Он хорошо знал об этих опытах, но ему как-то не приходило в голову такое их объяснение.

— Вот именно — опухолевыми. Как только клетки выбиваются из-под контроля защитных сил организма, они неизбежно проявляют свойства, присущие клеткам как таковым. Что это за свойства?

— Злокачественные свойства? — неуверенно сказал Юрий.

— Ну, почему же злокачественные? — возразил Панфилов. — Применить такой термин значило бы смертельно оскорбить наших предков, от которых произошли все наши родичи — многоклеточные животные. Не злокачественность, а агрессивность по отношению к другим клеткам. Одноклеточный животный организм, будь то амеба или инфузория, если не паразит, то хищник или по крайней мере сапробионт, то есть живет за счет других клеток, живых или мертвых. И чтобы многоклеточный организм мог существовать, он в первую очередь должен был подавить в каждой своей клетке эту тенденцию, по крайней мере по отношению к остальным своим клеткам. Вы слышали когда-нибудь об опухолях губок или кораллов? У гидр или медуз?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});