Иллюстрированная история религий - Шантепи Сосей

Тот, кто прошел все четыре дианы и в совершенстве исполнял их, становится святым" (Arhat), "тем, кто заслужил" (нирвану). Приобретение достоинства архата составляет, впрочем, по большей части задачу нескольких существований; при этом подробно описываются различные стадии, через которые человек приближается к святому званию. Sotapanna, "попавшим в поток", называется тот, кто только что вступил на путь святости; его будущее спасение обеспечено, но он должен еще пройти несколько существований; однако в низшие миры (ад, мир призраков, мир животных) он уже более не пойдет. Следующая стадия – Sakadagamiri’a, "однажды возвращающегося" (на землю); у него страсть, ненависть и заблуждение сведены к минимуму. Anagamin’bi не возрождаются больше на земле; только в мире богов им предстоит еще возрождение, и там они достигают нирваны. Но выше их стоят искупленные уже при жизни, которые тотчас достигают нирваны, и это-то и суть архаты. Архат не имеет грехов и заблуждений, совершенно свободен от всяких страстей и желаний, следовательно, и от всякой привязанности к существованию; поэтому он уже освободился от власти кармана, он состоит из одних сканд, которые, таким образом, после его смерти могут уничтожиться без всякого остатка.

Буддийский монастырь

Нравственный идеал буддизма ясно виден именно из прославлений этого состояния святости. Душевный покой есть то состояние, в котором заключается все блаженство, полная независимость от мира, от его забот, его страстей, его мнений. "Будда, – говорит Фосбёлл в своем Introduction to Sutta-Nipata (S. В. E., X, XV), – это монах, который оставил мир и из семьянина сделался безродным странником, потому что от домашней жизни происходит нечистота. У него нет никаких предвзятых мнений, он отбросил всякое философское воззрение и никогда ни о чем не спорит. Он не испытывает ни радости, ни огорчения по поводу чего-либо; у него нет собственности, он отрешился от всякой страсти и желания и не привязан ни к добру, ни к злу. Он спокоен; при всех обстоятельствах он остается неизменным; он безмолвен, как глубокая вода; он нашел мир, он знает благополучие, состоящее в этом мире, он достиг бессмертного мира, неизменяемого состояния нирваны". Таким образом, душевный покой Будды столь полон, что он состоит в абсолютном равнодушии не только ко всякому наслаждению и страданию, но и к добру и злу; свою собственную жизнь он презирает так же, как и благополучие и богатство.

Его отношение к другим существам, животным и растениям, так же как и к людям, является самоотверженным благоволением. Нежная симпатия ко всему живущему присуща буддисту; он не должен никого убивать, никому вредить, ни к кому относиться с гневом или со злобою, так как вражда никогда не прекращается враждой; вражда прекращается любовью, таково древнее правило; впрочем, слово, которое мы переводим как любовь, правильнее, пожалуй, передать словом "невражда"; примеры этой добродетели, которые упоминаются, имеют тоже отрицательный, пассивный характер: такой-то не мстил за обиду, а другой снес несправедливость или на грубые слова отвечал кротко. Даже сострадание холодно, да иного и нельзя ожидать там, где так громко прославляется апатия. Матери, которая горюет об умершем сыне, Будда не может предложить иного утешения, как послать ее в другие семьи, чтобы она убедилась, что в каждой семье есть свое собственное горе и что "мертвых много, а живых – мало".

При всем самоотречении по отношению как к самому себе, так и к ближнему у буддийского монаха преобладает, однако, крайне сомнительного свойства сознание собственного достоинства: если он восхваляет серьезность убеждения, бодрость духа, строгость поведения, что все необходимо для спасения, то не забывает при этом похвалить самого себя за серьезную, добрую и строгую жизнь, в особенности же за свою мудрость, свое познание истины, которая возносит его до небес над обыкновенными людьми и делает его выше Брамы и богов. С неменьшей гордостью, чем самый тщеславный стоик, он умеет отличать мудрого человека от глупого: "…как на куче придорожной грязи процветает лотос, полный благоухания и отрады, так и ученики совершенного сияют своею мудростью среди тех, которые подобны грязи, среди людей, блуждающих во тьме".

Это высокомерие монах сохраняет также и по отношению к членам общины. Вопреки первоначальным взглядам Будды уже во время его жизни в общину стали приниматься миряне, причем последние, сохранявшие свое светское звание, и до сих пор еще лишь из милости состоят наряду с орденом монахов, хотя они уже составляют большинство буддистов. Поскольку мирянин может надеяться достигнуть лишь низшей цели, высшая награда для него то, что в ближайшем возрождении он будет монахом и таким образом приблизится к нирване, постольку же на нем лежит и меньшее число обязанностей, чем у монаха, так что в буддийской этике нужно проводить строгое различие между нравственными законами для монахов и теми, которые нужны лишь для мирян.

Мораль буддизма представляется нам отчасти в виде различных школьных наставлений, которые так разработаны, что не без основания говорится о методизме и казуистике буддизма, отчасти же в виде прекрасных правил и трогательных рассказов. В этой морали не следует искать оригинальности; здесь также в буддизм перешло много общего индийского достояния. Если мы обратимся к отдельным предписаниям, то самые важные мы находим собранными в декалоге (Дазасила), который, впрочем, содержит в себе немного нового. Первые пять запрещений состоят в следующем: не убивать никакого живого существа, не красть, не нарушать супружеской верности (для монахов вообще не касаться женщины), не говорить неправды, не пить горячительных напитков. Пять следующих касаются только монахов: они запрещают еду в неустановленное время, участие в светских удовольствиях, употребление нарядов и благовоний, мягкую постель, принятие денег. В другом несколько отличном от этого декалоге грехи разделяются на плотские, словесные и мысленные. В отдельных случаях эти предписания разработаны весьма казуистически. Также для отношений между родителями и детьми, учителями и учениками, между мужем и женой, между друзьями, между господами и рабами, монахами и мирянами дается по пяти или по шести правил для той и другой стороны. Что буддийская мораль имеет много различных сторон, это ясно вытекает, между прочим, из приписываемого Будде многократного увещания соединить воедино Самадхи (самоуглубление), Панна (мудрость) и Сила (справедливость) – триаду, которую Рис Давид сравнивает с христанской верой, разумом и делами. Но всего важнее отношение активной стороны нравственной жизни в буддизме к ее пассивной стороне. История прежних существований Будды, равно как и других буддийских святых (Пурна, Кунала и др.), содержит трогательные черты благожелательности, сострадания, милосердия, участия, кротости, благодеяний и любви; также Дхаммапада и другие сочинения прославляют такого рода добродетели: любовь, которая побеждает ненависть, и т.д. Но, с другой стороны, ценность этих заслуг ставится невысоко. Они, пожалуй, полезны, но только на более низкой, подготовительной ступени; если бодисатва проявляет их, то у Будды их уже более нет; даже признавать эту деятельную нравственность за высшую считается прямо ересью. Так как буддизм почти исключительно дает запрещения и никаких положительных заповедей, то для настоящего святого, для монаха, нравственность имеет чисто отрицательное значение; всякое действие является оковами, от которых он уже свободен; чем более он похож на мертвеца, тем он ставится выше. Если буддийская мораль и имеет некоторые прекрасные стороны благодаря той ревности, которую она, заботясь о собственном блаженстве, обнаруживает в борьбе с искусителем Марой, равно как благодаря учению о добродетели, которое она проповедует словом и примером, то она имеет и свои темные стороны, выражающиеся в низкой оценке этой добродетели, а равно и всех общественных отношений и всякой активной нравственности. Необходимые следствия этого – отсутствие положительного чувства долга, презрение к труду, к женщине и ко всем условиям земной жизни. Задачей человека является не то, чтобы занять известное положение в мире, но чтобы бежать от мира. Эта отрицательная мораль имеет такое решающее значение для сущности буддизма, что нет ни малейшего основания разделять мнение Эд. Гарт-манна, будто этот ее характер может вполне сгладиться, и ожидать в будущем от буддизма полезного содействия к достижению положительных целей человечества.

Община

"Тройное сокровище", Тиратна, – так буддизм часто называется своими последователями, – сообразно трем опорам, или твердым пунктам, которые они находят в религии: Будда, Дхамма, учение, и Самга, община. Если мы, рассмотрев Будду и Дхамму, обратимся теперь к Самге, то прежде всего должны припомнить, что община Будды есть орден нищенствующих монахов. Настоящий буддист отрешился от мира если не для того, чтобы жить отшельником в абсолютном уединении, то чтобы примкнуть к монашеской конгрегации. Самое обычное имя, которое он носит, – это Bhikkhu, "нищий", что менее удачно переводится словом "духовное лицо", чем словом "монах, член ордена". В условиях и правилах ордена опять нет ничего такого, что было бы совершенно чуждо индийской жизни. Круг сынов Шакиев был похож на школу, которая собиралась около какого-нибудь знаменитого брахмана, и даже о набожных отшельниках (Самана, Санниа-зин или как бы они ни назывались) нам уже много раз приходилось упоминать, говоря о временах, предшествовавших буддизму. Но в буддизме прежде всего была та особенность, что ученики даже после смерти своего учителя оставались объединенными без всякого видимого центрального пункта. У Будды не было преемника, следовательно, община не имела главы. Постоянное духовное присутствие личности учредителя может действовать в качестве мотива индивидуального благочестия, но Будда продолжает жить только в проповеданном им учении; являясь его последователями, монахи сами себя спасают; свет свой они несут в себе самих. Таким образом, в этом монашеском ордене нет никакой централизации. Никто не имеет руководительства целым; монахи, находящиеся в одном месте, действуют сообща; в крайнем случае, живущие по соседству образуют диоцезы, но дело не доходит до более широкого объединения. Высшим авторитетом в ордене остается слово Будды, и, благодаря обычной фикции, даже позже введенные правила приписываются ему. К числу многих условий, необходимых для успеха ордена, на которые указывает Магапариниббана-Сутта, принадлежит привязанность к заведенным издревле порядкам, стремление крепко держаться тех учреждений, которые установлены Буддой.