Третий брак - Костас Тахцис

вознести хвалу Господу за избавление от гестаповцев, а уже пора было бояться собственных убийц, которые были в десять раз хуже, как говорится в пословице: бей своих, чтобы чужие боялись…

«И что же, только потому, что они последователи капиталистов и не понимают свою выгоду, – говорила я Петросу, – нужно всех их под нож пустить? Только вот не надо мне тут петь песни про французскую революцию, – вопила я, чуть из штанов не выпрыгивая, когда он мне начинал сызнова свои измышления. – И я тоже читала учебник истории. Во время французской революции на гильотину отправили аристократов. Простому народу никто головы консервными ножами не отрезал. Вот посмотришь, – продолжала я, – вот ты и вот я, и я тебе обещаю, народ от вас отойдет из-за всех этих ужасов, которые вы тут устраиваете, и движение ваше захлебнется в той крови, которую вы пролили, и все эти моря крови будут пролиты напрасно. Только смотри, голубчик, – вздыхала я, – не подставляйся слишком сильно, чтобы тебя никто не приметил, когда времена переменятся, тебе уже не выкрутиться…» – «А за каким чертом ты у меня сестричкой числишься? – хохотал он. – За спасением я приду к тебе». Это все были шуточки. Но он даже представить себе не мог, что настанет день, и очень даже скоро, когда я и в самом деле его спасу.

Как-то днем он зашел домой ополоснуться и переменить белье. Мы уже неделю его не видели и не знали, что и думать, жив он, мертв. В те дни на улицах постоянно вспыхивали драки. Афины поделили на две части. В одной засели эласиты, в другой – англичане и национальная гвардия. Мы же оказались ровно посередине. В одних домах окопались эласиты, в других – националисты, и днем и ночью трещали выстрелы. И пока он перебежками перемещался от двери к двери, чтобы добраться до дома, вдруг почувствовал острую боль под коленом, потерял равновесие и упал. Еле вполз в какую-то дверь, и когда прекратилась перестрелка, его нашли жильцы, которые, к счастью, оказались знакомыми дяди Стефаноса, так что они погрузили его на повозку, найденную у лавки зеленщика, и отвезли в клинику Геруланоса. Потом пришли к нам домой и все нам рассказали.

Как раз в те дни тетя Катинго не вставала с постели из-за пневмонии. Дядя Стефанос сильно сдал в последние несколько лет, с трудом ходил, еле передвигая ноги. Такиса мы не видели уже недели три. Он позвонил Дейонам, чтобы те нам передали, что у него все хорошо и что он живет в гостинице «Grand Bretagne». Его временно откомандировали в штаб Скоби как англоговорящего. «Ни отцу, ни матери ни слова, – предупредила я Ирини, которая от ужаса была как потерянная. – Надевай пальто и бежим в клинику, посмотрим, что там действительно случилось…» Слава богу, ничего такого ужасного, чего мы себе навоображали, не было. Пулю ему удалили, к несчастью, кость была разбита вдребезги. И хуже всего было то, что во всей клинике не наскреблось даже пригоршни гипса, даже чтобы посмотреть на нее. «Господи, пресвятая Богородица! – возопила я, адресуясь к сестре. – Да может ли такое быть, чтобы во всех Афинах вовсе не было гипса?» Она покачала головой. «Конечно, какой-нибудь найдется, – говорит она мне, – но до тех пор, пока держится такое положение, мы ничего не можем сделать. У меня семь больных с переломами, и все на наркотиках…» Я подумала было, не кинуться ли домой и не найти ли Каллиника, у него была стройплощадка. Когда-то он был большим другом покойного Андониса. Но когда медсестра объяснила, что требуется специальный гипс, я приуныла. И только было я повернулась уйти, как меня озарило: «Может, подойдет гипс, из которого делают статуи?» – спросила я у нее. «Этот подойдет, – отвечает, – но где же вы его сейчас отыщете?..»

Я хватаю Ирини под руку, и мы выносимся наружу, туда, сюда, и уже бежим в Колонаки. На улице Асклепиу нас остановили гвардейцы. «Хальт!» – говорят. Обыскали сумку и пощупали хорошенько и спереди, и сзади, якобы чтобы найти оружие. «И куда же вы, девочки, собрались?» – спрашивают. Обычно они разрешали людям ходить в Колонаки за покупками – еда была только там. Но после захода солнца проход был запрещен, а тем временем уже начало смеркаться. «Да ладно, ребята, – взмолилась я, – не заворачивайте нас назад! Мы что, похожи на этих соратниц?» – и рассказала им, из-за чего весь сыр-бор. Один из них засмеялся. Ему это показалось смешным. «Ну ладно, идите! – говорит. – Но чтоб даже священнику в этом не признавались…»

Приходим мы к дому Афины, стучим в дверь. Она жила на улице Спевсиппу. Мы познакомились у Клио. Была картежницей, каких мало. Ее мужа я не знала, но слышала, будто он был скульптором и преподавателем в Школе изящных искусств. «Да ты блаженная просто!» – говорит она мне, когда мы уселись в гостиной и я объяснила ей, в чем дело. Она была очень жизнерадостным человеком и очень смелой. По ней сразу было видно, что она наслаждалась и продолжает наслаждаться жизнью. Не была таким жвачным животным, как я. «Ну что ж, золотце, – проговорила она, вытащив изо рта сигарету с длинным мундштуком, – Телис – сокровище, но попробуй только влезть в его мастерскую. Да он меня даже внутрь не пускает, а когда я посылаю служанку подмести, так стоит у нее над душой как цербер, не дай бог к чему прикоснется». – «А ты не входи, – говорю я, – я сама зайду!» – «Ну да, конечно, – она недовольно на меня посмотрела, – но ведь ему может понадобиться весь тот гипс, который у него есть. Позавчера он сказал, что начал новый барельеф». – «Да помилуй, Афина, – еле выговорила я, – до барельефов ли теперь? Ты же женщина, ну сама подумай. Единственная наша задача в этих условиях – выжить. А потом уже дойдет и до барельефов. Люди гибнут! – говорю я. – Я без гипса не уйду. Сяду на пол, пока тебе это не осточертеет». Она слегка поморщилась, но что делать, не могла отказать. Отвела нас в мастерскую своего мужа, мы нашли большой пакет, и я нагребала полные пригоршни гипса из мешка и перекладывала в пакет. На мне была чернобурка, и в один миг я стала похожа на мельника в муке.

Мы положили пакет в сетку и отправились обратно, чтобы успеть вернуться в клинику. Но едва дошли до улицы Сина, услышали грохот от разрыва гранаты. «Давай-ка мы отложим это до завтра», – говорю я Ирини. Мы поднялись к Французскому институту, срезали через сосновую рощу возле Айос Николаос и вернулись домой.

Назавтра с утра пораньше я оставила