Ленинград. Дневники военных лет. Книга 2 - Всеволод Витальевич Вишневский

слухи о том, что Балтийский флот почти погиб при переходе из Таллина.

Ужин. Теплые душевные приветствия, тосты за меня, за С. К. Словом, два хороших «застольных» часа. Все оживились, — был весь коллектив газеты. Разогрелись! Мой ответный тост: «Вперед, друзья! К победе — она близка!»

По притихшей ночной Москве (с полупритушенными фонарями) возвращались в гостиницу…

19 декабря 1943 года.

С утра (неразлучные и здесь) — Н. Чуковский и Л. Успенский. Рассказал им по ленинградской традиции об обстановке, некоторые новости.

Зашел Н. Тихонов (тоже живет в «Москве»), Он сосредоточен, замкнут — с ним в последнее время какие-то перемены… Нет прежнего рассказчика. Я давно не слышал его смеха. Горько сожалели о том, что мы оба — в такой ответственный для Ленинграда момент — отозваны в Москву.

С фронта — сведения о прорыве в Невельском районе…

20 декабря 1943 года.

Звонки из ПУРа, из Высшей партийной школы ЦК — запросы о выступлениях. Прошу отложить на январь.

Весь день работал с Таировым. Другой режиссер — другие замыслы, решения. Все же я вижу, что, не пережив блокаду Ленинграда, ему многого не понять…

21 декабря 1943 года.

Сегодня день моего рождения — мне 43 года.

Не успеваю вести записи.

В 9 утра был на бюро Краснопресненского райкома. Сделал двухчасовой доклад о Балтике и о Ленинграде.

Район на хорошем счету, начали машиностроение для мирных нужд, план выполняют. Людей теперь узнали по-настоящему — не по анкетам…

Вечер провели вдвоем с С. К. Никуда не хотелось идти, никого не хотелось позвать… Вспоминали наш домик, ленинградских друзей. Как-то там дела на фронте?

22 декабря 1943 года.

(Два с половиной года войны.)

Говорят о том, что 17 декабря началось наше наступление на Ленинградском фронте. (А мы — здесь!)

Жестокие обстрелы Ленинграда и Кронштадта.

Упорные бои на кировоградском, коростеньском, жлобин-ском и других направлениях. Прорыв южнее Невеля расширяется…

В 7 вечера поехали с С.К. в «Правду». Нас просили выступить там на встрече с узбеками — писателями и деятелями искусств. Очень теплая встреча с Гафуром Гулямом — самородок, прекрасный узбекский поэт, академик. Подошел ко мне, поцеловал:

— У меня убит сын под Москвой и шестнадцать человек из моего рода на войне… Я переведу твои статьи и перепишу их красивым тонким почерком (!).

Мы рассказали товарищам о Ленинграде. Пусть и в Узбекистане узнают о нашем городе от очевидцев.

Вечером встретился с Ильей Эренбургом. Он немного изменился, чуть постарел. По-прежнему много пишет…

— В чем-то мои писания совпали с настроениями в армии, в первую очередь, в отношении немцев.

О войне:

— Думаю, что будут крупные операции в Европе… Видимо, к осени 1944 года. Но немцы упорны, в некоторых частях дисциплина даже укрепляется. Немцы инстинктивно жмутся друг к другу. У нас в армии — большие потери. Фронтовики много поняли, выстрадали. А в тылу — много чиновников, которые решили всех пересидеть…

Я почти не говорил. Я слушаю и наблюдаю…

Умер Ю. Тынянов. Гроб с его телом — в Литфонде. Лежит обросший бородой, маленький…

23 декабря 1943 года.

Стоят мягкие погоды…

Прошелся по городу. Зимняя занятная толпа. Страшная давка в вагонах метро.

Звонил товарищу Рогову — просил разрешения срочно выехать в Ленинград, но вместо этого… он прислал путевку в дом отдыха (только мне, так как С.К. отказалась, — ей надо лечить отмороженные руки в кремлевской поликлинике и закончить все дела в Москве). А мне придется ехать. Упрямый человек Рогов, но… начальство!

25 декабря 1943 года.

Двадцать девять лет тому назад я ехал в этот день скорым поездом в Варшаву — Ивангород — Радом, убежав из дома в гвардию, на фронт.

Встал в 9 утра, пришла машина. Собрались. Едем на Курский вокзал. Шофер — крепенькая украинская девушка в военной форме — города не знает… У вокзала старики носильщики. За десять — пятнадцать минут работы «скромно» просят «на полкило хлеба», то есть сорок рублей. Толпа обычная — больше женщин, с кульками, мешками и т. д. Подходит электричка… По вагонам бродят нищенки (как будто из XVII века), слепые — поют… Народ подает, кто — что…

За окнами снега и леса. Впервые за войну чувствую какую-то особую тишину, тихие вагоны, тихие разговоры женщин.

— Ну, как живете-то?

— А когда как — когда и хорошо, а когда и плохо…

Надо уметь различать во всем наблюдаемом главные, пока может быть, скрытые, тенденции. Сила нации определилась вполне; социально-экономическая структура выдержала высшее испытание; недостатки также ясны и будут исправлены. Пройдет год, может быть, больше, и начнется экономическое и бытовое переустройство — беспримерное, с привлечением самой совершенной техники. Фактически это будет распространением технического и бытового обслуживания и комфорта от Карпат до Камчатки, с включением всей страны, — всех ее старых, разнообразных, частью отсталых, районов, огромных территорий, — в единую