В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора - Анна Уайтлок

Пропагандистское сочинение Блэквуда, в котором Елизавету в очередной раз осуждали за «распутство», напечатали во Франции и распространяли во всех католических странах Европы.[992] Нападки на Елизавету всегда начинались с ужасных подробностей ее зачатия – лакомого куска для всех противников елизаветинского режима. Блэквуд ссылался на ее незаконнорожденность и на то, что она появилась на свет в результате инцеста, намекая на то, что королева «не только бастард», но также рождена «от тройного инцеста и не имеет права занимать английский трон».[993] Свою развращенность она унаследовала от матери, Анны Болейн, которую Блэквуд называл «hacquenee d’Angleterre» (английской кобылой).[994]

В других сочинениях использовались сходные представления. В 1587 г. напечатали «Английскую Иезавель» (De Jezebelis Anglae), сборник стихов на французском и на латыни, поносящих Елизавету. Стихотворение «об Иезавели» было прибито к двери собора Парижской Богоматери; в нем описывалось, как Анна Болейн спала и с родным братом, и с Генрихом VIII, поэтому неясно, кто из них стал отцом Елизаветы.[995] В Vers Funebres, приписываемом кардиналу дю Перрону, развивалась тема Елизаветы – «чудовища, зачатого в прелюбодействе и инцесте; клыки ее обнажены для убийства, она марает и оскверняет священное право верховной власти и изрыгает свою желчь к небесам».[996] В других стихах утверждалось, что у Елизаветы имеются внебрачные дети, родившиеся от беззаконных связей с членами Тайного совета, особенно с графом Лестером, и что Елизавета намеренно избегает брака, потому что хочет без помех продолжать свои безнравственные удовольствия.[997]

После казни Марии английские католики потеряли лидера, особу, стоявшую за большинством заговоров; тем резче обозначалась испанская угроза. Мария дала Филиппу II Испанскому письменное обещание: если он ей поможет, она завещает ему свои права на английский престол. Сама она так и не стала королевой Англии, но после ее смерти Филипп, таким образом, становился первым католиком в ряду потенциальных наследников. Так как Филипп был потомком Джона Гонта, 1-го герцога Ланкастера, и Эдуарда III, в его жилах текла английская королевская кровь; обладал он и достаточной военной мощью для того, чтобы закрепить свои притязания. Английские иезуиты, Уильям Аллен и Роберт Персонс, вернувшиеся на континент, уговаривали Филиппа начать войну с Елизаветой, и духовник просил Филиппа напасть на Англию, «дабы отомстить за зло, причиненное Богу и миру этой женщиной, превыше всего выразившееся в казни королевы Шотландии».[998]

Глава 42

Внебрачный сын?

В июне 1587 г. на северном побережье Испании нашли потерпевшего кораблекрушение молодого англичанина. Заподозрив в нем шпиона, его арестовали и допросили. Затем его отправили в Мадрид, в дом сэра Фрэнсиса Энглфилда, католика и бывшего советника сводной сестры Елизаветы, Марии I. Позже Энглфилд стал английским секретарем Филиппа II. Подробности допроса изложены Энглфилдом в четырех письмах, которые он позже отправил Филиппу.[999]

Англичанин, чей возраст, по мнению Энглфилда, составлял около двадцати пяти лет, рассказал невероятную историю. По его словам, его звали Артур Дадли. Его вырастил Роберт Сазерн, чья жена служила верной наперснице Елизаветы, «еретичке» Кэт Эшли. Джон Эшли, муж Кэт и хранитель сокровищ королевской опочивальни, назначил Сазерна управляющим одним из домов королевы в Энфилде; именно туда начиная с восьмилетнего возраста увозили Артура каждое лето, а также в то время, когда в Лондоне вспыхивала чума или другая эпидемия. Его учили латыни, итальянскому, французскому, музыке, фехтованию и танцам.

Когда Артуру исполнилось пятнадцать лет, он сказал Эшли и Сазерну, что хочет поискать приключений и уехать за границу. После того как они отказались отпустить его, он украл кошелек с монетами и бежал в порт Милфорд-Хейвен в Уэльсе, где собирался сесть на борт корабля, идущего в Испанию. Однако уплыть он не успел: его арестовали по приказу Тайного совета, вернули в Лондон и препроводили в Пикеринг-Плейс, где жил сэр Эдвард Уоттон. Там, в присутствии сэра Томаса Хениджа, он помирился с Джоном Эшли.

Наконец, четыре года спустя, Артуру дали разрешение поехать за границу солдатом на службе французского полковника де ла Нуя в Нидерланды. Его сопровождал слуга Роберта Дадли. Когда де ла Нуй впоследствии попал в плен, Артур бежал во Францию, но позже вернулся в Англию, узнав о тяжелой болезни Роберта Сазерна. Сазерна он нашел в Ившеме, где тот содержал трактир. На смертном одре Сазерн открыл Артуру подлинные обстоятельства его рождения. Однажды ночью в 1561 г. Сазерна вызвала к себе Кэт Эшли. Она велела ему ехать в Хэмптон-Корт. Там он встретил «леди Харингтон», возможно Изабеллу Харингтон, одну из статс-дам Елизаветы и мать королевского крестника Джона. Изабелла Харингтон передала Сазерну новорожденного мальчика. Ему сказали, что мальчик родился у одной придворной дамы, «которая беспечно обошлась со своей честью», и что, если о произошедшем станет известно, это навлечет «великий позор на всех и в высшей степени не понравится королеве, если она о том узнает». Мальчика назвали Артуром; Сазерну и его жене приказали взять его к себе и воспитать со своими детьми. Они решили, что мальчик послан им вместо сына, умершего во младенчестве. Хотя умирающий Сазерн отказывался сообщить что-либо еще, после настойчивых расспросов, сказав, что хочет очистить совесть перед смертью, он все же признался, что родители мальчика – королева Елизавета и граф Лестер. Затем Артур поехал в Лондон, чтобы расспросить обо всем Джона Эшли. Эшли велел ему никому не повторять то, что рассказал Сазерн, и оставаться вблизи двора, но Артур, боясь, что ему грозит опасность, покинул Лондон и отправился во Францию. Там, как он объяснил Энглфилду, он узнал о замысле герцога Гиза создать Католическую лигу, угрожавшую Англии; он предупредил обо всем Эшли и сэра Эдварда Стаффорда. Вскоре после этого в Гринвичском дворце он впервые увидел Роберта Дадли. Тот отвел Артура к себе и подтвердил, что он – его отец. Дадли «слезами, словами и другими проявлениями» выказал столько любви к нему, что Артур понял: признание Сазерна на смертном одре было правдой.

Уолсингем, которого известили о прибытии Артура, с подозрением отнесся к загадочному юноше и начал расспрашивать его. Артур бежал от двора и сел на корабль, везущий английских солдат в Нидерланды.

В своем письме Филиппу Энглфилд сообщал, что англичанин, по его словам, католик; он участвовал в нескольких заговорах в поддержку католической веры. Он переписывался с курфюрстом Кельнским и папой римским, совершил паломничество в базилику Девы Марии Монтсерратской в Каталонии. В начале 1587 г., узнав о казни Марии Стюарт, Артур решил отправиться в Испанию. Его корабль потерпел крушение в Бискайском заливе, затем его отвезли в Мадрид к Энглфилду для допроса. Он сказал Энглфилду: он считает, что Роберт Дадли злоумышлял против Марии Стюарт и именно поэтому ее приговорили к смерти. Теперь, по его словам, он беспокоился, что агенты королевы Елизаветы разыщут его и убьют, чтобы обстоятельства его появления на свет оставались в тайне. Он обещал королевскому секретарю: если Филипп защитит его, он напишет свою биографию, в которой раскроет подробности своего рождения, и испанцы смогут использовать документ по своему усмотрению.[1000] Рассказ Артура, записанный по-английски, уместился на трех листах бумаги; Энглфилд перевел его для Филиппа на испанский язык. Затем Артура препроводили в замок Аламеда, где допрашивали весь следующий год. Иеронимо Липпомано, венецианский посол в Испании, сообщал дожу и сенату, что молодой человек «выдает себя за сына королевы Англии, однако он у нее в немилости, потому что он католик, и его арестовали».[1001] В другой депеше он назвал Артура «одухотворенным», с «благородной внешностью»; он говорит по-итальянски и по-испански, «хотя его считают шпионом».[1002] Притязания Артура заинтересовали испанское правительство, его разоблачения пришлись на то время, когда Филипп II готовился заявить о правах на английскую корону для себя и своей дочери, инфанты Изабеллы. «Безопаснее всего, – написал Филипп на полях сообщения Энглфилда, – удостоверить его личность и подождать до тех пор, пока нам не будет известно больше». Ни ему, ни Энглфилду не хотелось ничего отдавать на волю случая.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});