Очерки по истории Вселенской Православной Церкви - Дворкин А.Л.

На той же сессии в общение Собора были возвращены Ювеналий Иерусалимский и другие бывшие друзья Диоскора. Конечно, они тоже подписались под томосом папы Льва, и отцы Собора восславили восстановленное единство Церкви. Легаты считали, что на этом Собор должен закончиться. Все подписали вероопределение папы, чего же еще надо? Но тут воспротивилась имперская власть. Если речь шла о подписании томоса, достаточно было бы разослать его по епархиям, а не собирать за казенный счет более 500 епископов. Нужно было четкое и недвусмысленное определение, тем более что недостатки латинской терминологии томоса оставляли простор для всякого рода интерпретаций.

Ряд достаточно тревожных фактов показал, что имперские уполномоченные были правы и будущее не было таким радужным, как казалось большинству присутствовавших. Все предпринятые отцами Собора и имперскими уполномоченными попытки заручиться вероучительным согласием группы авторитетных архимандритов, в том числе и знаменитого сирийского отшельника Варсумы, были безуспешны. Монахов привели на Собор, но они оказались куда менее податливыми, чем епископы: отказались анафематствовать не только Диоскора, но даже и Евтиха. Именно они в ближайшие годы сделались лидерами антихалкидонской оппозиции.

Такое отношение монахов и их заявки на то, что они были единственными подлинными последователями и продолжателями св. Кирилла, вкупе с их отказом отвергнуть евтихианство, ясно показало, что ради сохранения православной христологии – в том числе и наследия св. Кирилла – составление вероучительного определения было насущной необходимостью. Легаты сослались на формальное запрещение Эфесского Собора составлять какой-либо иной символ веры, кроме никейского. После долгих споров было решено составить не символ, а вероопределение (орос).

Это было на пятой сессии Собора, собравшейся 22 октября. Эта сессия была больше похожа на встречу руководящего комитета, чем на пленарное заседание: на ней присутствовало лишь ограниченное число участников – имперские уполномоченные, папские легаты, предстоятели главных Церквей (Константинополь, Антиохия и Иерусалим) и 52 других епископа. Участники рассмотрели предложенный Анатолием Константинопольским проект ороса. Его текст отсутствует в протоколах, но из оживленной дискуссии, последовавшей после его оглашения, мы можем заключить, что в нем содержался термин "Богородица" – что было важным антинесторианским жестом, подтверждающим решения III Вселенского Собора в Эфесе, – и что Личность Иисуса Христа определялась в нем как единство из двух природ, т.е. в согласии с буквой св. Кирилла. Принятие такого текста, скорее всего, удовлетворило бы Диоскора, и раскола удалось бы избежать. Кирилловский характер проекта вызвал возражение друга Нестория и Феодорита Иоанна Германикийского, по всей видимости, отвергавшего термин "Богородица". Но его одинокий голос был подавлен выкриками: "Долой несториан! Пусть Мария письменно будет обозначена Богородицей!"

Гораздо более угрожающим был протест римских легатов: "Если проект не будет согласован до точности с томосом апостольского и блаженнейшего мужа архиепископа Льва, то дайте нам его копию, верните наши верительные грамоты, и мы отбудем в Италию, чтобы провести собор там". Как мы помним, официальная позиция Римской Церкви была такова: все вопросы уже были разрешены в томосе Льва, и никаких последующих вероопределений не требуется. Поскольку имперские представители, чьей главной задачей было обеспечить единство "двух Римов", все же настаивали на принятии ороса, он неизбежно должен был быть приведен в полное соответствие с томосом. Они предложили сформировать из представителей всех сторон новую комиссию, чтобы отредактировать предложенный Анатолием текст. Епископы яростно протестовали против такого решения. Большинство из них было вполне удовлетворено существующим проектом. Уполномоченные вынуждены были отправить доклад императору Маркиану, и уже по его приказу была создана новая комиссия, в которую вошли легаты, Анатолий, шесть епископов диоцеза Востока и по три епископа из диоцезов Понта, Азии, Фракии и Иллирика (всего 23 члена). Комиссия немедленно приступила к работе.

5. Этот эпизод историки интерпретировали по-разному – в зависимости от их взглядов. Апологеты папского верховенства видят в нем убедительную победу римской власти. Представители нехалкидонского Востока всегда отзывались о нем как о трагической капитуляции перед властью папы и императора. Историки, симпатизирующие антиохийской и западной христологии, высказывали недоумение и озабоченность "слепотой" греческого епископата, неспособного понять вопиющую ересь Диоскора, и чрезвычайно высоко отзывались о твердости позиции легатов.

Однако никто из участиков тех событий не воспринимал их в таком упрощенном и огрубленном виде. Ведь все епископы еще на предыдущей сессии подписались под томосом папы Льва. Они понимали это как абсолютно ясное и полное выражение осуждения ими Евтиха и принятия ими формулы двух природ, столь энергично выдвигаемой Львом. Когда имперские уполномоченные задали им прямой вопрос: "За кем вы следуете, за Львом или за Диоскором?", – участники Собора дали такой же прямой и недвусмысленный ответ: "Мы веруем как Лев". Причина, по которой им было трудно принять формулу "в двух природах", а не "из двух природ", заключалась прежде всего в том, что они предвидели опасные последствия такого полного отвержения терминологии, использовавшейся св. Кириллом. Для них, как и для отцов V Вселенского Собора, который состоялся столетие спустя, когда раскол уже был необратим, ни терминология св. Кирилла ("из двух природ"), ни терминология св. Льва ("две природы" после объединения) не воспринималась как независимая или самодостаточная: каждая из них служила лишь для отвержения ошибочных учений, т.е. соответственно несторианства и евтихианства.

Итак, комиссия собралась и всего за несколько часов напряженной работы произвела знаменитую формулу, которая была очень тонко продуманным компромиссом, пытающимся удовлетворить кирилловцев (использование термина "Богородица", единство "в одной Ипостаси"), папских легатов ("познаваемым в двух природах… сохраняется особенность каждой природы") и подчеркивающим тайну Боговоплощения, используя четыре отрицательных наречия ("неслитно, непревращенно, неразделимо, неразлучимо"). Источниками формулы послужили: 1) мирное соглашение 433 г.; 2) 2-е письмо св. Кирилла Несторию; 3) томос папы Льва.

Определение ("орос" – "пспт") никогда не предназначалось для того, чтобы стать новым символом веры, поэтому используемый некоторыми историками термин "Халкидонский символ" некорректен. Орос не предназначался для литургического, сакраментального или "символического" использования – его задача виделась в том, чтобы отсечь как несторианскую, так и евтихианскую ереси. В преамбуле определения такое негативное, антиеретическое намерение его составителей выражено весьма четко и ясно. Приводился полный текст двух символов – Никеи и Константинополя, а затем говорилось, что оба эти символа были "вполне достаточны" для знания истины. И лишь только после такого консервативного и охранительного заявления в оросе даются ссылки на несторианство, евтихианство и письма Кирилла и Льва, написанные "ради установления истинной веры". Упоминание Кирилла и Льва является еще одним отражением убеждения Собора в том, что православная вера была выражена ими обоими.

Халкидонский орос также не предназначался для того, чтобы заменить собой в качестве выражения истинной веры ни письма св. Кирилла, ни томос папы Льва: он, скорее, пытался найти нужные христологические термины для сохранения верности обоим источникам. Те историки, которые (даже сегодня) говорят о том, что отцы Халкидона "отреклись" от Кирилла, совершенно неправы: с таким же успехом они могли бы говорить, что участники Собора "отреклись" от папы Льва (например, когда они провозгласили "ипостасное единство").

Самая главная часть ороса, из-за которой на пятой сессии проходили самые жаркие споры, звучит так:

"Итак, следуя за божественными отцами, мы все единогласно учим исповедовать Одного и Того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, Совершенным по Божеству и Его же Самого Совершенным по человечеству; подлинно Бога и Его же Самого подлинно человека: из разумной души и тела. Единосущным Отцу по Божеству и Его же Самого единосущным нам по человечеству. Подобным нам во всем, кроме греха.

Прежде веков рожденным из Отца по Божеству, а в последние дни Его же Самого для нас и для нашего спасения (рожденного) по человечеству из Марии Девы Богородицы.

Одного и Того же Христа, Сына, Господа Единороднаго, познаваемым в двух природах неслитно, непревращенно, неразделимо, неразлучимо.

(При этом) разница природ не исчезает через соединение, а еще тем более сохраняется особенность каждой природы, сходящейся в одно Лицо (рсьущрпн) и в одну Ипостась.