В сердце роза - Алекс Гарридо

- Дома так играли, - вспомнил Арьян. - Взрослым некогда, а эти - нашим детям и сторожа, и няньки.

Потом попросили ан-Реддиля спеть, и он спел им песен во множестве. Решили, что непременно в следующий раз Сиуджин захватит с собой пиба - он меньше тиня и его можно будет пронести незаметно.

- А услышат? - обеспокоился Хойре.

- И что? - беспечно отмахнулся Акамие. - Кто узнает пиба, если его не слышал никогда? На нас все равно не подумают. Никому не догадаться ни за что, где мы. Какая радость! Я так устал томиться во дворце. Узником был, узником и остался.

- А хорошо было бы выехать за город, в сады или в долину у реки, поставить шатры, взять с собой певцов и плясуний, пить вино и веселиться! замечтался Арьян. - Охотиться поехать в горы. Хумм и Злюка валят медведя один на один, ты такого еще не видел, мой царь! - большой, грузный, заговорив о мужской забаве, он оживился, вытянулся вверх, тяжелые черты его лица осветились радостью.

- Не надо об охоте, дорогой мой ан-Реддиль. Единственная моя охота мне дорого стоила - и если бы только мне! А вот просто выехать в степь, хоть ненадолго... Оно, конечно, можно, но... Обо мне слухов не прибавится некуда уже, и нового ничего не придумают. А вот тебе, Арьян, потом не отмыться.

- Если переодеть царя должным образом, так, чтобы его никто не узнал, то можно это устроить, - заверил Хойре.

- Не узнают, как же! - привычно отмахнулся от евнуховой мудрости ан-Реддиль. - С такой-то походкой! Тут хоть как переодевайся.

- Что походка! - так же привычно отмахнулся Хойре от поспешного суждения улимца. - Верхом он себя ничем не выдаст.

- Ты неправ, мой дорогой, - сказал Акамие. - Брат мой Эртхиа бранился, что в седле я недостаточно ловко держусь.

- Я не знал, что ты умеешь держаться в седле... - удивился Арьян.

- Вот что за слава у меня! - пожаловался Акамие Сиуджину. - А ведь я участвовал в аттанском походе.

- Правда, - смутился ан-Реддиль. - Как я мог забыть? Ну так беды нет. Что ты не можешь отучиться от того, чему был обучен в детстве, - это беда. А в седле держаться ты просто недоучился. Это можно исправить. Видно, твой брат жалел тебя, и зря. Я берусь в три дня сделать из тебя всадника, какого не отличишь от прочих. Вот только...

- Да, - сразу понял и согласился Акамие. - Плеть - благо в руках учителя.

- А я, - сказал Хойре, - дам твоему учителю такую плеть, которая не оставит следов на твоей спине.

- Я один ничем не полезен господину, - сказал Сю-юн. И сразу Акамие наклонился к нему и шепнул:

- А ты утешишь меня после урока.

- И я дам тебе мои волосы, чтобы сплести косу.

- О нет! - воскликнул Акамие. - Что ты!

- Совсем немного, - одобрил Хойре. - Мы обошьем края головного платка, и наш повелитель будет совсем как раб, недавно получивший волю. Даже если он и будет неловок в седле, никто этому не удивится.

- Давайте выпьем еще, - предложил ан-Реддиль и потянулся за кувшином. Как, ты говоришь, поется у вас в застольной песне? - спросил он Сю-юна.

- Чарочка вина, чарочка вина и еще раз чарочка вина! - пропел Сю-юн, принимая чашу из рук Арьяна.

- Не слыхал ничего подобного этой строке по краткости и полноте!

- Разумный человек, - строго поднял палец Акамие, - должен избегать употребления вина. Оно вредно для мозга и нервов, вызывает спазмы, помешательство в уме или еще какое-нибудь заболевание. Так говорится в Каноне врачебной науки.

- О мой повелитель, - сейчас же откликнулся Хойре. - Там говориться: "должен избегать употребления вина натощак"... А наш хозяин заботливо не допускает подобного.

- Ну так вот вам еще страшнее, - улыбнулся Акамие. - Пьянство вредно, оно портит натуру печени и мозга, вызывает заболевание нервов, сакту и внезапную смерть.

- Там сказано: "постоянное пьянство", - возразил Хойре.

- А что такое сакта? - с опаской спросил ан-Реддиль.

- А сакта - это утрата органами способности к ощущению и движению...

- Вследствие закупорки! - вставил Хойре, подставляя свою чашу, чтобы ан-Реддиль ее наполнил.

- И говорят знающие, - закончил Акамие, - что если сакта сильная, то больной не выздоровеет, а если слабая, то вылечить его нелегко. А как лечить от нее, я не знаю.

- Я тоже, - вздохнул Хойре и выпил чашу до дна. И все сделали то же.

- А что давно не слышно женщин? - шепотом спросил Акамие.

Ан-Реддиль заглянул за завесу.

- Спят, - так же шепотом объяснил.

- И нам пора.

О Ткаче

Скользя по вырубленным в скале ступеням, вчетвером они поднимались к башне. Тахин рвался идти первым, но ему не дали. Лед под ним шипел и вскипал пузырями.

- Все равно мне, хоть вам будет легче...

Но Эртхиа упрямо полез вперед, а за ним Дэнеш и У Тхэ, потому что сил больше не было это видеть. Всю бесконечную осень, всю вечность унылых моросей и беспощадных ливней, всю зиму непроглядных метелей, сугробов по грудь, морозов, от которых небо звенело тонким зловещим звоном, весь путь, с тех пор, как, повернув на север, они пересекли степь между гор и через непроходимые леса шли и шли и вышли к Последнему морю и пошли на закат по его берегу, так у точно надеясь не пропустить баши Ткача, - все эти бессчетные дни Тахин был для спутников спасением и единственной надеждой. Он был их огнем, согревал промокших до нитки и до костей продрогших, не давал замерзнуть насмерть морозными ночами, он был огнем неугасимым, единственной надеждой на безлесных пустых берегах.

Но Дэнеш, Эртхиа, У Тхэ знали: время пути было для Тахина временем пытки. Вода, льющаяся с небес, вода тающих под его шагами снегов причиняла ему боль, не было ему отдыха от нее.

И когда берег поднялся и навис над гремящим прибоем, когда показались обнажившиеся от ветра каменные горбы и Тахин смог выбирать себе удобный путь и хотя бы изредка отдохнуть от пытки, улыбки вернулись на лица его спутников, иссеченные ветром, обожженные морозом, исхудавшие.

Они стали двигаться быстрее и вскоре увидели перед собой скалу среди скал, указывающую ввысь воздетым перстом одинокой башни, сложенной из валунов, к подножию которой карабкалась узкая лестница со ступенями неравной высоты. Она начиналась так низко, что волны окатывали нижние ступени и брызги доставали едва не до середины лестницы, и там она была покрыта рваной ледяно коркой.

Им пришлось спуститься к началу лестницы и начать медленный, трудный подъем, и одолеть его. А наверху их ждала распахнутая дверь и на пороге хмурый человек, закутанный в меховой плащ. Он подал каждому из них руку, помогая преодолеть последние ступени и выбраться на узкую каменную площадку. И только Тахин помотал головой и не принял руки. Хозяин башни посмотрел в его глаза и кивнул.

- Не мне, - сказал он.

И широким взмахом руки пригласил их в башню.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});