Французская волчица — королева Англии. Изабелла - Элисон Уэйр

«Долой короля!» — выкрикнули лорды и народ разом.

Следующим говорил Стратфорд{1311}, иносказательно вопрошая, что случится с телом, «если голова слаба»{1312}, и развив тему, ранее использованную Орлитоном: «Голова моя! Голова моя болит!»{1313} Когда он закончил, снова встал Уэйк, простер руки и спросил у народа: согласится ли он на низложение короля?{1314}

«Быть по сему! Быть по сему! — кричал народ. — Пусть правит сын! Этому человеку более нами не править!»{1315} Только архиепископ Мелтон и епископы Лондонский, Рочестерский и Вустерский высказались в пользу короля. Если у Эдуарда еще остались какие-то друзья, то они, устрашенные, промолчали.

Народ сказал свое слово, и теперь оставалось только выполнить формальности. Церемонию низложения начали с проповеди архиепископа Рейнольдса перед Парламентом, на текст «Vox populi, vox Dei!» («Глас народа — глас божий!»).{1316} Он напомнил собранию, что подданные короля страдали от гнета слишком долго, и раз уж по их воле короля следует низложить, значит, такова же и воля Бога.

«Такова ли воля народа?» — вскричал Уэйк.

«Быть по сему!» — снова проревела толпа, шумно выражая одобрение и размахивая руками.{1317}

«Ваш голос был явственно слышен здесь», — произнес архиепископ. Затем он официально возвестил, с позволения вельмож, духовенства и народа, что Эдуард II отрекается от короны в пользу своего сына.{1318} Собрание разразилось оглушительными криками радости.

Затем перед Парламентом были зачитаны «Статьи низложения» — очевидно, заранее составленные по инициативе Стратфорда{1319}, без сомнения, по указаниям королевы и ее совета. Их также встретили с большим одобрением. Эдуарда обвиняли во многом: в некомпетентности, неумении править и нежелании следовать добрым советам; в том, что он позволил дурным советчикам взять над собою верх; в том, что позволял себе недостойные дела и развлечения; в преследовании Церкви; в том, что казнил, ссылал, заточал и лишал наследства многих именитых людей своей страны; потерял Шотландию, Ирландию и Гасконь; нарушил коронационную присягу, требовавшую соблюдения справедливости; разорил королевство и оказался неисправимым из-за своей жестокости и слабости, без всякой надежды на улучшение.{1320}

Видимо, после речи Рейнольдса в зал привели принца Эдуарда. Его приветствовали кличем: «Узрите вашего короля!»{1321} При виде красивого юноши лондонцы единодушно и громогласно объявили его своим государем с криками «Ave, Rex!» Затем лорды с большим достоинством опустились на колени, принося ему оммаж. Было замечено, что Мелтон и те три епископа, которые говорили в защиту Эдуарда II, в этом не участвовали.{1322} После этого все собравшиеся встали и запели гимн «Слава, хвала и честь».

Присутствуя при всем этом, Изабелла «выглядела так, словно вот-вот умрет от горя», и то и дело разражалась слезами.{1323} Было ли это политической уловкой, фикцией, чтобы показать всем, будто она по-прежнему верная жена своего мужа? Либо она просто дала волю эмоциям, осознав, что все ее замыслы осуществились, и теперь ей наконец ничего не угрожает? Вероятнее всего, тут сказалось и то, и другое. Было бы слишком большим упрощением утверждать, что она просто проливала крокодиловы слезы. Что касается Мортимера, то он после этой знаменательной сессии поторопился уехать, чтобы заказать для своих сыновей парадные одежды к предстоящей коронации.{1324}

* * *

Но имелось одно обстоятельство, препятствовавшее успешному завершению дела. На душе у принца Эдуарда было, конечно, смутно при таком повороте событий; Бейкер уверяет, что его «сбили с пути старшие и вынудили присоединиться к мятежу против отца», — хотя, разумеется, у него не было никакого выбора. Он любил мать и сочувствовал ей, он издавна ненавидел Деспенсеров и, возможно, признавал необходимость низложения отца. Тем не менее ему крайне не хотелось принимать корону при живом отце. Соответственно, видя слезы матери и неверно определив их причину, он попытался утешить ее, пообещав, что не примет корону, пока отец сам, добровольно, не предложит ее.{1325} В течение трех последующих дней никому не удалось разубедить его.

Поскольку сомнения в законности недавних постановлений все еще оставались, для того, чтобы внести в вопрос ясность и успокоить принца, было необходимо убедить короля отказаться от короны в пользу сына, тем самым продемонстрировав, что он санкционирует решение Парламента. И вот 16 января новая депутация из тридцати особ, возглавляемая Орлитоном[115] и представляющая все сословия и институции страны, была направлена в Кенилворт, чтобы довести решение народа до Эдуарда II и убедить его согласиться на формальное отречение. По просьбе королевы из списка делегации исключили францисканцев, чтобы им не пришлось присутствовать при сообщении столь болезненных известий королю, который всегда был очень благосклонен к ним.{1326} Эта подробность выказывает лживость тех историков, которые уверяют, будто Изабелла к тому времени очерствела и растеряла все добрые чувства; этот случай вполне согласуется с более ранними примерами ее доброты и показывает, что даже в тех обстоятельствах она еще испытывала какое-то сострадание к мужу.

Депутация прибыла в Кенилворт к 20 января{1327}, когда Орлитон, Стратфорд и Бергерш имели предварительную частную встречу с Эдуардом, которого привели к ним, «одетого в черное». Он явно был в возбужденном, эмоционально неустойчивом состоянии, но Орлитон не отказал себе в удовольствии проявить свою ненависть к королю в потоке грубых оскорблений.{1328} Обращаясь к Эдуарду, он гневно перечислил весь перечень его преступлений, «пригласил» отречься и предупредил его, что народ может отказать его детям в праве наследовать и обратиться к другому роду, не королевской крови, если он проявит упорство; подразумевалось, что Парламент вполне может избрать королем Мортимера. Однако, продолжал он, если король уступит, его сын будет наследовать ему, а он сам сможет впредь жить в почете.

Очевидно, Эдуард был слишком расстроен или слишком глуп, чтобы сообразить, что Изабелла никогда не позволит лишить принца наследства, и угроза была попросту блефом; впрочем, даже если он это и понял, в его положении рисковать не приходилось. Горько плача, он сдался без дальнейших пререканий ради будущего своего сына.

Затем ему настало время выйти в общий зал, встретиться лицом к лицу с Ланкастером и другими депутатами и сообщить им о своем отречении. Появившись перед ними весь в слезах, он, казалось, был на грани обморока. И он действительно потерял сознание, но, «сколь бы жалостно и удручающе ни было это зрелище, оно не пробудило сочувствия среди посланцев королевы».{1329} Ланкастеру и Стратфорду пришлось спешно прийти на помощь Эдуарду; они бережно обняли его, подняли и сделали все возможное, чтобы привести в чувство. Но как только король очнулся, Орлитон резко потребовал, чтобы он тотчас отрекся от короны, как только что обещал. В «новом припадке рыданий» король покорно подчинился и сказал, что

«понимает, отчего сие наказание ниспослано ему — из-за многих его прегрешений, и посему просит присутствующих сжалиться над ним в таком бедственном положении. Он сильно горевал оттого, что вызвал ненависть своего народа, но был рад тому, что его старшего сына принимают так благожелательно, и благодарил за то, что они избрали его своим королем».

На следующий день сэр Уильям Трассел «от имени всего королевства» официально объявил об отмене вассальной присяги нации низложенному монарху. Затем сэр Томас Блаунт, мажордом королевского двора, символически сломал жезл — знак своей службы — подчеркивая, что служба всего двора закончилась. Бывшему королю сообщили, что отныне он «станет таким же человеком, как и все прочие» и будет именоваться «лордом Эдуардом, некогда королем Англии». Затем депутация поспешила вернуться в Вестминстер, везя с собою корону и королевские регалии.{1330}

В Британской библиотеке хранится библия из Холкхема, датируемая XIV веком; в ней есть картинка, изображающая королеву, которая крутит колесо Фортуны. Наверху виден король в короне, со скипетром; слева стоит человек, протягивающий ему корону. Но на правой части рисунка видно, как король падает вниз головой, теряя корону и уронив скипетр, а внизу он лежит простоволосый и обнаженный, прикрытый лишь плащом, и печально смотрит вверх, на прежнюю свою ипостась. Почти наверняка под королевой, поворачивающей колесо, подразумевалась Изабелла, и вся композиция представляет собой комментарий к падению Эдуарда II. В анналах британских царствующих домов редко случалось, чтобы политические последствия неудачного брака проявились столь наглядно.