Неизвестный солдат - Вяйнё Линна

Некоторое время был слышен лишь кашель, затем снова донеслись душераздирающие крики:

– Куда же вы ушли, черт возьми? Я горю… Дайте мне автомат, я вас расстреляю. Всех расстреляю…

Пламя шипело. Раненый снова зашелся кашлем, затем перешел на умоляющий лепет:

– Не надо… Не надо… Люди добрые… Не надо больше… Я горю… Это Красный Крест…

Голос затих в треске огня. В яркой синеве летнего дня органом гудели эскадрильи бомбардировщиков. На юге, в стороне Ладожского озера, гремел ураганный огонь.

IV

Карилуото сидел на своем командном пункте и доедал парниковый помидор – последний остаток припасов, привезенных им из отпуска. После восторгов любви он оказался во фронтовой грязи, и это угнетало его, наполняя душу беспокойством. Он уже столько наслышался о различных этапах отступления, что мог составить себе полное представление о масштабах катастрофы: атакуемые штурмовиками маршевые колонны, уничтоженные склады, отчаяние, дезертирство и низкий боевой дух войск.

Тяжело было ему слушать эти рассказы. Рука об руку с поражением шел позор. Он полагал, что армия отступает с упорным сопротивлением, но не о том повествовали с юмором висельников солдаты, и их приправленные военным жаргоном истории были, безусловно, правдивы.

Конечно, и прежде иногда отступали, бежали от противника, объятые страхом, но тогда хоть стыдились и старались загладить проступок. Не то было теперь. Со смехом рассказывали солдаты о том, как они удирали, и отпускали шутки по этому поводу. Впрочем, они зубоскалили по любому поводу, но его это задевало за живое.

Не страх он осуждал, ибо давно уже признался себе, что и ему ведомо это чувство, и свое боевое крещение он научился вспоминать, не щадя себя, таким, каким оно было на самом деле. Не будь он командиром роты, возможно, и он бы побежал, как другие. Однако его положение обязывало держать себя в руках и давало силы для атаки.Еще и поныне был жив в его памяти тот призрак, который когда-то так тревожил его, – тот седовласый капитан, который, став во весь рост, шагнул под огонь. Как часто в ушах Карилуото звучал тот хриплый голос: «Попробуем еще раз, прапорщик, должно же у нас получиться!» – и каждый раз он стонал от боли и стыда. Только когда он осознал, что сам уже более десятка раз поступил так же, тень Каарны оставила его в покое. То душевное состояние Каарны было ему знакомо. Как он завидовал людям, храбрым от природы! Но он хитро противился этой зависти, говоря себе, что такая храбрость не имеет особой, моральной ценности, а только практическую. И когда однажды зашла речь о безрассудной смелости Виирили, он с иронической улыбкой сказал: «Да, храбрее всех, по-видимому, лошади». Нет, он мог понять, что человек может испытывать страх. Но это безразличие! Этот юмор висельников перед лицом катастрофы! Он-то и вызывал слезы гнева на глазах Карилуото.

Вначале он не обратил особого внимания на перестрелку у себя в тылу. Только через некоторое время ему стало ясно, что там идет бой. Наверное, дозор?

Карилуото покрутил ручку телефона, но батальон не отвечал. Он вызвал к себе командира отделения связи роты и приказал привести к нему командира стоявшего в резерве третьего взвода. Когда тот явился, он дал ему задание: обеспечить своим взводом безопасность дороги, ведущей к командному пункту батальона. Не успел взвод отправиться выполнять поставленную перед ним задачу, как стрельба возобновилась. Теперь стрелял русский станковый пулемет. Карилуото невольно подумал о санитарной машине. Сейчас она должна находиться как раз в том месте. Но выявлялось еще одно, более важное обстоятельство: присутствие станкового пулемета говорило о том, что к шоссе вышла более крупная часть, а не один только дозор. Карилуото снова попытался связаться с батальоном, и снова безуспешно.

Собрав еще немного солдат, он послал их на помощь третьему взводу, а сам направился к артиллерийскому наблюдателю.

– Телефонная связь с батальоном прервана. С минометчиками тоже. Попытаемся связаться по радио.

Когда радиосвязь была установлена, с огневых позиций батареи сообщили, что у них тоже нет связи с КП батальона. По словам артиллеристов, оттуда пришли солдаты и рассказали, что Сарастие убит и противник перерезал шоссе. Взвод егерей делал все возможное, чтобы «заткнуть» прорыв перед их позициями. Немного погодя поступили и другие сообщения: огневые позиции минометчиков захвачены противником, капитан Ламмио дал приказ обозу отходить и собрал в подмогу егерям всех людей, каких только можно было наскрести.

Дыхание Карилуото участилось. Час его испытания пробил. Ламмио остался по ту сторону прорыва, и, следовательно, теперь он, Карилуото, был старшим по званию ротным командиром в батальоне.

– Свяжите меня с командующим боевой группой.

Карилуото закурил сигарету и глубоко затянулся, чтобы успокоиться. Беря наушники у прапорщика, он старался скрыть, как дрожат у него руки.

Разговаривать было трудно, так как из-за опасности радиоперехвата приходилось кодировать сообщение. Приказ командира боевой группы был краток:

– Рлазверлните силы, насколько возможно. Без прломедления. Ставлю заслон на западе. Особой помощи не ждите. Позиции удерлживать любой ценой.

– Я могу обойти противника.

– Я говорлю не об обходе, а об удерлжании позиций. Убежден, что прлотивник не очень силен. Быстрлый ударл прлояснит ситуацию. За дело. Конкрлетные вопрлосы рлешите сами. Конец.

Решать, собственно, было нечего. Вторая рота и все пулеметы должны обеспечивать позиции по речушке. Первую и третью он сведет в одну ударную группу.

Вызвав к себе командиров рот и Коскелу, он объяснил им ситуацию. Коскеле он передал командование собственной ротой. Тот изучал карту.

– Если мы оторвемся без шума и пойдем в обход по озеру по этим узким перешейкам, – сказал Коскела, – мы как пить дать уйдем от противника. Едва ли его охраняющие подразделения выставлены далеко за шоссе. Удерживать позиции по речушке бессмысленно. Не думаю, чтобы противник так легко снова открыл нам шоссе. Фронт едва ли удастся удержать наличными силами, не говоря уж о том, чтобы удержать его силами одной роты и пулеметчиков. На всякий случай надо вывести из строя обе противотанковые пушки.

– Приказ абсолютно однозначен.

Коскела захлопнул планшет.

– Так точно. Однако положение от этого ничуть не меняется.

– Командующий группой знает положение. Объяснениями делу не поможешь.

– Конечно. Я не для этого говорил.

Первую и третью роту сняли с фронта, вторая распределила своих людей по всей позиции. Коскела взял к себе расчеты Рокки и Мяятти. Хотя он знал, что в предстоящей атаке пулеметы важной роли играть не будут, ему хотелось иметь при себе именно этих солдат, особенно Рокку. Тот передал свой пулемет Ванхале и сказал, что займет место в стрелковой цепи. Все совершалось быстро и решительно. Ни вопросов, ни колебаний. Серьезность положения возродила прежний боевой дух. С минуту они гадали о судьбе Хиетанена, так как знали, что санитарная машина находится в опасном районе, однако на долгие размышления у них просто не было времени. Никогда еще их жизнь не подвергалась такому риску, как в этот вечер. Многие из солдат, державших оборону по речушке, просились в наступательный отряд, и Карилуото взял к себе самых лучших.

Перегруппировка была закончена. Третья рота слева, первая – справа от шоссе. Свой бывший взвод Карилуото определил в резерв.

Коскела объяснил положение своей роте и сказал:

– Из этой передряги мы выберемся добрым старым способом.

Однако Карилуото он еще до выступления сказал другое:

– Как только мы начнем, зашевелится и противник. Поэтому чрезвычайные меры ничего не дадут. Противник все время наготове. Огневой налет днем должен был лишь замаскировать удар по флангу. Противник там уже три часа, и ты увидишь, что он по уши закопался в землю, а блиндажи перекрыл бревнами в три наката. Отступление через лес – наша единственная возможность спастись.

– Ты знаешь приказ.

– Конечно. И мне ясно также, что командующий не понимает, чего он требует. Ему следовало бы разблокировать шоссе со своей стороны. Но у него нет на это сил. А нам это еще труднее. Через два часа ты увидишь, что наше дело дрянь. Вторая рота позади нас отступит, а первая и третья в ельнике вокруг командного пункта будут разбиты. Хотел бы я посмотреть на человека, которого после этого не замучит совесть.

Карилуото отвел взгляд в сторону. Он знал, что Коскела прав, однако, хотя у него и хватило бы мужества пожертвовать собой, мужества ослушаться приказа командующего у него не было. Он резко и хрипло сказал:

– Нас совесть не замучит. Быстрый болевой удар – и все.

Коскела приглядывался к Карилуото. Тот впервые в разговоре с ним проявлял такую строптивость. До сих пор Карилуото всегда делал так, как ему сказали. Коскела знал, что такое отношение восходит к первым дням войны, и подчас оно становилось ему неприятным.