Гайдзин. Том 1 - Джеймс Клавелл

– Я уже сказал вам, сиси из Тёсю, Тома Ходзё! Я был главным! Никто меня не посылал. Сонно-дзёи!

– Он лжет, господин, – сказал офицер, тяжело дыша.

– Разумеется, – кивнул Андзё, кипя от гнева. – Убейте его.

– Почтительно прошу позволить ему свершить сеппуку.

– Убейте его!

Офицер, крупный, похожий на медведя мужчина, пожал плечами и подошел к лежащему юноше. Стоя спиной к старейшине, он прошептал:

– Имею честь быть вашим секундантом. Вытяните шею.

Его меч пропел в воздухе, когда он нанес единственный удар. Соблюдая обычай, он поднял голову за пучок волос на макушке и показал ее Андзё.

– Я видел ее, – ответил Андзё, следуя установленному ритуалу. Его душила злоба на этих людей, осмелившихся напасть на него, осмелившихся перепугать его до смерти, его, главу родзю. – Теперь вон тот – он тоже лжец, убейте его!

– Почтительно прошу позволить ему свершить сеппуку.

Андзё уже собирался заорать на него, чтобы он изрубил этого убийцу в куски или сам свершил сеппуку, как вдруг почувствовал глухую враждебность, внезапно окружившую его со всех сторон. Привычный страх наполнил его душу: кому я могу доверять? Только пятеро из этих людей были его личными телохранителями.

Он притворился, что раздумывает над этой просьбой. Совладав с гневом, он кивнул, повернулся и зашагал к воротам замка под усиливающимся дождем. Его люди последовали за ним. Остальные кольцом окружили Дзёдзана.

– Ты можешь отдохнуть немного, сиси, – мягко произнес офицер, вытирая дождевые капли со своего лица. – Дайте ему воды.

– Благодарю вас. – Дзёдзан готовился к этому моменту с тех самых пор, когда он вместе с Ори, Сёрином и другими четыре года назад принес клятву «Чтить императора и изгнать чужеземцев». Собрав быстро тающие силы, он с трудом встал на колени и вдруг с ужасом осознал, что ему страшно умирать.

Офицер заметил его ужас, он ожидал его увидеть, поэтому быстро вышел вперед и опустился рядом с ним на корточки:

– Ты сложил свое предсмертное стихотворение, сиси? Прочти мне его, крепись, не поддавайся слабости, ты – самурай, и сегодняшний день не хуже любого другого, – тихо проговорил он, ободряя юношу, усилием воли прогоняя назад слезы, готовые навернуться на глаза. – Из ничего в ничто, один меч сражает твоего врага, другой сражает тебя. Прокричи свой боевой клич, и ты будешь жить вечно. Произнеси его: Сонно-дзёи… еще раз…

Все это время он готовился. Внезапно одним быстрым движением он выпрямился, и его меч тонкой струйкой воды плеснул из ножен, описав едва уловимый глазом полукруг – этот водоворот подхватил юношу и увлек его с собой в вечность.

– Ииии, – восхищенно протянул один из его людей. – Это было удивительное зрелище, Урага-сан.

– Сэнсэй Кацумата из земли Сацума был одним из моих учителей. – Голос его звучал хрипло, сердце колотилось в груди как никогда раньше. Но он был доволен, что исполнил свой долг самурая как подобает. Один из его людей поднял голову за пучок волос. Дождь, падавший на лицо, превращался в слезы, смывая настоящие. – Омойте голову и отнесите господину Андзё, чтобы он увидел ее. – Урага бросил короткий взгляд в сторону ворот замка. – Трусы внушают мне отвращение, – пробормотал он и зашагал прочь.

Той же ночью, когда все вокруг стихло, Хирага и его спутники осторожно выбрались из погреба, который был присмотрен ими заранее. Они скользнули в темноту и стали, каждый своим путем, пробираться к своему тайному убежищу.

Черное небо было затянуто тучами, сильный ветер хлестал по лицу редкими дождевыми каплями. Я не буду чувствовать холода, не подам виду, что промок, я самурай, приказал себе Хирага, следуя методике воспитания, принятой в его семье с тех пор, как он помнил себя. Точно так же я буду воспитывать и моих сыновей и дочерей – если в моей карме есть место для сыновей и дочерей, подумал он.

– Пора тебе жениться, – сказал ему отец год назад.

– Я согласен, отец. Я почтительно прошу вас изменить свое решение и позволить мне жениться на той, кого я выберу сам.

– Во-первых, долг сына подчиняться отцу; во-вторых, долг отца выбирать жен для своих сыновей и мужей для своих дочерей; в-третьих, отец Сумомо не дает своего согласия, она сацума, а не Тёсю; и наконец, как бы желанна она ни была, она не подходящая пара. Как насчет девушки из Ито?

– Пожалуйста, извините меня, отец, я согласен, что выбор мой несовершенен, но она из семьи самураев, получила воспитание самурая, и она владеет мной всецело. Я молю вас. У вас есть еще четыре сына – я же имею одну только жизнь, и поскольку мы, вы и я, оба согласны, что она должна быть посвящена сонно-дзёи, она, следовательно, будет недолгой. Подарите мне это как главное желание моей жизни. – Согласно обычаю, такое желание содержало в себе самую большую просьбу человека и означало, что если ее исполнят, обратившийся с ней уже не станет просить ни о чем другом никогда.

– Очень хорошо, – сердито сказал его отец. – Но не как главное желание твоей жизни. Ты можешь назвать ее невестой, когда ей исполнится семнадцать. Я с радостью приму ее в нашу семью.

Это было в прошлом году. Через несколько дней после того разговора с отцом он покинул Симоносеки якобы затем, чтобы вступить в полк воинов Тёсю в Киото, на самом же деле, чтобы объявить о своей приверженности сонно-дзёи, стать ронином и найти применение четырем годам тайной подготовки, духовной и физической.

Теперь шел девятый месяц. Через три недели Сумомо исполнялось семнадцать, но сейчас он настолько отступил от закона, что не могло быть и речи о безопасном возвращении домой. До вчерашнего дня. Отец написал ему: «Случилось невероятное, но наш правитель Огама обещал помиловать всех воинов, открыто принявших сонно-дзёи и готов возобновить выплату им содержания, если они немедленно вернутся, отрекутся от этой ереси и снова прилюдно поклянутся ему в верности. Я приказываю тебя воспользоваться этим предложением. Многие возвращаются».

Письмо опечалило его, едва не разрушив его решимость.

– Сонно-дзёи важнее, чем семья или даже правитель Огама, даже чем Сумомо, – говорил он себе снова и снова. – Правителю Огаме нельзя верить. Что же касается моего содержания…

По счастью, его отец был относительно зажиточным по сравнению с большинством других и благодаря своему отцу-сёе получил звание хиразамурая, третье по значению в самурайской иерархии. Выше стояли старшие самураи: хатомото и даймё. Ниже – все остальные: госи, асигару, сельские самураи и пешие воины, принадлежавшие к классу феодалов, но стоявшие ниже самураев. В звании хиразамурая отец получил доступ к низшим чиновникам, и образование, которое он дал своим сыновьям, было лучшим, какое только имелось.