Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж

Я предпочел умолчать о его бурном изъявлении чувств, дабы избежать обоюдного замешательства. Он мудро последовал моему примеру.

— Полагаю, нам не помешает здесь, в Англии, устроить небольшое церковное судебное разбирательство… относительно интересующего нас вопроса, а потом предоставить конфиденциальный отчет о наших предварительных решениях Его Святейшеству. Тогда это можно будет подать как… мелкое семейное дело, ради которого вовсе не стоит тревожить Ватикан.

Даже рыдая на коленях, прелат напрягал свой изворотливый ум, который, должно быть, никогда не отдыхает.

— Превосходно, — сказал я.

— Я сам буду председательствовать на этом суде. Для пущей важности нужно привлечь и других сановников. Как вы смотрите на Уорхема? Он ведь архиепископ Кентерберийский.

— Превосходно, — повторил я.

Это был первый шаг на избранном пути, самый важный и самый трудный. После него все становится значительно проще.

Уолси провел «тайное» слушание моего неблагополучного матримониального дела. Он и Уорхем изучили факты и установили, что мой брак нельзя считать законным. Эти сведения надлежало послать Папе Клименту, коему оставалось лишь издать обычное решение о признании супружества недействительным. Все легко и просто. Почему же все пошло не так, как мы предполагали?

* * *

Суд состоялся в Вестминстере в конце мая 1527 года. Главными судьями были Уолси — legatus a latere, папский легат, — и архиепископ Уорхем в качестве советника, а Ричард Вулман выступал в роли моего представителя. Но мои самые радужные надежды рассыпались в прах. Так называемые выводы гласили, что обстоятельства моего брака действительно сомнительны и должны быть рассмотрены более авторитетными умами, предпочтительно в Риме. Папа будет исследовать запрос и выдаст независимое заключение. Иными словами, мое дело должно было выйти за рамки семейного.

Уилл:

Генрих не знал, что это уже произошло. Слухи о «великом королевском деле» (как эвфемистически называли аннулирование этого брака) быстро распространились среди подданных. Любому лодочнику, каждой уличной девке было известно, что король пожелал избавиться от жены. В неведении пребывала лишь одна непосредственно связанная с этим делом особа — королева Екатерина.

Генрих VIII:

Я пришел в ужас, когда мой шут Уилл весьма робко протянул мне популярный в Лондоне новостной листок, где описывались интимные подробности и изъяны моего брака. Если об этом говорят в народе, то наверняка сплетни дошли и до Екатерины! Значит, мне предстоит неприятный разговор, еще более затруднительный из-за того, что я не виделся с ней недели две. Она все больше погружалась в благотворительные дела и религиозные обряды, в которые мне, разумеется, не хотелось вмешиваться. Кроме того, надо признаться, меня настолько поглотили мысли об Анне, что я с трудом мог думать о чем-то другом.

Известие о том, что Екатерина никогда не была мне законной женой, будет оскорблением, поистине мучительным ударом для ее набожной натуры. Перед выходом я подкрепился большим кубком вина.

Коридор был безлюдным. Очень странно! Обычно там толпами слонялись придворные, щеголяя новыми бархатными камзолами. А сегодня никого. Неужели все отправились на охоту? От волнения волосы у меня на затылке стали влажными. Как бы мне хотелось тоже оказаться на охоте — да где угодно, только не здесь.

Стража пропустила меня в первую приемную королевы. Я нервно прохаживался по аванзалу. Мне нужно встретиться с Екатериной, однако видеть ее я вовсе не желал. Наконец меня пригласили в гостиную, и я покорно пошел за чопорной фрейлиной. Она уверена, что служит королеве… Но королевы в Англии нет. Вот что из всего этого вышло: я обманывался сам, что привело к заблуждению многих, в том числе почтенную придворную даму.

* * *

И вот мы встретились лицом к лицу. Екатерина явно огорчилась, что ее оторвали от молитв. После мессы она обычно целый час стояла на каменном полу, преклонив колени, и просила помощи у Создателя.

— Чем обязана, милорд?.. — вопросительно произнесла она и направилась ко мне, приподняв свои пышные юбки.

Екатерина по-прежнему предпочитала испанскую моду времен ее юности. Перед моим мысленным взором невольно возникла Анна в новом красивом платье, но я мгновенно прогнал ее образ.

— Значит, теперь я должен заранее договариваться о встрече с моей Екатериной? — рассмеявшись, сказал я, зачем-то пытаясь шутить.

— Вам же известны мои молитвенные часы и… — начала она.

— Они беспрерывны, мадам, — ответил я.

Она ответила мне гневным взглядом. Я взирал на нее с удивлением. Когда же так изменились наши отношения? Мы стали посторонними людьми, которых страшила встреча друг с другом. Я обратил внимание, как скованно двигается Екатерина, и припомнил, что под одеждой она постоянно носит власяницу, следуя суровым заветам нищенствующего ордена святого Франциска Ассизского. Вероятно, то было суровое испытание для ее нежной кожи.

— Екатерина, — сказал я. — Я пришел обсудить с вами крайне важный вопрос.

Мне подумалось, что такое начало будет уместным.

Она медленно приблизилась. Я отметил, что даже днем она надевает атласные платья.

— Неужели?

— Да…

Я медлил, не зная, как приступить к щекотливой теме. В тот момент стоявшая передо мной Екатерина казалась мне грозным благочестивым воинством.

— Вы знаете, что недавно для переговоров по поводу помолвки принцессы Марии и французского принца к нам приезжал епископ Тарба. Он упомянул об определенных препятствиях… одним из которых является…

— Препятствиях?.. — В ее пристальном взгляде сквозило удивление.

— …наш брак, — решительно заявил я. — Поскольку вы были замужем за моим братом, многие ученые мужи полагают, что наше супружество не могло быть освящено церковью, вследствие чего возникает вопрос о законном рождении Марии и…

Продолжить мне не удалось, ибо Екатерина начала кричать и размахивать руками, как ветряная мельница.

— Как смеет кто-то ставить под сомнение разрешение Его Святейшества? Да и наши с вами отцы с чистой совестью признали наш брак. Они оба…

Наши отцы? Сколько же лет минуло с тех пор… Когда-то они имели большое влияние, а теперь их забыли все, кроме Екатерины.

— …дали согласие! Более того, благословили нас. И они вели праведную жизнь!

Неужели? Только не Фердинанд, а уж если говорить о моем отце… кто знал, что было у него на душе? И тот и другой подчинялись Папе, соблюдая законы политической игры. Наверное, этим и ограничивалась их праведность.

— Возможно, они действительно жили благочестиво, — сказал я, чтобы немного утешить Екатерину. — Но даже добродетельные люди допускают ошибки. А в действительности сам Господь давным-давно осудил наш брак. Как бы ни мучительно…

— Господь? — возмущенно перебила меня Екатерина, гордо выпрямившись.

— Да. Мы хоронили детей одного за другим. У нас нет наследника. Никогда еще английский король так сильно не нуждался в законном преемнике, и не бывало еще, чтобы все его сыновья умирали, как не случалось и того, чтобы король женился на супруге своего брата.

— У нас есть принцесса Мария.

— Дочь не удержится на троне. Если она выйдет замуж… и муж ее, как должно, будет королевского рода… то в итоге Англией будет править иноземец. Если ж она останется в девушках, род Тюдоров прервется и опять начнется гражданская война. У Ланкастеров и Йорков полно родственников. Какой исход вашей праведной душе кажется предпочтительнее?

— На все Божья воля. Какие бы испытания Он ни послал нам, сие есть Его воля. Мы должны покориться.

Неужели она не способна делать логические выводы?

— Увы! Мы как раз нарушили Его закон и Его волю! Мы с вами согрешили! И за это Господь карает нас!

Она начала перебирать четки. Я так и не сказал главного. Струсил. Мне следовало прямо сообщить ей о своем решении.

— Екатерина, — сказал я, подходя к ней. — Я обсудил наш брак со сведущими теологами. Они кропотливо изучили Священное Писание и пришли к заключению, что законность наших супружеских уз вызывает большие сомнения. Вероятно, последние восемнадцать лет мы с вами жили в грехе. И пока этот вопрос не прояснится, нам следует поселиться отдельно и соблюдать целомудрие: мне — как холостяку, а вам — как вдовствующей принцессе. Вы можете выбрать любую королевскую резиденцию, и я желаю…

Екатерина взглянула на меня глазами, исполненными обжигающей силы.

— Я не ваша жена? — только и произнесла она убитым, глухим тоном.

— Не знаю, — ответил я. — Церковники должны вынести решение. А пока совесть не позволяет мне…

Она разразилась слезами… громкими мучительными рыданиями. Я бросился успокаивать ее, говоря, что это всего лишь формальность… что я по-прежнему люблю ее… и хотел бы, чтобы она осталась моей женой, но…