Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж

Через две недели я избавился от Анны. Она уехала обратно в Хевер. Мне не составило труда удалить ее от двора: всего-то написать распоряжение, поставить свою подпись, присыпать песком и запечатать. По велению монарха подданные отправляются туда, куда он сочтет нужным, и выполняют любые его поручения. Но, видит Бог, я не имел власти над женой, дочерью и воображаемой любовницей. О женщины! Они правят нами весьма искусно, почти незаметно и чрезвычайно ловко.

XXXVI

Поначалу, когда осень перешла в зиму, я скучал без Анны. Меня тянуло к ней по-прежнему и даже еще сильнее. Однако причины я не понимал…

Но так не должно быть. Отчего возникла эта привязанность, если чувство мое осталось безответным? Ради чего тратить столько сил? В конце концов, я связан узами брака, у меня есть жена Екатерина…

Потом навалилось множество дел, в первую очередь я хотел найти выгодную партию для принцессы Марии. Для заключения успешной сделки брака надо было проявить политическую дальновидность.

О господи, я становлюсь похожим на отца!

* * *

В начале 1527 года многообещающим представлялся брак Марии с французским принцем. Безусловно, сами мы не могли предложить союз императору; он стал слишком силен после сокрушительной победы над Франциском. Как раз сейчас его распоясавшиеся солдаты хозяйничали в Риме — осадили папский замок, грабили город. Дай волю триумфатору, он стал бы новоявленным Юлием Цезарем.

Правда, Цезарь уже принадлежал далекой истории. (Но истории захватнической… Когда-то римлянам удалось завоевать Англию — и одного раза было предостаточно.)

Для переговоров о браке в Лондон прибыл Габриель де Граммон, епископ Тарба. Мы с Уолси встретились с ним у фонтана во внутреннем дворе Хэмптон-корта. Низкое весеннее солнце грело слабо, и хорошо еще, что высокие стены защищали нас от всесильного ветра. Я отметил, что вокруг уже зеленела трава.

Высокопарный епископ напоминал отвратительную жабу. Он начал с того, что огласил длинный список условий и предложений, и в заключение заявил:

— Мы нуждаемся в подтверждении правомерности претензий принцессы Марии как вашей законной наследницы.

— Я прошу вас пояснить ваши сомнения, — откашлявшись, произнес Уолси.

Глянув на меня, он скривился так, словно хотел сказать: «Ох уж мне эти законники».

— Суть их в следующем. — Жаба поднялась в полный рост и выпятила грудь. — Папа Юлий Второй выдал разрешение на брак принца Генриха с вдовой его брата, принцессой Екатериной, ранее обвенчавшейся с принцем Артуром. Тем самым мы имеем случай женитьбы на вдове брата… что непосредственно запрещено Священным Писанием! Книга Левит, восемнадцатая глава, шестнадцатый стих: «Наготы жены брата твоего не открывай, это нагота брата твоего». И далее, в главе двадцатой, в стихе двадцать первом: «Если кто возьмет жену брата своего: это гнусно; он открыл наготу брата своего, бездетны будут они».

Он шумно вздохнул, приоткрыв толстые губы, и продолжил:

— Вопрос в том, имел ли вышеупомянутый Папа право давать диспенсацию! За всю историю церкви такое разрешение было даровано единственный раз. И оно вызывает сомнения. Является ли принцесса Мария законнорожденной? Или брак ее родителей — честных и набожных — вовсе не является таковым? Мой господин желал бы уточнить данный вопрос, прежде чем объединиться с вашим родом.

Разрешение… Да, давным-давно предлогом для отказа от помолвки, который меня вынудили подписать, послужил как раз библейский запрет. Но я уже забыл, какие приводились доводы.

— Был всего один подобный случай? — удивился я.

Мне всегда казалось, что наш брак необычен.

— Один-единственный, — просипела жаба.

— Но Папа же выдал соответствующее разрешение, — вкрадчиво произнес Уолси. — И следовательно, этот вопрос исчерпан.

— Нет! Существуют известные обстоятельства, библейские заветы, коими нельзя пренебрегать… — упорствовал де Граммон.

— Ах, но ведь сказал Христос Петру: «Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе»[65]. Спаситель наделил апостола Петра — первого Папу — всей полнотой власти! А Ветхий Завет не связан с христианством.

— Вы заблуждаетесь! Напротив…

Кардинал и епископ прочно сцепились теологическими рогами. Мне нравилось слушать их дискуссию. Нравилось, да… но черная рука уже схватила меня за горло, а в голове назойливо крутились библейские слова: «Если кто возьмет жену брата своего: это гнусно; он открыл наготу брата своего, бездетны будут они». И спор святых отцов перестал занимать меня. Внезапно я понял, что именно все эти годы говорил мне Всевышний.

Я пожалел, что не прочел вовремя письмена Господнего послания, не удосужился изучить третью книгу Моисея, Книгу Левит…

Мне стало дурно. Нас овевал свежий весенний ветер, но я начал задыхаться и, резко встав, отступил от стола. Тучные прелаты встревоженно воззрились на меня.

— Продолжайте, продолжайте, — пробормотал я. — Заканчивайте дискуссию. Мне необходимо побыть одному и немного прийти в себя.

Я решительно направился к реке, запретив им тащиться за мной.

— Ваше величество, — окликнул меня Уолси, — здесь заложены новые сады. Общей площадью две тысячи акров. Возможно, вам захочется взглянуть на труды садоводов?

— Нет-нет, — отмахнулся я.

Поглощенный духовными размышлениями, я не мог уделить внимание столь земной заботе, как планировка сада.

«Мы венчались с Екатериной… Наш брак — кровосмесительная мерзость в глазах Господа. Именно поэтому наши дети гибли один за другим. Восемь детей… а выжила лишь одна слабая девочка!»

Я перешел через мост и зашагал по тропе вдоль берега.

«Жизнь во грехе… гнусном перед Богом…»

Потеряв счет времени, я бродил, одолеваемый мрачными мыслями, и опомнился только в прибрежной деревне Санбери. Как я попал сюда? Домики дремали в лучах послеполуденного солнца, и селяне, должно быть, были уверены, что им нечего бояться, ибо они находятся под защитой короля… Короля, жившего во грехе, смертном грехе, и вынужденного нести за оный суровое наказание.

Я повернул назад. По крайней мере, теперь я узнал, в чем моя беда. Можно покаяться и все исправить.

Но лишь на обратном пути, чувствуя, как закатное солнце греет мне спину, я до конца разобрался во всех сложностях своего положения.

Мой союз с Екатериной, по сути, не был законным. Нас никогда не связывали священные обеты. Я не мог жениться на ней; такой брак запрещен Богом.

Следовательно, я оставался холостяком.

* * *

Мы проводили благочестивого епископа Тарба во Францию, настоятельно советуя ему обсудить поднятые вопросы с тамошними теологами. Искренность моя была притворной. Я уже не тот Генрих, погрязший в простодушном невежестве, каким был до встречи с похожим на жабу де Граммоном. Охваченный страшным волнением, я не мог, однако, поделиться своими тревогами ни с кем, даже с Уолси. И уж тем паче с Екатериной! Я должен избегать не только разговоров с ней, но и супружеского ложа. Нельзя продолжать нарушать божественные заповеди. И тогда меня начали мучить воспоминания об Анне. Я страстно хотел увидеться с ней, овладеть ею, завоевать ее. Ведь у меня нет жены, я холостяк. Теперь мне все представлялось в другом свете, и я вновь почувствовал себя юношей.

Но это одержимость! Безумие! Как прекратить эту пытку, что терзала мою душу и сердце?

Уилл:

Генрих действительно вел себя как сумасшедший. Бурная радость то и дело сменялась вялой рассеянностью. Много времени он тратил на составление списков цитат и консультации с теологами. Он напускал на себя умный вид, а порой сотрясал воздух победными кличами. Король не слушал моих шуточек, но любил бывать со мной. И упорно прятался от Екатерины.

Обычно он сжигал свои записи, но как-то раз проявил небрежность, забыв листок на письменном столе.

И тогда я все понял: он страдал любовным недугом, который заставляет нормальных людей выглядеть нелепо, а королей походить на идиотов. Но время обычно излечивает такую болезнь.

Генрих VIII:

Да, я желал встретиться с ней. Анна должна быть моей! Она завладела всем моим существом. Ее колдовские чары действовали сильнее имевшихся у меня противоядий.

Мне захотелось объясниться ей в письме. Однажды бессонной ночью я почти до рассвета сочинял это послание. После пробуждения я переписал его начисто, но остался недоволен: оно не передавало моих истинных чувств. (Странно, как изменяются облеченные в слова мысли!) Мне пришлось начать все заново. Но какой стиль лучше выбрать, чтобы потрясти ее, какие найти слова? Замешательство делало мои усилия бесплодными.