Ветер над островами - Андрей Круз

Солдат я видел впервые, так что глянуть было любопытно. Форма серовато-зеленая, из грубоватой, но добротной ткани, бриджи и заправленные в них рубахи. Рыжие сапоги, рыжие же ремни, поясные и наплечные, с многочисленными брезентовыми подсумками, по сгибам обшитыми все той же рыжей кожей. Широкополые шляпы-панамы, вроде тех, что раньше в Советской Армии носили в Средней Азии и в Афганистане, только поля совсем прямые. Знаки различия, мне непонятные, на уголках воротничка рубашки, без всяких петлиц. На ремнях, в открытых кобурах, револьверы, винтовок нет. Да, вполне похоже на армию регулярную, в отличие от нашего ополчения.

Формальности много времени не заняли. Мужики с бляхами пошастали по трюму, приняли оплату за стоянку от Игнатия и, прихватив с собой обоих солдат, направились на берег. Перед самым уходом один из них, загорелый, с черной, пробитой сединой бородой, спросил что-то у нашего шкипера, подошел ко мне и протянул конверт из бурой толстой бумаги, сказав:

– От церковной канцелярии Алексию Богданову. О чем – не знаю, даже не спрашивай.

Вот как. Если хотел удивить, то у него точно получилось. Я покрутил конверт в руках – ничего особенного, никакой пышности. В уголке отпечатан силуэт креста и написано «Церковная канцелярия». Все. Что-то волнительно, даже дыхание участилось. Чего ждешь? Открывай.

Открыл. Внутри листок, пополам сложенный. На нем текст, на машинке отпечатанный. Ничего интересного, просто Алексея Богданова просят посетить церковную канцелярию, что по Главной улице, в Синодском дворе. Все. Написано вежливо, даже не в приказном тоне. Но думаю, что этой просьбой лучше не пренебрегать, почему-то вот так мне кажется.

На палубу вышла Вера с отцовским рыжим кожаным портфелем в руках. Подошла сразу ко мне, сказала:

– Я к покупателю. Пойдем?

Это верно, церковники все же подождут пускай, у нас еще с товаром дело. Я же при ней еще и штатный охранник, можно сказать.

– Пойдем.

Сбегал в трюм, сменил тапки на сапоги, поправил кобуру – готов, можно идти. Спустились по пружинящим сходням на широкий деревянный пирс и пошли по гулким толстым доскам в сторону шумного и суетливого порта.

Жизнь здесь кипела, не то что Бухта на Большом Скате, но и гавань Новой Фактории с Благовещенском сравниться не могла. Множество людей, суетящихся, куда-то бегущих, кричащих, множество телег, везущих ящики, бочки, мешки, скрип снастей, плеск волны под причалами, стук молотков, звук пилы откуда-то, запах моря, гниющих водорослей, крики чаек над головой. Над всем этим высокое, голубое, безоблачное небо, на горизонте сливающееся с морем. Как старую картину рассматриваешь, даже не верится, что ты внутри ее самой.

Широкая набережная гавани как стеной была огорожена узкими и высокими, по ширине всего в три окна, каменными домами, прижавшимися друг к другу боками, как в старом Амстердаме или каком другом ганзейском городе. На самом деле никакого подражательства, как я думаю, просто всем хочется втиснуться сюда, на первую линию, вот и толкаются боками.

Конторы выглядели все больше солидно. Лакированные двери из моренного дерева, бронзовые начищенные ручки и такие же таблички с названиями. Мы с Верой шли по тротуару, минуя крыльцо за крыльцом, уворачиваясь от встречных пешеходов, которых тут было много.

– Вот сюда нам, – сказал Вера, резко свернув влево и легко взбежав по ступенькам.

На табличке,больше похожей на бронзовую мемориальную доску, красовалась надпись «Торговый дом Бочкарева». И ничего больше, никакой дополнительной информации о том, чем изволит торговать господин Бочкарев.

– Тут самые большие торговцы квартируют, – сказала Вера и сразу поправилась: – На этой набережной, в смысле. По всем христианским землям самые большие.

Она толкнула дверь, над которой звякнул колокольчик, и мы вошли в контору загадочного Бочкарева.

Контора удивила тем, что в ней была секретарша. Как-то не ассоциировалась местная действительность с секретаршами для меня, не могу объяснить почему. Самая настоящая,молодая и вполне женского полу, даже миловидная. Она сидела за большим столом потемневшего дерева и перекладывала какие-то бумаги из папки в папку. Увидев нас улыбнулась, поздоровалась с Верой, назвав ее по имени. Знакомы, значит. И улыбнулась так, не слишком уверенно, вроде как сомневается в уместности улыбки. Вера телеграмму о нашем выходе отсылала, в ней заодно и сообщила о том, почему теперь она ведет дела.

– И тебе здравствовать, – улыбнулась в ответ Вера. – Стефан Петрович у себя?

– У себя, у себя, – закивала секретарша. – Посидите минутку, сейчас шкиперы у него, как выйдут – сразу вас проведу.

Мы вдвоем присели на не слишком удобный, обитый кожей диван у стены, а секретарша быстро налила в два стакана холодной воды и не спрашивая, поднесла нам на маленьком подносе.

– Спасибо, – почти хором ответили мы.

Ждать пришлось минут десять, не «минутку», как обещала секретарша. В конторе оказалось довольно людно и суетно. Все время заходили и выходили люди, по лестнице сновали вверх вниз какие-то мужчины с бумагами в руках, все как на подбор в маленьких разноцветных шапочках на манер еврейских, только другой формы, повыше. Вообще вся контора с этими бородатыми мужчинами в жилетах и в шапочках напомнила мне хасидскую синагогу, в которую как-то довелось зайти, хотя тут были сплошь самые что ни на есть «христиане». Скорее они похожи на пуритан, как мне кажется. Или на американских амишей. Хотя черт его знает, откуда такое впечатление, наверное из-за «торговости» места сложилось, потому что за пределами «Торгового дома Бочкарева» у меня таких ассоциаций не возникало. Или просто стереотипы в голове перепутались?

Стефан Бочкарев, дородный, плечистый, скорее даже кряжистый мужик лет сорока, с маленькой аккуратной светлой бородкой и кустистыми бровями над крошечными голубыми глазками, спустился к нам сам. Увидев Веру, протянул руки, говоря на ходу:

– Вера, доченька, ужас-то какой! Как плохо вышло-то, царство ему небесное, человеку Божию!

Обняв девочку, он поцеловал ее в лоб, потом обернулся ко мне. Посмотрел вроде и придирчиво, но вполне дружелюбно, протянул руку:

– Стефаном меня зовут, я здесь за старшего вроде бы.

– А меня Алексеем, я при Вере вроде помощника теперь, – отрекомендовался и я.

– Пойдемте ко мне.

Стефан Бочкарев размещался в мансарде, второй и третий этажи не слишком просторного здания были набиты теми самыми суетными мужчинами, похожими на хасидов, суетящимися, щелкающими счетами, что-то пишущими и печатающими на машинках и все вместе создающими эдакий озабоченный гул, который сразу показывал, что здесь не баклуши бьют. В кабинете же старшего было тихо.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});