Воин из-за круга - Андрей Астахов

Про ди Марона все забыли. Когда к поэту вернулось ощущение реальности, он вдруг понял, что стоит один среди людских и лошадиных трупов, жалобно стонущих раненых и тлеющих каркасов шатров. Его сапоги и штаны до колен были забрызганы кровью. Идти было некуда. Ди Марон будто во сне сделал несколько шагов и опустился на большой камень. Его тошнило, голова гудела, как набатный колокол. Крики сражающихся в долине звучали в ушах поэта так, словно он сунул голову под воду. Потом его начало рвать.

Его нашел Хаукер. Рыжий волах был с головы до ног покрыт пылью и копотью, а меч в его руке был по рукоять в крови. Ди Марон подумал, что рыжий пришел его убить. Но Хаукер вытер меч об одежду одного из лежавших неподалеку мертвецов и сказал:

– Пошли, лаэданец!

Лагерь был разгромлен. Они шли по долине, перешагивая через убитых, которых было множество – волахи, роширцы и Красные плащи лежали поодиночке и грудами вперемешку с поломанным окровавленным оружием, брошеным снаряжением и лошадиными трупами. От крепкого запаха крови и дыма поэта вновь начало тошнить и ноги стали непослушными. Однако Хаукер не дал ему отсидеться. Он схватил его за руку и потащил за собой, будто ребенка.

У входа в долину собрались горцы. Тут же ди Марон увидел небольшую группку пленных – человек двадцать, и почти все были ранены. Волахи чистили оружие, пили скейн и громко разговаривали, видимо, обсуждая подробности боя. А потом поэт увидел Лейрина. Светловолосый воин был еще жив; он лежал на конском потнике, и лицо его было серым, а одежда – в бурых пятнах. Ди Марон подошел ближе и вздрогнул; он разглядел оперение бельта, на три четверти ушедшего в грудь Лейрина.

– Я сам это сделаю, – сказал коренастый немолодой воин в стальном нагруднике, стоявший рядом, и почему-то посмотрел на ди Марона. В глазах воина не было злобы, только печаль. Он опустился на колено рядом с раненым и резким рывком выдернул бельт. Лейрин выгнулся дугой, захрипел, кровавая пена закипела у него на губах. А потом светловолосый воин опрокинулся навзничь и затих. Воин в нагруднике отбросил стрелу и, прошептав что-то, закрыл умершему глаза.

– Зачем ты кричал? – спросил он, не глядя на ди Марона.

– Зачем? – Поэт облизнул губы. – А разве ты поступил бы по-другому?

– Из-за тебя погибло много воинов. Ты предупредил врага.

– Я лаэданец, – с достоинством сказал ди Марон. – Лучше быть мертвым, чем предателем.

– Славный ответ, – взгляд воина потеплел. – Мне сказали, что ты ищешь дракона. Зачем он тебе?

– Я не могу этого тебе сказать. Это не моя тайна.

– Ты видел дракона?

– Нет. Мне сказали, что я должен идти на север, в эту страну. Больше я ничего не знаю.

– Меня зовут Рослин, – сказал воин в нагруднике. – Я вождь клана Мон-Гаррах, и я беру тебя под свою защиту. Если захочешь, расскажешь мне все, что знаешь.

Ди Марон промолчал. Он плохо понимал, что с ним происходит. Единственное, что ясно запечатлелось в его сознании, так это мысль, что смерть ему пока не угрожает. Он просто стоял и наблюдал, как волахи укладывают в ряды тела своих погибших воинов. Первым положили Лейрина. Лицо светловолосого воина было серьезным и спокойным, и ветер перебирал его волосы. Потом кто-то накрыл мертвеца плащом. Убитых было много – десятки. А затем эрл Рослин велел ему идти за ним. Очнувшись, поэт поплелся следом за командиром волахов и в это мгновение неожиданно для самого себя подумал о том, что, если останется жив, никогда больше не будет сочинять стихов о героях, битвах и войне. И никому никогда не расскажет о том, что увидел сегодня в этой долине.

Маршал ди Мерат выслушал гонца. Известие о гибели авангарда не особенно его расстроило. Война есть война. В конце концов потери не очень велики – всего около сотни человек, причем большинство из них роширские наемники. Ди Мерата встревожило другое – горцы не собираются просто сидеть и ждать, когда имперская армия войдет в их земли. Они начали партизанскую войну. Такого поворота событий никак нельзя допускать.

– Где местьер фон Гриппен? – спросил маршал.

– Он здесь, господин. Ожидает вашего разрешения войти.

– Пусть войдет.

Рыцарь вошел уверенной походкой, поклонился маршалу. Ди Мерат бросил на воина быстрый взгляд из-под опущенных век, жестом велел сесть напротив себя.

– Почему вы были не с авангардом? – спросил он.

– Я выполнял поручение префекта Кимона, пытался разведать дорогу на Ай-Рах. Для этого я взял с собой всех своих всадников, а пехоту оставил в долине под командованием местьера Эрни ди Крея.

– Весь отряд уничтожен волахами. Погибло не менее ста человек.

– Сожалею, маршал. Однако смею заметить, что войны без потерь не бывает.

– Потери, юноша, бывают двух видов, – заметил маршал, с трудом подавив в себе гнев. – Бывают оправданные потери и бессмысленные потери. Запомните это, если хотите, чтобы люди вас уважали и ценили. Впрочем, я вас не виню. Вы всего-навсего воин, а не военачальник, и не обязаны отвечать за просчеты командира. Вы выполнили приказ?

– Да, маршал. Дорога на Ай-Рах открыта. Волахи уходят за реку.

– Вы уверены?

– Да, маршал. Я думаю, они намеренно хотят завлечь нас к Ай-Раху. Даже мосты на реке они не стали уничтожать.

– А что, если это ловушка?

– Вполне возможно, маршал. Но я думаю, вы знаете, как поступить в этом случае.

– Хорошо. Теперь объясните мне, зачем вам понадобилось устраивать бойню в Маервенте? Насколько мне известно, вооруженных горцев там не было.

– Это не бойня, маршал. Это был акт веры.

– Акт веры? Простите, я не понял.

– Жители деревни были язычниками. Всякий язычник проклят Богом и обречен на вечные муки в аду. Для того, кто коснеет в язычестве, есть только два пути к спасению – либо он должен отречься от своего поганого язычества и креститься в истинную веру Христову, либо, если язычник упорен, его должно очистить от языческого проклятия. Очищение достигается огнем. Я приказал сжечь жителей Маервента, ибо скорбел об их душах и всем сердцем желал их спасения. Огонь очистил их, и теперь они в раю.

– Вы считаете, что вам дана власть так поступать?

– Дана, маршал, – фон Гриппен сверкнул глазами. – Самим его святейшеством папой, наместником Христа на земле. Каждый из воинов моего ордена наделен властью обращать язычников и спасать их души. Мы обязаны любить своих врагов и молиться об их спасении. Ныне я счастлив, потому что выполнил свой долг. Нечестивые язычники спасены и обрели жизнь вечную.

– А местьер Эрни ди Крей и его воины гниют в долине, и падальщики грызут их кости, – заметил маршал. – Мне будет очень трудно объяснить ди Крею-старшему, ради чего пал его единственный сын.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});