Светорада Медовая - Вилар Симона

– Когда на Хазарию обрушиваются беды, – начал со своего места бек Вениамин, – по старой традиции жрецы приносят в жертву того, кто во всем повинен. То есть правителя хазар, к которому не благоволит небо.

– Ты себя имеешь в виду, благородный Вениамин бен Менахем? – резко спросил Овадия. – Ибо ни для кого не секрет, что ты подлинный властитель Хазарии.

– Я поклоняюсь всемогущему Яхве, – сдерживая удивление и гнев, ответил Вениамин. – Но здесь присутствуют шаманы вашего Тенгри-хана, которые могут подтвердить, что в годину бедствий народ убивал именно своего правителя. Я подчеркиваю – своего. И это закон.

– О каком законе может идти речь, когда вы изменили старые обычаи кара-хазар? Вот если бы вы позволили нашим богам вновь благословлять земли Хазарии, если бы наши шаманы не должны были отступать, склоняясь, когда им навязывают изучение Талмуда и Торы…

– Кто это навязывает, собака неверная! – сорвался со своего места молодой родственник бека хаджиб Аарон.

И тут опять поднялся шум, все стали кричать, обвиняя друг друга.

Светорада не на шутку разволновалась, однако все же заметила, что происшедшая прямо в зале ссора тарханов и рахдонитов словно бы не задела Овадию. Казалось, он был даже доволен. И когда оскорбленные иудеями черные хазары направились к выходу, осыпаемые руганью и упреками, когда кагана вывели из зала в сопровождении вооруженных аларсиев и почитавшие его тарханы видели, в каком бесправном положении находится их глава, Овадия – Светорада могла бы в этом поклясться – с трудом сдержал улыбку.

– Идем, – позвала ее Мариам, поднимаясь и увлекая княжну за собой.

Они вновь шли по темным длинным коридорам дворца, едва освещенным неярким пламенем подвешенных на цепочках светильников, мимо стражников, которые неподвижно стояли на лестничных площадках. И так уж получилось, что они свернули к покоям жены кагана, причем Светорада сделала это почти добровольно, не препятствуя мягко увлекавшей ее Мариам.

– Они погубят его! – взволнованно воскликнула Светорада, падая на подушки у окна, за которым открывался вид на широкую многоводную реку. Смотрела, как на лодках отчаливают возмущенные тарханы кара-хазар, как грозной стеной стоят у пристаней облаченные в доспехи аларсии, преданные наемники всевластного Вениамина. – Овадия безумец! Затеяв эту игру, он очень рискует. Бек не простит ему подобного своеволия.

Однако Мариам так не считала. Она пояснила, что сейчас Овадия даже более неуязвим, чем когда-либо, и, если с ним что-то случится, это только сплотит кара-хазар. Иудеи же, понимая, что хазары им не опасны лишь в том случае, если они разобщены, постараются не допустить расправы с мятежным царевичем. Сейчас рахдониты сами совершили промах. Овадия ловко спровоцировал их, вынудив взорваться и оскорблять старую веру на глазах степняков, которые, увидев, как их шаманов почти выгнали, а кагана вывели из зала, словно верблюда на привязи, крепко задумались… Степняки – вольный народ, но у них на все есть свое мнение. Надо только, чтобы они вспомнили об этом и приняли решение. Именно эту цель и преследовал Овадия.

Уже возвращаясь к себе, Светорада в переходах дворца увидела шада. Он стоял у открытого окна и смотрел в ночной сад. Где-то кричала вылетевшая на охоту сова, слышалось отдаленное журчание фонтана. Слабый отблеск догоравшего дня освещал Овадию, облаченного в широкий стеганый халат. Его крепкий торс был перевязан шелковым поясом, с оголенного темени свисала длинная прядь. Светорада медленно приблизилась, но Овадия продолжал глядеть в окно, его полные губы были презрительно поджаты, взор затуманен – он весь погрузился в думу.

– Овадия, тебе тяжело?

Он не ответил, только глубоко вздохнул.

И тогда Светорада решилась:

– Ты приворожил меня, шад?

По сути это было ее признание. Овадия повернулся, посмотрел на нее, взгляд его постепенно стал проясняться.

– Я спрашиваю, ты приворожил меня через своих шаманов? Ибо я думаю о тебе непрестанно. Я скучаю и жду. Ты же как будто отдаляешься от меня.

Она чуть улыбнулась и прильнула к нему. Услышала, как гулко бьется его сердце. И когда он осторожно обнял ее, она сама закинула руки ему на плечи, подняла улыбающееся лицо. Ее зубы влажно сверкнули между пухлых манящих губ.

Овадия едва не застонал, когда стал целовать ее. Потом подхватил на руки и понес. Светорада сама себе казалась невероятно легкой, почти невесомой в его могучих руках. Ее пленитель, иноземец, друг, с которым они постоянно поддразнивали друг друга… Ее мужчина, которого она хочет!

Едва он внес княжну в покои, как ее служанки кинулись врассыпную. Громко стукнула будто бы закрытая сквозняком дверь. Овадия со Светорадой упали на груду пуховиков на ее ложе, целовались страстно и исступленно. Княжна мягко выгнулась в его руках и даже всхлипнула, с радостью чувствуя, как ее тело отзывается на его сильные объятия, как из глубины поднимается неистовое, пронзающее ее желание, и внезапно ощутила головокружительную слабость. Ее руки запутались в разметавшихся волосах, она позволила Овадии целовать и раздевать себя, ей даже нравилась его грубоватая торопливость…

– Я так люблю тебя, Медовая моя… Моя сладкая… Я так долго тебя ждал… Мое сердце чуть не истекло кровью за это время.

Светорада сама едва не плакала, обнимая его за сильную шею, чувствуя, как жесткие волоски на его торсе щекочут ее напрягшуюся грудь. И когда Овадия стал покусывать ее соски, потом ласково целовать, когда его рука жадно скользнула между ее бедер, она, вся горячая и влажная, была готова принять его. И душой, и телом.

– Ну же!

Ее голос стал низким и хриплым от страсти. Она забыла, что может быть такой.

А потом она уплывала и волновалась, как река. Она взмывала и задыхалась, цепляясь за своего сильного, жадного мужчину. Жадного до нее, ибо он почти стонал, задыхался, вдавливаясь в ее лоно, проникая в нее до самых глубин… Светорада и не ожидала, что он окажется таким мощным… таким горячим, напористым. И она закричала, когда уже не осталось сил сдерживаться. И рассыпалась искрами…

Его ответный крик выплыл откуда-то из глубин ее сознания. Она ощутила себя счастливой. Потом наступил покой. Как же давно она не испытывала такого покоя!..

ГЛАВА 15

Шад Овадия бен Муниш, кочуя по степи с подвластными ему родами, направлялся в сторону реки Дон. Там решили сделать длительную стоянку, пасли скот, собирались в юртах на посиделки, ловили в реке рыбу, много и успешно охотились. Светораде нравилось подниматься на охоту до зари, пока солнце еще не взошло и не палило во всю мощь, нравилось скакать по раскинувшемуся приволью и пускать стрелы в поднятую загонщиками дичь. После удачного гона охотники обычно ехали к реке, где Светорада, отойдя чуть в сторону, плавала в исходившей молочным паром воде.

Степняка Овадию восхищало то, как легко и умело плавает его жена. Придерживая под уздцы коней, он смотрел, как она у самой кромки берега скидывает через голову длинную рубаху-платье, выскальзывает из легких шаровар. У нее была изящная гладкая спина, покатые плечи, тонкая талия, соблазнительно переходившая в округлые бедра. Не такие роскошные, как у иной хазаринки, родившей не одного ребенка, а еще по-девичьи нежные. Вот когда его Медовая родит… Пока, правда, непохоже, чтобы она понесла, хотя он и покрывает ее каждую ночь, все не может насытиться ее нежной чувственностью, ее полной отдачей в момент наивысшего наслаждения, когда она выгибается под ним и гортанно стонет. Сейчас же, наблюдая за своей Светлой Радостью, глядя на ее дивную наготу, он вновь ощутил, как зашумело в висках, и едва сдержался. Светорада двинулась от берега, переступая по воде длинными стройными ногами, подыскивая ступней менее илистое дно. Ножки у его Медовой маленькие, нежные, и Овадия так любит целовать каждый ее пальчик.

Несмотря на кажущуюся хрупкость, Светорада плавала сильно и уверенно. Уходила рывком под воду, выныривала и, оглянувшись – в какой-то миг он уловил ее улыбку над водой, – плыла против течения, размашисто и ловко загребая воду. Русалка! Ее заплетенные во множество тонких косичек волосы потемнели от влаги, маленькая головка на тонкой шее казалась почти по-змеиному изящной, зато движения, сама манера двигаться в глубокой воде были уверенными и по-мальчишечьи лихими. Глядя на нее, Овадия жалел, что в свое время не научился плавать. Когда после охоты или скачки он тоже погружался в мягкую речную воду, то подле ловко двигающейся и ныряющей княжны чувствовал себя неуклюжим, как бурдюк с вином. Боясь глубины, он вырывался из рук Светорады, которая, смеясь и дурачась, тащила его за собой.