Сто суток войны - Константин Симонов

В статье, разумеется, была дежурная для того времени, выдержанная еще в предвоенном шапкозакидательском стиле фраза, что «попытки врага применить подобную тактику против частей Красной Армии кончаются полным провалом», но весь ход статьи, ее содержание объективно свидетельствовали о том, что эта немецкая тактика представляет для нас большую опасность и нам надо срочно вырабатывать меры для ее нейтрализации.

Наиболее далекие от истины выводы могли в те дни связываться у читателей газет с материалами, посвященными нашей авиации. Из всех родов войск наша авиация в начале войны оказалась в наиболее трагическом положении и в силу огромных потерь, и в силу отсталости большей части техники. Однако в газетах не было ничего похожего хотя бы на признание того факта, что наши истребители, когда они все-таки вырывали победу в воздушных боях, вырывали ее чаще всего лишь в силу самоотверженности и дерзости, с которой они шли в бой на своих безнадежно устарелых, по сравнению с немецкими, машинах.

Статьи и заметки в газетах, в том числе и опубликованные 19 июля, создавали у читателя ложное представление о превосходстве нашей авиации над немецкой и даже о ее господстве в воздухе.

Рассказать в Москве о том, что я видел в воздухе над Бобруйским шоссе, я не мог даже самым близким людям, даже матери, сознавая, какой силы душевное потрясение я обрушу на нее, все еще продолжавшую представлять себе воздушные бои по газетам и по довоенным представлениям о вверенной сталинским соколам лучшей в мире авиационной технике.

Для того чтобы представить себе всю трудность нашего с Трошкиным положения первых военных корреспондентов, приехавших в Москву и вынужденных отвечать на сотни вопросов, надо сопоставить некоторые документы того времени.

В сообщении Информбюро, опубликованном 19 июля, было среди прочего сказано о продолжающихся оборонительных боях на Смоленском и Бобруйском направлениях. Что касается Смоленска, то в общей форме это соответствовало истине. Наши войска именно в это время пытались отбить город у немцев.

Но в представлении тех, кто расспрашивал нас в Москве, все это выглядело совсем по-другому, чем было в действительности. И я не мог рассказать им ни того, что мы еще три дня назад не попали в Смоленск потому, что он уже был захвачен немцами, ни тем более того, что еще двадцать дней назад немцы взяли Бобруйск и переправились через Березину.

В «Журнале боевых действий войск Западного фронта» за 19 июля говорилось, что 172-я дивизия, о действиях которой я в этот день писал в Москве свой очерк, продолжает удерживать Могилев и «плацдарм западнее Могилева… ведя бои в окружении». Полковник Кутепов продолжал драться там же, где я был у него пять дней назад. Но я не мог говорить ни о форсировании немцами верхнего течения Днепра, о котором еще и намека не было в газетах, ни о немецких танках, прорвавшихся к штабу нашей армии в пятидесяти километрах восточнее Могилева.

Почти все, чему мы были свидетелями, так или иначе еще считалось к 19 июля тайной, и трудно сказать, где тут в каждом отдельном случае была грань между разумным и неразумным, между верными и запоздалыми представлениями о том, что действительно являлось и что уже давно не являлось тайной.

Если взять для примера Смоленск, то при тех военно-исторических аналогиях, которые были связаны со Смоленском как ключом к Москве, задним числом можно понять нежелание широко публиковать сообщение о его потере в те дни, когда мы еще надеялись его вернуть. А такая надежда и в Ставке, и на Западном фронте продолжала существовать, во всяком случае до конца июля. Как свидетельствуют документы, части 16-й армии, которой тогда командовал генерал М. Ф. Лукин, только 28 июля окончательно оставили окраину Смоленска. Известие о потере нами Смоленска было опубликовано в сообщении Информбюро только 13 августа, то есть через двадцать девять дней после захвата немцами большей части города. Но следует помнить, что почти весь этот период был связан с ожесточенными боями в районе Смоленска, конец которых немецкие военные историки датируют 5–8 августа.

Не только наши, но и немецкие военные историки называют этот период «Смоленским сражением», подчеркивая его важное значение в ходе всей летней кампании 1941 года. «Журнал боевых действий войск Западного фронта» за 19 июля дает полную реальных противоречий картину того, как в этот день выглядело начавшееся несколькими сутками раньше Смоленское сражение. В нем мы видим и меру наших неудач и потерь, и меру наших упорных и яростных усилий остановить и отбросить немцев — словом, все то, о чем Сталин за день до этого, 18 июля, счел нужным написать в своем первом личном послании Черчиллю: «Может быть, не лишнее будет сообщить Вам, что положение советских войск на фронте продолжает оставаться напряженным».

Из экономии места, не прибегая в данном случае к прямому цитированию «Журнала боевых действий», я попробую дать обзор содержащихся в нем наиболее характерных данных за 19 июля.

В «Журнале» сказано, что в районе Невеля и Великих Лук немцы ведут бои на окружение правофланговых частей нашей 22-й армии и что, успешно обороняясь на своем правом фланге, 22-я армия в центре и на левом фланге уже ведет бои в окружении, прорываясь на Невель.

О 51-м стрелковом корпусе этой армии сказано, что он ведет бой в окружении с превосходящими силами противника.

О 19-й армии сказано, что в течение дня отдельные ее части продолжают вести бои в районе Смоленска и что одновременно продолжается сбор одиночных людей и подразделений армии в районе Дорогобужа и Вязьмы.

О 20-й армии сказано, что она произвела перегруппировку и отход частей на новый оборонительный рубеж.

О 5-м механизированном корпусе, входившем в состав 20-й армии, сказано, что он отошел и сосредоточился на северном берегу Днепра.

О 13-й и 4-й армиях сказано, что они ведут бои на Могилевском направлении отдельными очагами в окружении, стремясь на некоторых участках восстановить положение.

О 45-м стрелковом корпусе 13-й армии сказано, что сохранившееся управление этого корпуса и рота охраны штаба брошены на розыск и формирование отходящих с запада частей.

Так выглядят сгруппированные вместе сведения с разных участков Западного фронта, говорящие о размерах понесенных до этого поражений, о прорывах и выходах из окружений, о розыске, сборе и формировании заново частей и о прочих невеселых вещах.

Но «Журнал боевых действий» за 19 июля состоит отнюдь не только из этого. В нем есть и другие сведения, носящие иной характер.

Остатки 179-й стрелковой дивизии западнее Великих Лук подбили пятнадцать немецких танков.

3-я и 4-я танковые дивизии Гудериана, действующие на Могилевском направлении, приостановили свое продвижение вследствие сопротивления наших войск.

73-я немецкая танковая дивизия, понеся большие потери во время боя под Ярцевом, перешла к обороне.

18-я немецкая танковая дивизия приостановила свое продвижение, наткнувшись в районе Ельни на противотанковый район.

129-я дивизия 16-й армии в течение ночи вела бой за Смоленск и к 8 часам утра овладела северо-западной частью города и аэродромом.

3-я дивизия 20-й армии безуспешно атаковывала южную окраину Дубровки.

Была отбита атака противника в районе Кричева.

Была также отбита контратака немцев в районе Рогачева и Жлобина.

21-я армия, хотя и медленно (по словам «Журнала»: «топчась на месте»), продолжала наступать на Бобруйск.

Группа генерал-майора Рокоссовского после артподготовки атаковала немцев, занимавших сильный противотанковый район северо-западнее Ярцева. Наша атака успеха не имела, и в ней было потеряно сорок танков.

4-й воздушно-десантный корпус наступал с целью восстановить положение на реке Сож.

144-я стрелковая дивизия 20-й армии с боем овладела Рудней, но под давлением противника отошла в исходное положение.

Так группируются в том же «Журнале боевых действий» за тот же день сведения, говорящие о наших удачных и неудачных наступательных действиях, о наших и немецких контратаках, о том упорстве, с которым мы дрались на Западном фронте после стремительного прорыва немцев к Смоленску.

Наши оперативные документы, при ряде неточностей, которые в них содержались, в целом бесстрашно рисовали истинное положение на фронте. И не что-либо другое, а именно этот драматический, но честный самоотчет теперь, через двадцать пять лет, вызывает наиболее глубокое чувство уважения к стойкости нашей армии и к ее упорным усилиям остановить немцев.

Признание и этой стойкости, и масштаба этих усилий так или иначе содержится во многих послевоенных работах наших противников. Говоря о первых разногласиях среди высшего военного руководства германской армии, Типпельскирх указывает, что «от танковых клиньев, на основании опыта войны в Европе, ожидали гораздо больших результатов. Русские держались с неожиданной твердостью и упорством, даже когда их обходили и окружали. Этим они выигрывали время и стягивали для контрударов из глубины страны все новые резервы, которые к тому же были сильнее, чем это предполагалось».