Сто суток войны - Константин Симонов

Недолгая встреча с Кутеповым для меня лично была одной из самых значительных за годы войны. В моей памяти Кутепов — человек, который, останься он жив там, под Могилевом, был бы способен потом на очень многое.

Семен Федорович Кутепов, происходивший из крестьян Тульской губернии, окончил в 1915 году коммерческое училище, был призван в царскую армию, окончил Александровское военное училище, воевал с немцами на Юго-Западном фронте в чине подпоручика. В 1918 году добровольно вступил в Красную Армию, воевал с белополяками и с различными бандами, командовал взводом и ротой, был ранен. Окончил курсы усовершенствования штабных командиров и с отличием заочный факультет Академии Фрунзе. Изучил немецкий язык. Четыре года прослужил начальником строевого отдела штаба дивизии, два года командиром батальона, три года начальником штаба полка, четыре года помощником командира полка и два года командиром полка. В этой должности встретил войну. В справке об аттестации Кутепова за самые разные годы его службы удивительное единодушие в самых высоких оценках: 1928 — «Способный штабной работник». «Хорошо знает дело». «Точен. Аккуратен. Дисциплинирован». 1931 — «В намеченной идее упорен до конца. В трудные минуты умеет провести свою волю… Подлежит продвижению во внеочередном порядке». 1932 — «Энергичен, инициативен, с твердой волей командира. Военное дело любит и знает». 1936 — «В обстановке разбирается быстро и умело принимает решения». 1937 — «Энергичный, работоспособный командир. Развит во всех отношениях». 1941 — «Командуя полком, показал себя энергичным, волевым, культурным командиром. Личным примером показывает образцы настойчивости, дисциплинированности. Полк по боевой и политической подготовке занимает первое место среди частей корпуса, что неоднократно отмечалось при проверках».

Эта последняя характеристика подписана Бакуниным, командиром 61-го корпуса, в составе которого Кутепову предстояло подвергнуться той самой строгой из всех проверок, которая называется войной.

Читая личные дела полковника Кутепова, генерала Романова, да и некоторых других военных, превосходным образом проявивших себя в самые тяжелые дни 1941 года, я иногда испытывал чувство недоумения: почему многие из этих людей так медленно, по сравнению с другими, продвигались перед войной по служебной лестнице? Задним числом, с точки зрения всего совершенного ими на войне, мне даже начинало казаться, что в их медленном предвоенном продвижении было что-то неправильное. Но потом, поразмыслив, я пришел к обратному выводу: это медленное продвижение с полным и всесторонним освоением, или, как говорят военные, «отработкой», каждой ступеньки как раз и было правильным. Именно такое продвижение, видимо, и привело к тому, что эти люди в тягчайшей обстановке первого периода войны все-таки оказались на высоте занимаемого ими к началу боев положения, именно такое продвижение и должно было быть в армии нормой. И такой нормой оно и было до 1936 года. А перестало быть начиная с 1937 года. И это привело в первый период войны к тяжелым последствиям.

Когда в 1937–1938 годах было изъято из армии подавляющее большинство высшего и половина старшего командного состава, за этим неизбежно последовало характерное для тех лет массовое перепрыгивание через одну, две, а то и три важнейшие ступени военной лестницы.

Нелепо было бы ставить это в вину людям, которых так стремительно и безжалостно повышали. Это было не их виной, а их бедой. А от тех из них, кто не погиб в начале войны, потребовалось очень много труда и воли, огромные нравственные усилия для того, чтобы в условиях войны все-таки постепенно оказаться на своем месте, восполнив в себе все те неизбежные пробелы, которые образуются у человека при перепрыгивании через необходимые ступеньки военной службы.

Надо ли еще раз повторять, что не будь у нас 1937–1938 годов, то в армии с первых же дней войны на своих местах оказалось бы куда больше таких людей, как командир полка Кутепов или командир дивизии Романов.

36 «У него был вид человека, чем-то удрученного, может быть и хотевшего сказать нам об этом, но не имевшего права»

Во второй половине дня 14 июля, когда под Могилевом происходил этот разговор с комиссаром 61-го корпуса, 29-я мотодивизия немцев уже подошла передовыми частями к Смоленску, а их 10-я танковая дивизия, повернув после прорыва северней Могилева на юго-восток, была не только в тылу штаба корпуса, но уже глубоко, километров на сорок, обошла штаб нашей 13-й армии, находившейся в Чаусах.

Немецкие части, прорвавшиеся южнее Могилева, тоже шли в это время на Чаусы и Кричев, и прямая дорога Могилев — Чаусы была уже перехвачена частями 3-й танковой дивизии немцев.

Полной ясности, что происходит в этом районе, не было не только у нас, но и у немцев. Во всяком случае, на отчетной карте немецкого генерального штаба с вечерней обстановкой за 13 июля Могилев показан уже захваченным немцами. То есть в тот вечер, когда мы приехали в Могилев и остались ночевать в полку Кутепова, в немецкой ставке считали, что с Могилевом покончено.

В наших переговорных лентах за тот же день — 13 июля — сохранился текст такого сообщения, полученного штабом фронта: «Район Могилев. Положение не совсем ясное, делегат еще не прибыл… Могилев в наших руках…»

За 14 июля в делах штаба фронта подшита рукописная телеграмма, переданная начальником оперативного отдела 4-й армии. (Видимо, не имея сведений о 13-й армии, штаб фронта запросил о ней у соседа.) «Весь день идут бои с противником, стремящимся прорваться из Пропойска на Кричев. Бои идут в районе Чериков. В наш район сосредоточивается штаб Петрушевского (то есть 13-й армии. — К. С.). У нас были представители второго эшелона и сам генерал Герасименко. Конкретно что-либо о положении на фронте их армии они сказать не смогли… Все».

В сохранившейся оперативной сводке штаба 13-й армии за 14-е число сказано: «Армия продолжала упорные бои на Шкловском — Быховском направлении по уничтожению противника и восстановлению положения на восточном берегу реки Днепр. 53-я стрелковая дивизия, приняв на себя удар массы прорвавшихся танков в направлении Горки, рассеяна, связи с ней нет… 61-й корпус продолжает бой…»

В «Журнале боевых действий войск Западного фронта», где, очевидно, уже позже были сведены воедино все поступившие донесения, указано, что 14 июля 172-я стрелковая дивизия продолжает удерживать Могилев.

В немецкой сводке группы армий «Центр» за то же 14-е число указывается, что в то время как «29-я дивизия в 10.00 достигла западной окраины Смоленска», «24-й армейский корпус продолжает бои с упорно сопротивляющимся противником в районе Могилев».

Очень показательна одна фраза в этой же сводке: «Упадка боевого духа в русской армии пока еще не наблюдается».

37 «Они сказали нам, что немцы высадили впереди десант с двумя танкетками…»

Наше ощущение вечером того дня, что произошло что-то еще неизвестное нам, большое и труднопоправимое, было верным. Речь шла не о «десантах с танкетками», а о вышедших глубоко в наши тылы танковых и моторизованных колоннах немцев.

38«…до моста оставалось метров триста, когда… мы увидели, что по двум дорогам… сходившимся к мосту, — что по ним обеим движутся танки»

Если местность под Могилевом, где мы были в полку Кутепова, запомнилась мне во всех подробностях и я точно восстановил в памяти, где что было, — не могу сказать этого о Чаусах. Попав в эти места теперь, я долго не мог разобраться — откуда мы тогда, в сорок первом, приехали в Чаусы. С той стороны, с какой мне это по памяти казалось, не было никакого моста через реку, а с той стороны Чаус, где был мост, мы вроде бы не могли приехать, уж слишком кружной путь получался! Впрочем, вполне возможно, что именно так оно и было; по дороге из Могилева мы от деревни до деревни забирали все больше в объезд и в конце концов подъехали к Чаусам не со стороны Могилева, а совсем с другой стороны.

По архивным документам видно, что немецкие танки неожиданно подошли к Чаусам и к штабу армии 15-го в 5 часов вечера. В одном из донесений, поступивших в штаб Западного фронта, указано, что еще 14-го в 17.00 колонна из тридцати немецких танков находилась на реке Реста с движением на Чаусы. В описании боевых действий 13-й армии записано, что к 18 часам 15 июля «противник танковыми группами проник в район Чаусы».

В документах штаба Западного фронта есть записка, посланная из 13-й армии: «На подступах к Чаусы завязался бой с танками 17 часов 15.VII с. г. Связь с корпусом прервана. Начальник штаба Петрушевский».

Примерно в это самое время или чуть раньше я и прибежал, запыхавшись, на командный пункт 13-й армии и доложил о том, что видел, генерал-лейтенанту Герасименко, который лишь накануне вступил в командование армией. Надо сказать, что 13-й армии в эти дни вообще не везло: 8 июля, возвращаясь к себе из штаба фронта, командующий 13-й армией генерал-лейтенант Филатов был обстрелян на дороге «мессершмиттами» и смертельно ранен. В командование армией вступил генерал-лейтенант Ремезов. Выехав вперед в войска, он по дороге наскочил на прорвавшихся немцев, тоже был тяжело раней, и 14 июля его сменил Герасименко. В разгар немецкого наступления и беспрерывно сменявших друг друга драматических событий он оказался третьим командующим за неделю.