Колумбы российские - Виктор Петров

— Александр Андреевич, я еду в Петербург тотчас и лично приму там меры к разрешению вопросов, поднятых вами. Будут приняты немедленные меры к улучшению вашего положения… даю вам мое честное слово…

— Очень вам благодарен, ваше превосходительство, но чувствую, что здесь на моем месте нужен человек помоложе. Однако я рад, что вы нас поддерживаете в Петербурге. И тем не менее настаиваю на своем желании выйти в отставку и уехать в Бостон…

— Не могу вам противиться, Александр Андреевич, если вы на этом настаиваете, — сухо ответил Резанов.

Баранов посмотрел на него через прищуренные щелки глаз:

— Считаю необходимым доложить вам, Николай Петрович, — добавил Баранов, — что за время вашего отсутствия нашу колонию постигло большое несчастье. 26 апреля прибыл из Кадьяка корабль «Александр» с известием, что наше селение на Якутате со всеми поселенными там крестьянами-землепашцами снесено с лица земли враждебными индейцами. Селение было захвачено еще в октябре, полгода тому назад. Из всех людей там спаслись только восемь мужчин, две женщины и три мальчика, и только потому, что они были на покосе. Эти люди скрывались в лесу некоторое время, пока их не переловили индейцы. Сейчас они в плену, и индейцы требуют за них выкуп. Мы потеряли на Якутате также пять пушек и пять пудов пороху…

— Это ужасно, — только и смог промолвить Резанов. — Я понимаю ваши чувства.

Расставшись с Барановым, камергер уединился в свей комнате, где долго сидел за столом, описывая все происшедшие события графу Румянцеву. В своем письме он открыл Румянцеву свои заветные планы продвижения на юг, в Калифорнию. Надо понемногу и незаметно начать двигаться из Ситки на юг, в направлении Сан-Франциско. Прежде всего следует основать селение в устье реки Колумбии. Дальше он предполагал, что через десять лет колония настолько окрепнет, что можно будет включить

Калифорнию в состав русских владений. Испанцы там очень слабы, докладывал он, приписав ниже свои сожаления, что в 1798 году, когда Россия была в состоянии войны с Испанией, Шелиховская компания, которая была единственной реальной силой в этих частях земного шара, могла легко захватить Калифорнию от 34 градуса северной широты до миссии Санта-Барбара и удержать ее в своих руках навсегда. Местные испанцы вряд ли смогли бы получить военную поддержку из Мексики…

Все написанное говорило о том, что Резанов всерьез подумывал о захвате Калифорнии.

2

Следующий и все другие дни до отъезда из Новоархангельска Резанов лихорадочно разрабатывал планы еще одного срочного проекта. Резанов не мог простить японцам того унижения, которому они подвергли посланника российского императора. Их нужно было проучить. Зазнавшиеся сыны Японии не могли и не должны были остаться безнаказанными. Оскорбление должно быть смыто кровью.

Как-то вечером, в теплый июньский день, Резанов пригласил обоих морских офицеров — Хвостова и Давыдова к себе на совещание. Когда офицеры вошли в его комнату, там уже сидел правитель Баранов. После обмена обычными любезностями, Резанов сразу приступил к делу:

— Господа, — заявил он, — я разработал план наказания Японии за то оскорбление, которое этой империей было нанесено мне, личному и чрезвычайному посланнику российского императора. Я предписываю вам, лейтенант Хвостов, отправиться немедленно на «Юноне» в Охотск, куда вы отвезете накопившуюся у меня почту для Петербурга. Главное же, в Охотске вы произведете генеральный ремонт судна, установите добавочные орудия, получите амуницию и будете ждать моего прибытия, когда получите добавочные и последние инструкции для этой секретной военной экспедиции. Ко времени моего прибытия в Охотск я, вероятно, получу инструкции от высших властей из Петербурга. Мичман Давыдов, вы останетесь здесь со мной; мы будем ждать окончания постройки тендера «Авось». Как только «Авось» будет готов, мы немедленно отправимся на нем в Охотск, где вы с вашим кораблем присоединитесь к «Юноне» лейтенанта Хвостова. Там я назначу день, когда оба корабля выйдут в море и направятся на остров Сахалин, где вашей миссией будет уничтожение каждого японского селения, каждой деревушки. Этот акт будет нашим ответом на оскорбление, нанесенное японцами российскому посланнику. Что касается вас, Александр Андреевич, — обратился он к Баранову, — я буду благодарен, если вы распорядитесь назначить один из островов Ситкинского архипелага местом заключения для японских пленников.

Баранов поднялся со своей табуретки и подошел к стене, где висела карта владений Российско-Американской компании… посмотрел… усмехнулся и сказал:

— Я думаю, что ответ на ваш вопрос находится вот здесь, — и он ткнул толстым, огрубевшим пальцем в остров, находившийся недалеко от Новоархангельска. Остров названия не имеет, поэтому назовем его Японским.

— Ну и хорошо. С этим вопросом покончено. Со временем, Александр Андреевич, японцев, привезенных сюда, после того как они обживутся, можете использовать как рабочую силу, пополнить ряды ваших промышленных…

Резанову не терпелось закончить все приготовления и отправиться в обратный путь. Он торопился покинуть Новоархангельск, чтобы скорее попасть в Охотск, а оттуда сразу же выехать в Петербург. Время было дорого, и ему еще так много нужно было сделать, прежде чем он сможет вернуться к своей Кончите.

Он еще раз посмотрел на офицеров:

— Есть вопросы?

— Никак нет… все понятно!

— Ну тогда вы свободны.

Офицеры вытянулись, щелкнули каблуками и вышли.

Снаружи Давыдов хмуро посмотрел на Хвостова и смачно выругался. Хвостов насмешливо оглянулся на него:

— Ну и дела, — сказал он, — выходит так, что наши два суденышка готовы начать войну против Японии!

— А, что нам остается, — кивнул головой Давыдов, — приказ есть приказ. Он же наш начальник.

— Да, действительно, заварил он кашу, которую нам придется расхлебывать. А попробуй не исполнить приказания — бунт… конец карьеры! Мы не можем не исполнять приказаний старшего по чину. А главное, ведь Резанов — действительный камергер государя императора.

Обоим офицерам, как видно, не очень улыбалась перспектива отправиться в военную экспедицию против Японии, с которой Россия не находилась в состоянии войны. Им казалось, что Резанов отправляет их в пиратскую операцию, не будучи уверенным, имеет ли он полномочия для подобных действий несмотря на всю широту данных ему прав и его высокий пост. Им ничего другого не оставалось, как начать немедленные приготовления к отъезду в Охотск.

«Юнона» была готова к отплытию через несколько дней, о чем Хвостов и доложил Резанову.

Резанов был очень удивлен, когда к нему явился доктор Лангсдорф, затянутый в сюртук, и очень официально заявил, что явился получить разрешение отправиться в Охотск на корабле «Юнона». Отъезд Лангсдорфа означал, что Резанов лишался доктора, но ничего возразить он не мог.

Лангсдорф, поджав губы и сердито глядя на камергера, категорически заявил ему, что он больше не считает себя состоящим на службе его превосходительства. Господин «барон» чинил ему препятствия на каждом шагу, не давал возможности полностью отдаться научным исследованиям в области ботаники.

Птичье лицо эскулапа покраснело и даже побагровело, когда Резанов равнодушно пожал плечами и сказал:

— Если вам так угодно, вы свободны. А каковы ваши планы в Охотске? Поедете дальше в Петербург?

— Нет, господин барон, я намереваюсь немедленно же выехать на Камчатку и в течение года заняться научными исследованиями, и надеюсь, что на этот раз препятствий не будет… — и он опять с обидой поджал губы.

Резонов улыбнулся:

— Лично я ничего против вас не имею; как доктор вы делали все, что было в ваших силах для оказания мне помощи. Я вам напишу рекомендательные письма высшим чиновным лицам как в Сибири, так и в Петербурге.

Планы Лангсдорфа переменились к лучшему, когда в порту неожиданно появился маленький «Ростислав» под командой де Вульфа, вернувшегося из Охотска. Вульф на этот раз намеревался идти в Петропавловск-на-Камчатке, что очень устраивало Лангсдорфа, и он сразу же перебрался в каюту капитана на «Ростиславе». 19 июня «Ростислав» ушел, а следом за ним вышла и «Юнона».

С отъездом Хвостова и Лангсдорфа Резанов, не покладая рук, стал готовиться к отъезду. Каждый день он бывал на верфи, наблюдая за тем, как идет постройка тендера «Авось». Давыдов уверял его, что судно будет построено гораздо раньше назначенного срока. Резанов с сожалением думал о приближающемся отъезде, настолько он привык к колонии и сжился с ее людьми и с их интересами. Но в то же время, особенно вечерами, оставшись наедине со своими мыслями, он вдруг мучительно вспоминал Сан-Франциско и свою нареченную, Кончу. Каждый раз ему казалось, что он слышит веселый, колдовской смех Кончиты, и тогда ему хотелось скорее мчаться в Петербург, чтобы, не теряя времени, опять вернуться в Калифорнию и сжать Кончу в своих объятиях.