Времена года - Арпад Тири

она просила, чтобы ей увеличили пособие за мужа.

Хорошо в погребе, тихо и совсем не страшно.

Вероника смотрит на круглое белое лицо лавочника, но в полутьме не видит похотливых огоньков в его глазах. Она вздыхает, доверчиво и кротко, осматривается по сторонам. На вбитом в стену крюке висит старая шуба. Вероника смотрит на нее и думает, что надо попросить Кашу, чтобы он разрешил ей остаться тут до утра. А утром она по дороге домой занесет Балинту ключ от погреба. Ночь переспит здесь, на лавке, закутавшись в шубу.

— Холодно здесь, — говорит Вероника тихо и зябко кутается в платок.

Старик срывается с места.

— Подожди минутку! Я тебе налью стакан вина... — говорит он и тянется за шлангом.

Вероника расцветает неожиданно ласковой улыбкой, но в глазах у нее прежняя грусть.

— Не надо. Я ведь не пью.

Балинт разочарованно спрашивает:

— Не пьешь?

— Нет. Никогда не пила...

— Ну что ж...

Старик снова начинает расхаживать по погребу. Вдруг он подходит к Веронике:

— Твой муж вернулся?

Вероника вздрагивает и перестает улыбаться.

— А вы откуда знаете?

— Видел его утром в роще... Он разве не говорил?

— Нет.

Старик подходит к одной из бочек, наклоняется, берет бутылку, наливает полный стакан вина и залпом выпивает его.

— Выгнал тебя муж? А?.. — спрашивает старик с усмешкой.

Вероника молча плачет.

Балинт присаживается на скамейку рядом с молодой женщиной и участливо спрашивает:

— Бил он тебя?

Вероника всхлипывает:

— Нет. Не бил.

Балинт снова наполняет стакан, пьет залпом. Затем садится опять на скамейку, тесно прижимаясь к Веронике.

— Не горюй.

Вероника молчит. Склонив голову на грудь, она потихоньку всхлипывает.

— Ты ничего не бойся... — откашлявшись, продолжает Каша, — немцы еще, может, вернутся... Они ему покажут... Он ведь дезертир... Не будет он у тебя на пути стоять... С такими, как он, знаешь, что делают?..

Вероника вздрагивает и отодвигается от Каши.

— Немцы придут обратно? — заикаясь, спрашивает она.

— А ты не бойся, его и русские тоже по головке не погладят, — быстро отвечает ей старик. — Он ведь солдатом был, на фронте против них сражался... Увезут в Сибирь. А там, знаешь, что его ждет?.. Мороз, плетка да голодная смерть... Они туда всех военнопленных увозят.

Вероника задыхается, внимательно всматривается в белое лицо старика, словно стараясь понять смысл его слов.

— Кого увозят русские?

Старик смущенно смеется.

— По крайней мере освободишься от него навсегда...

Вероника вскакивает. Она с отвращением всматривается в лицо старика, потом кричит, вкладывая весь свой страх в этот единственный крик:

— Кого увезут русские?!

— Что с тобой, Вероника? — спрашивает Балинт.

Но она уже смотрит на старика с ненавистью, делает шаг назад и прислоняется к бочке. Вероника готова на все.

— Так вы хотите, чтобы русские увезли моего мужа?

Старик поднимается с места, уверенно подходит к Веронике и наклоняется над ней. Она видит крошечные капельки пота на его лбу.

Пламя свечи нервно трепещет от каждого движения мужчины: оно то вдруг становится совсем маленьким, то большим красным языком тянется кверху.

Вероника бросается к двери, трясет запор.

— Выпустите меня отсюда! Пустите!

Балинт догоняет ее. Он любит Веронику, любит жаркой любовью старого человека. Сейчас, в это мгновение, для него ничего не существует: ни войны, ни других женщин, ни артиллерийского обстрела. Нет у него и страха, нет ничего, только она, Вероника, стройная, величавая и неприступная, с грустными заплаканными глазами. Он ее любит, любит всю жизнь. Не может он ее отсюда выпустить. Война вот-вот кончится, и такого случая больше уже не будет никогда.

Балинт умоляет Веронику. Рот у него перекашивается, как у мальчишки, который вот-вот заплачет. Он ломает себе руки, лицо у него кроткое и униженное.

— Не уходи, Вероника!.. Останься!.. Умоляю тебя!..

Она глядит на старика с удивлением и ненавистью. За несколько мгновений она успела проникнуться жгучей ненавистью к нему.

Быстрым движением старик обнимает Веронику за талию, ищет ртом ее губы.

— Не уходи... Я люблю тебя... Понимаешь? Люблю! И всегда любил, с тех пор как увидел... Когда ты выходила замуж, у меня чуть не разорвалось сердце... Все, что у меня есть, будет твое, только останься...

Балинт безжалостно сжимает Веронику в своих объятиях. Она не в силах сделать ни одного движения. Перед ее глазами бледное белое лицо старика с желтыми зубами. От него пахнет винным перегаром. До нее только сейчас доходит смысл того, что старик шепчет ей на ухо. У нее же одно желание — вырваться, убежать из этого погреба. Вероника осторожно ищет за спиной дверной засов, хочет потихоньку отодвинуть его и выскочить из погреба. Выскочить и бежать домой.

— Оставь его, Вероника... — умоляет старик. — Знаю, ты уже давно разлюбила его... Знаю, по твоему лицу знаю... Я всегда любовался тобой, когда ты шла к колодцу за водой, а когда ты приходила ко мне на работу, я был так счастлив, что целый день мог на тебя смотреть...

Вероника хватает руками старика за шею.

— Пустите! Или вы не понимаете? Я не люблю вас!.. Пустите!

Старик сжимает Веронику. А она со всей силой сдавливает пальцами его шею.

— Пустите, я вам говорю!

Старик задыхается, хрипит, отбивается, он весь дышит яростью.

— А почему мне нельзя? Немцу позволяла? А?.. Ты не знаешь, что я стоял у тебя под окном, когда ты немца принимала?.. А?.. А со мной не хочешь?..

Балинт дышит винным перегаром в лицо Вероники, Наконец он разжимает ее руки и впивается поцелуем в губы.

Вероника вырывается. Отбегает от старика и смотрит ему в глаза, в которых клокочет похоть. Но этот человек не кажется ей ни сильным, ни страшным.

— Я мужа своего люблю! Понимаете? Я его всегда любила! Пусть он лучше убьет меня!.. Что угодно, только не вы!

Но старик плохо понимает ее. Еще мгновение, и она, вырвавшись, стрелой выскакивает из погреба и бежит что есть сил к себе домой.

Лишь бы успеть!.. Предупредить мужа! Крикнуть ему с крыльца, через кухонное окно, крикнуть одно лишь слово. В дом она не войдет. Нет, войдет, остановится у двери и скажет ему, что он должен бежать, потому что Балинт Каша натравит на него гитлеровцев, а может, и русских.

А потом пусть он ударит ее, убьет, ей все равно. Она и слова не скажет, опустит голову