Образ врага - Полина Дашкова

Злосчастный контейнер был заснят десятком фото — и телекамер. Пресс-конференция профессора Бренера началась стихийно, прямо на обочине шоссе. Репортеры набежали как из-под земли, и даже спецназ оказался бессилен.

— Сколько жизней может унести эта штука? — выкрикнул первый лихой юноша-репортер, пробившийся через оцепление.

— Счет идет на сотни тысяч, — устало произнес Бренер в микрофон, инфекция распространяется на радиус около пяти километров, учитывая взрывную волну, может распространиться дальше. Штаммы очень жизнеспособны, сохраняются в воздушной среде до десяти дней. Устойчивы к температурным колебаниям от минус пятидесяти до плюс пятидесяти градусов по Цельсию. Передается воздушно-капельным путем. Каждый зараженный моментально становится источником инфекции, и заболеют все, кто войдет с ним в контакт.

— Существуют какие-либо методы профилактики и защиты? — выкрикнул тоненький голосок из толпы журналистов.

— Существуют, — кивнул Бренер, — к некоторым видам биологического оружия уже разработаны системы защиты. Но штаммы бластомикоза, которые находятся в этом контейнере, устойчивы к любым вакцинам и антибиотикам.

— Каким образом будет уничтожен контейнер? Похоронен, как ядерные отходы?

— Ни в коем случае. Живая культура бластомикоза, как чумы и холеры, способна сохранять болезнетворность под землей сотни лет. Единственный способ уничтожить штаммы — растворить контейнер в большом количестве азотной или серной кислоты.

На следующее утро фотографии профессора Бренера с контейнером в руках были помещены на первых полосах всех газет, не только швейцарских, но европейских и американских. Заголовки гласили:

«В результате блестящей операции бойцов швейцарского спецподразделения „Штерн“ освобожден из рук террористов гражданин Израиля профессор-биохимик Натан Бренер…»

Все события прошедшей ночи излагались с потрясающими, душераздирающими подробностями. Так, одна уважаемая французская газета уверяла своих читателей, будто все четверо террористов были заражены новейшим вирусом «никарагуанского бешенства», который они подцепили при похищении профессора из лаборатории в Беэр-Шеве. Натан Ефимович никогда в жизни не слышал о таком вирусе. Оказывается, он влияет исключительно на психику и никак не вредит физиологическим функциям организма, даже наоборот, повышает энергетику, делает зараженного силачом-суперменом. Человек становится чем-то вроде непобедимого киборга, лишенного страха и жаждущего крови.

Сам профессор якобы не заразился только потому, что был заблаговременно вакцинирован. Он вообще делал себе прививки от всех инфекционных заболеваний, над которыми работала его лаборатория, о чем сам заявил в интервью корреспонденту уважаемой газеты.

Далее говорилось, что злосчастный контейнер, наполненный вирусами этого самого «никарагуанского бешенства», на самом деле не будет уничтожен. Швейцарские спецслужбы намерены тайно использовать его в своих целях под руководством профессора Бренера.

Другая газета, немецкая, оказалась более скромной и сообщила всего лишь о том, что известная террористка Инга Циммер вскрыла контейнер с бластомикозом, заразилась и теперь бегает по Альпам, распространяя инфекцию.

Но все издания были единодушны в одном: Израиль оскандалился. Только что урегулированный усилиями ООН арабо-израильский конфликт опять обострился. Представители ООН инспектируют иракские секретные объекты, а оказывается, израильтяне производят по-тихому чуму двадцать первого века, тем самым подвергая страшной опасности весь мир. Теперь неизвестно, когда и чем разрешится международный кризис.

Следующей по важности новостью стала паника на бирже, лихорадка на рынке ценных бумаг. Запрыгали цены на нефть, стали падать и подниматься курсы разных валют.

Впрочем, экономические новости Натана Ефимовича не интересовали. Он ничего не понимал ни в акциях, ни в биржевой лихорадке, ни в ценах на нефть.

Глава 36

— Алиса, у вас есть раскладушка? — спросил Харитонов как ни в чем не бывало.

— Обойдетесь, — буркнула Алиса, — будете сидеть на кухне. Я вас не приглашала. Вас здесь нет.

Она захватила подушку и одеяло со своей тахты, ушла к Максимке в комнату и закрыла дверь. Стараясь не шуметь, разложила старое кресло-кровать, завела маленький будильник на девять, забилась под одеяло.

Только что ей казалось, стоит лишь положить голову на подушку, и она заснет как убитая. Но никак не получалось. Она кожей чувствовала присутствие Харитонова за стенкой, и в этом было что-то из фильмов ужасов, из детских необъяснимых страхов, которые окатывают среди ночи ледяной волной, медленно подступают к кровати из темных углов, тянут длинные скользкие щупальца к лицу, к горлу, не дают шевельнуться, заорать на всю квартиру, и кажется, ты совершенно один в мире, и нет спасения.

От того, что в отставном полковнике товарище Харитонове не наблюдалось ничего мистического, от того, что он был вроде бы живым существом, из мяса и костей, и новые ботинки ему иногда натирали пятки, и в животе у него бурчало от молочнокислых продуктов, становилось почему-то еще страшней.

Максимка застонал, позвал ее, не открывая глаз. Она прижала ледяную ладонь к его горячему лбу. Не меньше тридцати восьми. Он всегда болел с высоченной температурой. Иногда температура подскакивает у него просто от возбуждения. Его нельзя назвать нервным ребенком, просто слишком развито воображение.

У него тоже бывают необъяснимые ночные страхи. Он, как Алиса в детстве, боится темноты. Он терпеть не может оставаться дома в одиночестве, включает свет во всех комнатах, в ванной и в туалете, врубает на полную громкость оба телевизора, радио и магнитофон. Днем под этот грохот делает уроки, вечером спокойно засыпает при ярком свете и оглушительном шуме.

Он давно не расспрашивает о своем отце, о человеке, придуманном Алисой. Он знает, нету него отца, но глубоко верит, что когда-нибудь появится, пусть не родной, это не важно. И что теперь будет, если он узнает о Карле Майнхоффе? Не удастся соврать и схитрить. Придется сказать правду.

Вот твой отец, малыш. Он неплохой человек, правда, международный террорист, профессиональный убийца, которого ловят все спецслужбы мира, а так в общем ничего. Ты только не волнуйся, его сейчас арестует этот серый дядька, которого ты назвал слизняком. Это справедливо. Он преступник, стало быть, должен сидеть в тюрьме, как сказал один из твоих любимых киногероев, Глеб Жеглов. Ты ведь согласен с этим, малыш. Вор должен сидеть в тюрьме, а убийца тем более. Я тоже согласна…

Алиса не заметила, как уснула. Разбудил ее негромкий стук в дверь. Ей показалось, она проспала всего несколько минут, однако на часах было восемь. Стук повторился, Алиса услышала, что в прихожей надрывается телефон. Максимка перевернулся на другой бок, тяжело вздохнул. Прежде чем открыть глаза, Алиса пощупала его лоб. Температура упала. Ребенок спал крепко и был мокрый, как мышонок.

Накинув халат, Алиса выскользнула за дверь.

— Возьмите трубку, — сказал Харитонов.

Он был без пиджака, без галстука, в рубашке навыпуск. Алиса поняла, что он не постеснялся улечься на ее кровать, поверх покрывала, укрылся пледом, и вполне нормально выспался. Ремни, к которым крепилась кобура, он тоже снял, но пистолет лежал у него в кармане брюк.

В трубке молчали. У Алисы пересохло во рту.

— Алло, я слушаю, — повторила она в третий раз, и откуда-то издалека, словно с другой планеты, тихий низкий голос произнес почти без акцента:

— Доброе утро. Лисенок.

* * *

Вдали, на склоне, заманчиво дрожали огоньки отелей. Больше всего на свете Инге хотелось сейчас принять горячий душ, съесть большой прожаренный бифштекс с французским картофелем, выпить водки, а потом, забившись под пуховую перину в уютном номере маленького горного отеля, проспать часов десять, не меньше.

Но она знала, что служащие всех окрестных отелей и лыжных баз уже получили по факсу ее фотографии и подробное описание. Везде ее ждут переодетые агенты и арестуют через несколько минут после того, как она переступит порог. И еще она знала, что прежде всего ей нужны лыжи, не горные, а обычные, пластиковые, самые легкие, крупномасштабная карта, рюкзак вместо сумки, запас продовольствия и толстый теплый свитер.

У Инги кружилась голова, подташнивало от голода, перед глазами расплывались ослепительные разноцветные круги. От тяжелой сумки, наполненной железом, ныло плечо.

Внизу показалась ровная редкая цепочка огней. Через полчаса Инга спустилась к узкому шоссе. Мимо проехало несколько грузовиков, но она не решилась голосовать. Сейчас главное не привлекать к себе внимания. Чем меньше народу ее увидит, тем лучше.

Наконец за склоном появились первые дома. Инга с облегчением отметила, что вышла к небольшой деревне как и рассчитывала. Ей нужен только магазин. Вряд ли владельцы деревенских лавок успели получить факсы с ее портретами.