Архоны Звёзд - Элисон Бэрд

Двигаться приходилось осторожно, вокруг расстилались зловонные топи и дымящиеся трясины, добавляющие испарения во влажный воздух. Извитые бледные фигуры, которые Эйлия сперва приняла за деревья, были зарослями грибов, слизистыми на ощупь и более эластичными, чем древесина. Эйлия передернулась, потому что они касались ее, как мягкие цепкие руки. Этих грибов были целые рощи, огромных размеров и кошмарных форм: колоссальные поганки, круглые белые шары, как полузакопанные в землю черепа, выпуклые шишки, светящиеся больным зеленым светом. И много, как предупредил Мандрагор, здесь опасностей: по болотам рыщут баргесты с пылающими углями глаз, огромные мохнатые багбиры и омерзительные нукелавы с их прозрачными шкурами. Кошмарные создания меранских сказок, что рассказывают у зимнего очага, здесь стали живыми, дышащими созданиями. Птицы бубри, превосходящие по размеру моа, расхаживают по мелям на ходульных ногах, добывая себе пищу крючковатыми злыми клювами, чешуйчатые афанки затаились в глубоких лужах, разинув ждущие пасти. Эти твари охотились друг за другом, а иногда на моругеев, которые как-то старались выжить на этой болотистой почве. Эйлия и Мандрагор шли вперед по краю болот. Крупные звери им не попадались, но они видели каких-то больших и уродливых созданий в виде жаб с кожистыми крыльями и змеиным хвостом и зубами — эти твари выпрыгивали из слизистых луж, и их приходилось отбивать стальным оружием, потому что ни у одного из чародеев не осталось сил на колдовство. В сумерках светились жуткие бледные огни, которые могли быть горящим болотным газом, а возможно — и чем-нибудь другим. Показывались время от времени и другие путники, но в неверном свете трудно было сказать, гоблин это или какое-нибудь иное создание. В этой сумеречной земле всякий был лишь идущей тенью и избегал всех из страха. Не только животные здесь охотились на людей.

В тех же сумерках они дошли до островка, сырого и холодного, развели огонь и стали по очереди спать и сторожить. Первую вахту взяла себе Эйлия. При виде заснувшего принца ее окатила новая волна сочувствия. Когда эти драконьи глаза закрывались веками с темными ресницами, лицо Мандрагора становилось совсем человеческим. И еще он казался уязвимым — с этими морщинами, которых она не замечала, пока смотрели эти свирепые глаза: следы тяжелых трудов и страданий. И даже во сне лицо его не было спокойно — мышцы подергивались и дрожали, как поверхность пруда, тревожимая его скрытыми обитателями. Иногда он вздрагивал, чуть не просыпался, но потом снова погружался в глубокий сон. Иногда он поднимал руки, отбиваясь от неизвестного ей ужаса.

Она дала ему поспать подольше, потом только разбудила. Сама она спала неглубоко, ее тревожили сновидения, и проснулась она от шума, который заставил ее резко сесть с сильно бьющимся сердцем. Мандрагора нигде не было видно, костер почти погас, оставив только красноватые угли, На краю этого тусклого света подобралась для прыжка какая-то тварь с перепончатыми крыльями, как у дракона, дергающимися будто в агонии, с чешуей и хвостом дракона, но форма тела была человеческая, и одет он был ниже пояса в какую-то темную материю. Эйлия с ужасом смотрела на этого выходца из ада, гадая, как он подобрался так близко и что случилось с ее спутником. Но тварь подняла рогатую голову, и глянули два горящих глаза, полные слез, будто оставляющих огненные следы. Чудовище застонало и забилось от боли, но горящие глаза не видели Эйлию. И тут она догадалась, что это за тварь.

Мандрагор, подумала она, и ей стало дурно. В середине превращения!

Зрелище было невыносимое. Он превращается из человека в дракона? Сейчас он был ни тем, ни другим, а ужасающей смесью этих двоих, чем-то совершенно противоестественным.

— Мандрагор? — шепнула она.

— Помоги, — сказал он, и тут же: — Не подходи!

Он отпрянул в тень, на четвереньках, и лицо его стало более драконьим. Потом он пополз вперед на конечностях все еще человеческих, хотя и покрытых чешуей. Самое страшное было — что от Мандрагора осталось еще достаточно для узнавания. Чешуя покрывала лицо и шею как кожная болезнь, рот стал безгубым, как у ящерицы, и пытался слиться воедино с носом, образуя звериную морду. Но голос остался его, и грива красно-золотых волос, и тело в наполовину сброшенной мантии было еще человеческим.

— Мандрагор, это Валдур! — крикнула Эйлия. — Он пытается тебя заколдовать!

Полудракон застонал и дернулся:

— Я слышу его мысли! Он во мне! — голос стал неразборчивым из-за удлиняющихся зубов. — Сила… он обещает мне силу…

— Сила тебя порабощает! Освободись от нее!

Она заставила себя сидеть тихо, даже когда чешуйчатое лицо было от нее на расстоянии пальца, расширенные зрачки глядели ей в глаза — может быть, видя уродство своего отражения, а не только тревогу на ее лице.

— Освободись, — просипел Мандрагор, хватаясь за это слово, как утопающий за бревно. — Освободись.

И чудовище снова ушло, лицо и тело стали опять человеческими. Он свалился к ее ногам, тяжело дыша, и потерял сознание. Она подбросила дров в огонь, взяла голову Мандрагора к себе на колени и смотрела на него, пока он приходил в себя.

Они снова двинулись в безутреннем мраке, летя над трясинами, сколько могли выдержать их одолженные крылья. Полеты на этой планете требовали серьезного колдовства, и оно изнуряло путников. И хуже усталости для Эйлии было постоянное осознание неумолимой злобности Эломбара. Архон этого мира не мог ее уничтожить, но его враждебность стучала в разум, как встречный ураганный ветер, и потому она делала единственное, что могла — держалась в облике дракона. Чем дальше они летели, тем холоднее становился воздух и темнее небо, скрытое теперь тучами. Но будь оно даже чистым, все равно трудно было бы видеть, потому что не было здесь луны, освещающей местность. Лес грибных деревьев редел, и появлялись новые грибы, светящиеся в темноте. Кое-где призрачный бледный свет вроде бы двигался. Мандрагор сказал Эйлии, что определенные животные в этих местах светятся сами, как рыбы, живущие в темных океанских глубинах.

После многих часов полета они снова нашли дорогу — здесь, в Ночных Землях, она была отмечена регулярно расставленными дорожными столбами из белого венудора. Столбы отмечали лишь края мощеной дороги, потому что венудор освещал только себя — он не отбрасывал света на местность, как фонарь. Пролетев много лиг по этим безрадостным огням, Эйлия и Мандрагор снова остановились на отдых.

Тучи разошлись, пока они вдвоем лежали у дороги, и появились звезды. Теперь Эйлия видела Лотару низко над горизонтом, но все равно слишком далеко, чтобы разглядеть темноту, бледное свечение. Впервые она видела эту звезду не видением, не иллюзией или в хрустальном шаре, а собственным невооруженным глазом. С одной стороны выдавался широкий протуберанец, сформированный на конце невидимыми, но мощными силами в огненный круг с черной пустотой воронки внутри. Но что-то внутри этой воронки было еще чернее, что-то менее вещественное, чем тень — Ничто. Там была Пасть Червя, черная звезда, поглощающая свет вместо того, чтобы его излучать. В эту яму, казалось, падала и сама Эйлия, и эта планета со своим солнцем, и все окружающие звезды. Эйлия повернулась, выставила руки, будто защищаясь от страшного падения. Но нет, страх этот был беспочвенным. Аурон ей сказал, что Вартара не в силах поглотить космос. Черная звезда хватала лишь то, до чего могла дотянуться, и чтобы она тебя поглотила, нужно подойти к самой ее сфере.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});