Земля любви, земля надежды. Расставания и встречи - Мария Соареш

Едва услышав, что внизу его дожидается женщина с ребенком, Дженаро мигом привел себя в порядок, оделся в лучший костюм и спустился. Внук привел его в восторг. Он узнавал в нем маленького Тони и чуть ли не со слезами на глазах вспоминал прошлое. Кто узнал бы в этом светло улыбающемся старике упрямого, неуступчивого, вечно раздраженного Дженаро?

— Пойдем посидим в кафе, доченька, — предложил он Марии, — я хочу угостить вас мороженым.

Мариуза с удивлением взглянула на Дженаро, потом на Марию: неужели эта молодая женщина в самом деле его дочь? Дженаро важно кивнул в ответ на недоумевающий взгляд хозяйки пансиона, которая не обнаружила ожидаемого сходства, торжественно взял Марию под руку, а малыша за руку, и они вышли на улицу.

Проходя мимо музыкального магазина, старик и Мария с заговорщицким видом переглянулись: здесь они встретились! Это их магазин! Он навсегда останется для них особенным, заветным местом! Неуклюжие звуки неслись из магазина: кто-то деревянными пальцами долбил по клавишам. Дженаро поморщился.

— Когда-нибудь я сыграю для тебя все, что ты захочешь, — пообещал он. — Мы придем сюда, и я буду играть только для тебя.

Мария оценила честь, которую собирался оказать ей сеньор Дженаро: в Чивите он был такого высокого мнения о своем искусстве, что не снисходил даже до разговоров с простыми смертными, не то что до игры для них.

Если бы они знали, что нескладные звуки, которые они слышали, выходили из-под пальцев Тони! Набухшие от тяжелой работы пальцы утратили беглость и двигались с трудом по той клавиатуре, по которой когда-то порхали. Нескладная музыка внезапно оборвалась. Едва не застонав, Тони схватился за локоть: перенапряженные мышцы отозвались сильной болью на его усилия. «Больше мне уже никогда не играть!» — подумал он с кривоватой улыбкой и застыл на стуле, свесив вдоль спинки тяжелые руки.

Между тем Дженаро усадил Марию с малышом на террасе под тентом.

— Малышу, я думаю, не стоит давать мороженое, — с сомнением в голосе сказала Мария.

— Тогда пусть ест фрукты, — решил Дженаро, — а мы с тобой будем есть мороженое.

Он не признался Марии, что работает в борделе, сказал, что подрабатывает игрой на фортепьяно на семейных вечерах, иногда играет в кинотеатре, изредка в кафе, сопровождая выступления артистов.

У Марии хватило такта не выражать свои восторги по поводу работы Дженаро, она прекрасно понимала, что его профессиональное самолюбие уязвлено.

Зато Дженаро охотно стал ей рассказывать о своих молодых друзьях, с которыми он жил вместе в пансионе, о Маркусе, о Жозе Мануэле.

Мария узнала множество новостей о людях, совершенно ей неизвестных. Дело было в том, например, что племянница Мариузы Изабела сделала Дженаро поверенным своих сердечных тайн. Она призналась ему, что влюблена в Маркуса. А Маркус, хоть и говорил ей комплименты, был к ней равнодушен. Изабела из-за этого страдала, хотя Мариуза по-прежнему советовала девушке держаться подальше от легкомысленных студентов и искать себе солидного и надежного коммерсанта. Дженаро в данном случае был согласен с Мариузой. Он знал, что Маркус влюблен в другую женщину. И даже знал, в какую. По его мнению, выбор Маркуса был свидетельством крайнего легкомыслия. И если Маркус тоже страдал, потому что его возлюбленная завела себе богатого поклонника, то страдал по заслугам.

— Не думай, что я стал сплетником, — сказал Дженаро смущенно, — просто молодежь ко мне очень хорошо относится. Да и не только молодежь…-

— Охотно верю, — откликнулась Мария, — у вас всегда было золотое сердце, просто вы боялись его обнаружить.

— Прости меня, доченька, — попросил Дженаро. — Я очень виноват перед тобой. Ты можешь меня простить?

— Я простила, — ответила Мария, и ответила совершенно искренне.

Попросить прощения было не меньшим подвигом для Дженаро, чем для Марии простить его.

Глава 45

— Представляю, в каком настроении сошла с поезда наша мамочка, таща с собой тяжеленный чемодан с твоими платьями, — не в силах удержаться от улыбки, сказал сестре Маурисиу.

Беатриса невольно поежилась, представив себе это настроение.

— Положим, носильщик тут же подхватил чемодан, донес его до экипажа, а дальше она отправилась в наш городской дом и занялась массой дел, которые накопились, — сказала Беатриса.

Брат и сестра сидели на крылечке и обсуждали свою дальнейшую жизнь. Что бы там ни говорилось, но вдали от вечно напряженной, готовой разразиться гневом или слезами матери они чувствовали себя гораздо спокойнее и уютнее.

— Мама взвалила на себя непосильную тяжесть и теперь изнемогает под ее гнетом, но винит во всем нас, — печально сказала Беатриса. — Мне кажется, что всем будет легче, если она снимет с себя и тяжесть ответственности за имение, и траур.

— Ты предполагаешь, что наша матушка может выйти замуж? — вскинулся Маурисиу. — Я предлагал ей снять часть тяжести, устроив раздел, но она пока к этому не готова. Думаю, что после того как мы поживем с Катэриной отдельно, нам уже никогда не захочется вернуться под материнское крыло. А ты уверена, сестренка, что собираешься жить с Марселло потому, что любишь его, а не потому, что хочешь покинуть материнский дом?

— Мама, как ты знаешь, не собирается меня в нем удерживать, — улыбнулась Беатриса, — она как раз предлагает мне его покинуть. Я бы сказала, прилагает для этого титанические усилия.

— Да, действительно, а ты прилагаешь такие же, чтобы сбежать. Когда вы уезжаете? — спросил он.

— Очень скоро, — ответила Беатриса.

Вернувшись в дом Марселло, она застала там сборы в самом разгаре. Констанция паковала их нехитрое имущество, увязывая его в узлы.

— Мы должны быть готовы в любую минуту, — объяснила она. — Вот приедет Винченцо с Фариной, скажут, что получили землю, и мы вмиг снимемся с места. Дона Фран-сиска не будет терпеть нас тут бесконечно. Того и гляди, поселит в наш дом своих работников. Сельскохозяйственные работы не откладывают.

— Тогда и мне нужно собираться? — спросила Беатриса.

— Если поедешь с нами, то конечно, — ответила Констанция.

— Тогда и мне нужно собраться, — сказала Беатриса.

И вот, пользуясь отсутствием матери, Беатриса вернулась в имение, чтобы собрать и свои вещи. Она тоже должна была быть готова в любую минуту к отъезду.

— А ты, Маурисиу? Что ты собираешься делать? — спросила она. — Ты будешь продолжать работать в школе, когда я уеду?

— Не уверен, — ответил Маурисиу. — Если в ближайшее время мама согласится на раздел, мне придется заняться своей частью имения, вполне возможно, той, которую оставит Винченцо. Ты сама понимаешь, что я не большой знаток сельского хозяйства, мне придется поднимать его, как поднимают целину.