Полное собрание сочинений. Том 40. Декабрь 1919 – апрель 1920 - Владимир Ленин (Ульянов)

И не только вздор, но и величайший вред, потому что это мешает рабочим ясно понять отличие новых задач от старых. Новая задача – организация промышленности и, в первую голову, своих сил, а мы по части организации слабы, слабее всех передовых народов. Уменье к ней развивается из крупной машинной индустрии. И никакого другого материального исторического базиса нет. Производство миллионов людей по заранее имеющемуся плану со средствами машинной крупной индустрии – никакого другого базиса нет. И тут нет совпадения интересов пролетариата и крестьян. Тут наступает трудный период борьбы – борьбы с крестьянством. С другой же стороны, мы должны доказывать крестьянству, что для него нет выхода, либо он должен идти с рабочими, помогать пролетариату, либо снова попасть под власть помещиков. Средины не существует, средина есть у меньшевиков, что является сплошной гнилью, которая разваливается везде и всюду, которая разваливается и в Германии. Крестьянские массы не могут понять этого из теории и наблюдения II и III Интернационалов. Крестьянские массы – десятки миллионов людей – могут понять это только из своей практики, из повседневной жизни. Крестьянство могло понять победу над Колчаком и Деникиным. Оно наглядно противопоставило Колчаку и Деникину диктатуру рабочего класса, вещь, которой больше всего пугали крестьянство и сейчас еще пытаются пугать меньшевики и эсеры. Но крестьянство фактически теорией не могло и не может заниматься. Крестьянские массы видят, что меньшевики и эсеры все лгут, и крестьянство видит борьбу, которую мы ведем со спекуляцией. Надо признаться, что меньшевики в агитации тоже сделали кое-какие успехи, поучившись у наших политотделов армии. Крестьяне видели знамя, на котором было написано не диктатура пролетариата, а учредилка, народовластие, они слово «диктатура» не видели, слово «диктатура» они не понимали. Но они поняли на деле, что власть Советская оказалась лучшей.

И вот теперь перед нами вторая задача – моральное воздействие на крестьянство. И наши средства насилия по отношению к крестьянству делу мало помогут. Тут решается вопрос экономической розни внутри крестьянства. Рабочие в борьбе, после свержения капиталистов, двухлетней гражданской войной спаялись, они сплочены. Крестьянство же, чем дальше, тем больше раскалывается. Крестьяне забыть помещиков и капиталистов не могут, они помнят их. С другой стороны, теперешнее крестьянство не едино, интересы одной части расходятся с другой. Крестьянство не сплочено. Ведь не у каждого крестьянина в отношении продовольствия есть излишки. Тут никакого равенства нет. Это болтовня. Для того, чтобы расколоть крестьянство и некулацкие элементы привлечь на свою сторону, потребуется много времени. Это будет длительная борьба, и в ней мы будем пользоваться всеми нашими силами, всеми нашими средствами. Но не только силой можно победить, надо пользоваться и моральными средствами. Вот тут-то и вытекают все вопросы о диктаторской власти и о единоличии, которые многим, во всяком случае можно сказать с уверенностью – некоторым, кажутся выплывшими только из наших споров вчерашнего дня. Но это ошибка. Сравните с 1918 годом. Никаких споров не было.

Как только после немецкого мира перед нами встал вопрос: на чем же основать власть, мы, коммунисты, ответили: надо разъяснить, что демократизм у Советской власти диктатуре не противоречит. Это не понравилось многим вождям старого Интернационала. Меня ругал и Каутский.

Крестьяне наполовину труженики, наполовину собственники, и для того, чтобы привлечь их на свою сторону, нужна единая воля, по каждому практическому вопросу нужно, чтобы все действовали, как один. Единая воля не может быть фразой, символом. Мы требуем, чтобы это было на практике. Единство воли на войне выражалось в том, что если кто-либо свои собственные интересы, интересы своего села, группы ставил выше общих интересов, его клеймили шкурником, его расстреливали, и этот расстрел оправдывался нравственным сознанием рабочего класса, что он должен идти к победе. Про эти расстрелы мы открыто говорили, мы говорили, что мы насилие не прячем, потому что мы сознаем, что из старого общества без принуждения отсталой части пролетариата мы выйти не сможем. Вот в чем выражалось единство воли. И это единство воли на практике осуществлялось в наказании каждого дезертира, в каждом сражении, в походе, когда коммунисты шли впереди, показывая пример. Теперь задача – попробовать применить к промышленности, земледелию это единство воли. Мы имеем тысячеверстное пространство, бесконечное количество фабрик. Тут вы поймете, что мы не сможем это провести через одно насилие, здесь вы поймете, какая гигантская задача стоит перед нами, вы поймете, что значит это единство воли. Это не только лозунг. Над этим надо подумать, поразмышлять. Этот лозунг от нас требует повседневной длительной работы. Берите 1918 год, где не было этих споров и где я уже тогда указывал на необходимость единоличия, необходимость признания диктаторских полномочий одного лица с точки зрения проведения советской идеи. Все фразы о равноправии – вздор. Мы не на почве равноправия ведем классовую борьбу. Только так может побеждать пролетариат. Он может побеждать, потому что здесь сотни тысяч дисциплинированных людей, выражающих одну волю, и он может победить экономическую раздробленность крестьянства, у которого нет общей базы, сплачивающей пролетариат на фабрике, заводе, в городах. Крестьянство распылено экономически. Оно является частью собственниками, а частью тружениками. Собственность тащит его к капитализму: «Чем выгоднее я продам, тем лучше». «Если голод – тем дороже продам». А крестьянин-труженик знает, что от помещика он видел угнетение, от которого освободил его рабочий. Тут борьба двух душ, которая вытекает из экономического положения крестьянства. Нужно эти две души выделить. И только тогда победим, когда будем проводить твердую линию. Все трудящиеся будут для нас всегда трудящимися. А крестьяне-собственники – с ними приходится бороться. Кроме того, что они грызутся между собою, они еще и темны. Господа в «Лиге наций», слава богу, не темны, они образованнее, пожалуй, наших меньшевиков и эсеров, но что там делается? Япония прославляет «Лигу наций», а сама подставляет ножку Америке и т. д.

Они все в драке, а мы едины, и потому-то рабочие всех стран переходят к нам. Если таких просвещенных господ, как руководители международной политики, таких многоопытных, богатых, имеющих в сто раз больше, чем мы, пушек и дредноутов, мы их разбили, то смешно думать, что крестьянского вопроса мы не разрешим. Здесь победит дисциплина, преданность, единство воли. Воля сотен и десятков тысяч может выразиться в одном лице. Эта сложная воля вырабатывается советским путем. Столько съездов крестьянских и рабочих, сколько было у нас, не было ни в одном государстве мира. Таким путем мы развиваем сознание. То, что дает Советская конституция, ни одно государство за 200 лет не могло дать. (Аплодисменты.) Взять простое число съездов, – ни одно государство за сто лет демократизма столько не созывало, а именно таким путем мы вырабатываем общие решения и выковываем общую волю.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});