Сказка о Шуте и ведьме. Госпожа Янига (СИ) - Зикевская Елена

Взрослый парень смотрел на то, как я пишу, с таким видом, словно я учила его настоящему колдовству.

— А теперь ты пиши на своей дощечке. Не бойся написать не так. Острым концом пишешь, а плоским стираешь, если не получилось.

Я успела написать половину букв, когда старательно повторявший за мной Микай вдруг широко улыбнулся.

— А энту я знаю, госпожа! — Он довольно ткнул пальцем в пергамент, едва не размазав чернила. — Токма чутка не так его малевать надобно… Вот тута чёрточки не хватает… Дайте-ка…

Без малейших сомнений он взял моё перо и дорисовал «правильно», умудрившись даже не поставить кляксу. В итоге получилось нечто, похожее на топор.

— От так надобно, госпожа. Энтот знак батюшка «твердью» называл и молвил, что коли на горячем железе его нацарапать, то будет железо, как камень, твёрдо и крепко!

— И ты рисовал? — Я, скрывая удивление, смотрела на незнакомую волшебную руну. То, что это был именно магический знак, я не сомневалась: «топор» словно светился на пергаменте. Эх, Джастера бы сюда…

— А как же, — улыбался Микай, довольный тем, что не ударил передо мной в грязь лицом. — Завсегда рисовал, как батюшка научил.

«Моих подков не сносить, гвозди не согнуть, косы не сломать…»

«Верю, верю…»

«Такие кузнецы на дороге не валяются…»

Значит, Микай и в самом деле кузнец-колдун?! Как древние мастера, которые живое оружие делали?!

От этих мыслей по спине пробежал холодок. С момента знакомства с Шутом одна за одной древние легенды оживали у меня на глазах, и я не понимала, что с этим делать.

Великие боги, ну почему Джастер ушёл так не вовремя? Как мне самой с этим разобраться? И какому колдовству я должна учить Микая, если его дар совсем другой?!

— А ещё какие знаки тебе отец показывал?

— «Быка», — вдруг смутился кузнец. — Энто, чтоб, значится, сила в руках и чреслах была… Вы не серчайте, госпожа, я не в обиду ремеслу вашему…

— А ну-ка, рисуй. — Я обмакнула перо в чернила и дала ему, старясь ничем не выдать своего удивления и неожиданного неудовольствия.

«Бык» у него какой-то… И чем, спрашивается, мои зелья хуже?!

— Только сильно не дави, а то перо сломаешь и пергамент проткнёшь.

Микай старательно водил пером, рисуя линии новой руны, пока я пыталась успокоиться и заодно осмыслить новости. Я-то думала, что мне придётся его учить грамоте, как дитя наставнице, а тут кажется, самой учиться в пору.

— От, госпожа, — кузнец положил перо.

— Почему «бык»? — Я рассматривала знак, больше всего похожий на кривые ворота.

— Дык энто… — Микай сжал кулак, выставив вперёд два пальца: указательный и мизинец. — Бык же.

— А разве не «коза»? Которой младенцев тетешкают?

— Не, госпожа, — улыбнулся кузнец. — «Коза» энто кады роги рядом, от так. А кады так, это бык.

— Хм, — не стала я спорить: в конце концов, ему виднее, с родителями рос. — Это ты им ветку сломал?

Микай разжал кулак и смущённо спрятал руку под стол.

— Правда ваша, госпожа, — кивнул он. — Батюшка так меня учил: мол, сложи пальцы и бей, аки бык живой. Я так завсегда в драках и делал. Поперва сложу, штоб не увидал никто, а потом зажму в кулак и того… Никто супротив меня на кулачках устоять не мог! А в энтот раз меня как накрыло чем из нутра, и эвон как вышло…

В этот раз «бык», подхваченный тёмным даром, и в самом деле оказался страшной силой. Ох, Джастер, сколько же всего ты мне не рассказал про Микая!

— Отец свой сам этими знаками пользовался? Кто ещё про это знал?

— Редко кады, госпожа, — кивнул Микай. — Батюшка-то токма мне энто поведал, кады я в возраст вошёл, и особливо велел крепко помалкивать, чтоб дурного соседи не подумали, значится… Энто уж я вам поведал, не подумавши…

— Правильно поведал. Только не говори больше никому. Больше батюшка тебя ничему не учил?

— Ремеслу токма, госпожа. Оно у нас по наследству идёт…

— И эти знаки тоже по наследству? От отца к сыну?

Микай кивнул.

Я взяла чистый лист пергамента и заново написала на нём буквы.

— На вот, перепиши всё, как здесь, без своих знаков. А это я у себя оставлю, чтобы не увидел никто.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Пока Микай старательно скрипел по дощечке своим пером, переписывая буквы, я отошла к окну, рассматривая знаки на пергаменте и раздумывая над рассказом кузнеца.

На дощечке все буквы были корявыми, а «бык» и «твердь» чёткими и уверенными, явно не один десяток раз нарисованными, хотя Микай впервые писал чернилами.

Один в семье…

«Дар передаётся по крови… одному…»

Нет. Не может быть.

— Микай, у твоего отца братья-сестры были?

— Нет, госпожа, — покачал он головой, отрываясь от письма. — Единственный батюшка сын был, и дед мой один, и его отец один сын. Батюшка молвил, что исстари в нашем роду тако: сын родилси, а боле и нету детей али мёртвыми родются. Ищщо он молвил, что не проклятие энто, потому как и дед, и прадед, и прадеда дед к ведьмам ходили, и батюшка тож у госпожи Лиры выпытывал, а всё одно услышал, что нету в том колдовства. Али не правы они были, госпожа?

Я покачала головой, поражаясь услышанному.

— Правы, Микай. Нет на тебе проклятия. Про батюшку твоего не знаю, а на тебе точно нет.

Кузнец вздохнул и снова вернулся к письму, старательно выводя незнакомые знаки.

Отвернувшись к окну, я вспоминала давний разговор с Шутом и в который раз поражалась, сколько всего он знает. Выходит, тёмный дар передавался в роду Микая по крови, как и у ведьм. Только был слабым настолько, что хватало лишь железо заклинать да силу мужскую. Неудивительно, что волшебники такой слабый дар не распознали. А ведьмы… Ведьмы никогда не допускали даже мысли о колдунах-мужчинах.

И тут меня озарило ещё раз.

А что, если таких вот знаков, которые тайком передавались от отца к сыну или — чем демоны не шутят? — от матери к дочери, сохранилось намного больше? Джастер же говорил, что дар есть у каждого человека, просто без использования он ослабевает. Вот и хватает волшебных сил на самые простые вещи: железо на крепость заговорить да кулак на силу. Даже ребёнок рождался один, чтобы сохранить остатки волшебства в своей крови и передать колдовскую силу по наследству. А если наследник не женится и дитя не зачнёт, не только род прервётся, но и дар исчезнет.

Только вот у Микая судьба сложилась… иначе.

Моё посвящение на болоте помогло его дару пробудиться, а не просачиваться иногда по каплям, как у его предков.

Великие боги… Сколько же всего мы забыли…

Хотя нет, не забыли!

Если мужчины свой дар от отца к сыну передают, то и у женщин такое наверняка есть! У женщин-то вон сколько слов всяких! Закваску нашептать, чтобы хлеба пышнее были, корову заговорить от травы плохой да мошкары, ляльку утетешкать, одежду с припевками пошить да украсить… И ведь не думая же делают, потому как матери так учили, от прабабок наставления передали!

Не у каждой бабы заговор сработает, но ведь это заговор! Его уметь говорить нужно! Силу в него вкладывать!

А травники и травницы? Это ведь тоже дар: зверью в зубы не попасть, траву в лесу распознать, снадобье простое составить…Не яркий дар, скромный да незаметный, как родник в лесу, но ведь дар! И учатся травники друг у друга, как я у ведьмы училась!

Шанак, Датри… Сколько всего вокруг, оказывается!

Вернуть богов, разбудить в людях дар…

Вот про что Джастер говорил! Знал, он это знал!

А мы… Мы, ведьмы, возомнившие себя единственными носительницами тёмного дара, почему забыли про это?!

Почему отказались от семьи?

Почему решили бродить по дорогам и не носить украшений?

Почему решили, что тёмный дар бывает только у девочек, а светлый — у мальчиков?!

Почему забыли, что волшебная сила есть у каждого?

Ох, Джастер! Как мне тебя не хватает! Столько всего нужно спросить! Столько обсудить! Где же ты?! Когда вернёшься?..

— Вспомнил, госпожа Янига! — напугал меня кузнец, внезапно забасив за спиной. — Батюшка ещё говаривал, мол, ежели энти знаки кровью написать и слова сказать нужные, то сила в них будет великая.