Василий Шульгин: судьба русского националиста - Святослав Рыбас

Но даже Начальник Охранного Отделения в тот первый день революции не понял истинного характера движения и в своем докладе министру указывал как на причину беспорядков — недостаток хлеба. Легенда о недостатке хлеба и о мальчишках и девчонках как о зачинщиках беспорядков была передана Протопоповым и в Царскосельский дворец»[257].

Генерал Глобачев докладывал в Министерство внутренних дел:

«19 января 1917 года

Сопроводительное письмо начальника Петроградского охранного отделения К. И. Глобачева № 47 к осведомительному материалу, полученному от секретного сотрудника, направленное директору Департамента полиции.

Совершенно секретно.

Дума в своем нынешнем составе еще недавно считалась левой прессой и демократическими кругами „черносотенной“, „буржуазной“, „собранием прихвостней Горемыкина“ и пр. Заседание 1-го ноября 1916 года заставило широкие массы более доверчиво отнестись к Думе, в которой вдруг сразу увидели „лучших избранников народа“, „представителей Всея Руси“ и пр.

Эта перемена отношения, во многом объяснимая широким распространением запретных речей Милюкова, Шульгина, Керенского, Чхеидзе и др., привела к разговорам о возможности „роспуска Думы“ до окончания войны, к толкам о необходимости „беречь Думу“ и пр. Таким образом, ноябрьские события, дав толчок к политическим разговорам обывателей, тем самым содействовали тому, что все политические чаяния населения оказались связанными с именем Думы…

Единственный вывод из настроения столичного пролетариата — это возможность в любую минуту забастовки, всевозможных эксцессов…

И вывод, делаемый из подобного настроения рабочими партиями, правилен: идея всеобщей забастовки со дня на день приобретает новых сторонников и становится ПОПУЛЯРНОЙ, какой была и в 1905 году».

Напомним, что в 1905 году всеобщая забастовка остановила работу военной промышленности и вынудила правительство согласиться на мирные переговоры с Японией.

Далее читаем у Глобачева: «Но кроме слухов о возможности всеобщей забастовки в обществе усиленно циркулируют слухи о возможности проявления террора. Прибывающие с позиции солдаты и офицеры, рассказывающие бесконечные истории об „озверении“ обоих воюющих сторон…

Возможность „возобновления красного террора в ответ на белый“ не подлежит никакому сомнению, тем более что в действующей армии, согласно повторению и все усиливающимся слухам, террор широко развит в применении к нелюбимым начальникам, как солдатами, так и офицерами.

Роспуск Думы, в которой рядовое офицерство, мало воспитанное политически и набранное „с бору по сосенке“, видит защитницу народных прав, „залог будущего России“ и т. п., — легко может вызвать в армии огромную вспышку недовольства, поведет к образованию различных новых революционных ячеек, которые скорее и прежде всего проявят себя в участии в террористических актах и выступлениях (надо помнить, что боевые дружины социалистов-революционеров в 1905 году в лице своих вожаков и руководителей дали значительный процент отставных офицеров и военных врачей).

Поэтому слухи о том, что за убийством Распутина — этой „первой ласточкой“ террора — начнутся другие „акты“, — заслуживают самого глубокого внимания. Политические убийства встретят после роспуска Думы сочувствие в подпольных организациях, которые не теряют еще надежды тем или другим способом проявить признаки своего призрачного пока существования и оказать влияние на ход событий, а газетная травля некоторых сановников в органах левой печати, особенно широко расходящихся в демократических слоях населения („Русская воля“, „День“, „Современное слово“ и др.), и подскажет, и укажет будущим террористам их жертвы…

…повсеместно и усиленно муссируются слухи о „близком Дворцовом перевороте“…»[258]

В конце донесения генерал указывал на «намечающийся за последние дни яркий авантюризм» Гучкова, Коновалова, князя Львова и каких-то «загадочных представителей общественности», которые могут любыми средствами и способами использовать изменение обстановки в «своих личных видах и целях».

До начала Февральской революции оставалось больше месяца.

27 января 1917 года Глобачев писал:

«Дворцовый переворот, исключительно неожиданный по близости своего осуществления и крупности своего масштаба, в связи с последующими выступлениями войск, и должен, по мнению представителей этой ГРУППЫ (Гучкова, князя Львова, Коновалова. — С. Р.), независимо от наличности других претендентов, передать всю полноту власти именно этой группе, как единственно близкой, знакомой и популярной в войсках…

Что будет и как все это произойдет в действительности, судить сейчас трудно, но во всяком случае — воинствующая оппозиционная общественность безусловно не ошибается в одном: события чрезвычайной важности и чреватые исключительными последствиями для русской государственности… не за горами»[259].

В феврале 1917 года заместитель председателя ЦВПК, председатель Московского ВПК А. И. Коновалов был занят реализацией своего замысла — подготовкой Всероссийского рабочего съезда, который должен был создать организацию «во главе с высшим органом, как бы советом рабочих депутатов», опирающуюся на «рабочие группы» при военно-промышленных комитетах.

Главная идея Коновалова была фантастически сильной — повернуть стихию торгово-промышленной буржуазии в сторону от петроградских промышленников и финансистов, обсевших государственный бюджет и не готовых к принципиальной борьбе. Более того, в начале января 1917 года, когда уже задымилось, Коновалов призывал думцев из Прогрессивного блока, кадетов и октябристов явочным порядком образовать правительство, ответственное перед Думой, в чем-то повторив опыт Великой французской революции.

Дымилось и на бирже.

8 февраля 1917 года профессор П. П. Мигулин писал своему корреспонденту А. Н. Скугаревскому в Харьков: «В Петрограде тревожно. Мы живем как в пиру во время чумы. На бирже вакханалия. Бедные люди в 1–2 недели делаются богатыми, все идет на повышение. В результате может быть крах, но может и не быть. Уже много выпущено в оборот бумажных денег, и все товары, земли и дивидендные ценности должны повыситься в расценке. Но все это печально. Никто не думает о войне, о военных займах и т. д., каждый заботится о себе: „спасайся, кто может“»[260].

Инфляция сопровождалась бешеным ростом биржевых котировок. Акции росли даже 23 февраля, накануне массовых демонстраций.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});