Её звали Лёля (СИ) - Десса Дарья

Только оказавшись в окопе, посмотрел назад. Танк стоял недвижим, но люки его были закрыты. Он продолжал стрелять из пулемёта, а вот орудие молчало. Может, снаряды кончились, или система наводки повредилась от взрыва, некогда мне было рассматривать – немецкая пехота приближалась. Из трех танков, что пёрли на нас, приблизиться смог только один – тот, который я повредил. Остальные замедлили ход, остановились и начали пятиться. Это вызвало в наших рядах неподдельную радость.

Мы даже увеличили темп стрельбы, чтобы окончательно отбить атаку. Получилось! Немцы залегли, а потом кто ползком, кто короткими перебежками двинулись на запад. Я проверил винтовку, у которой даже ствол горячим стал. Но вроде не повредился. Пошёл искать Василия.

– Как вы его, товарищ сержант! – радостно бросился он ко мне.

– Кого его? – удивился я.

– Ну, танк!

– А ты как? Труса не праздновал? – понизил я громкость голоса.

– Нет, – лицо парня стало серьезным. – Тоже дал им прикурить, сволочам!

– Молодец. Как съездили?

– Да нормально. Всех, кого могли, перевезли, а потом обратно.

– Вот и хорошо. Балабанов где?

Глухарёв пожал плечами.

– Пошли искать. Нам без командира нельзя.

Мы бродили по окопу, а нашли капитана в блиндаже с майором. Тот сидел, привалившись к земляной стене, и был очень бледен. На перебинтованной груди расплылось тёмное пятно. Рядом сидел Балабанов, уставший донельзя. Увидев нас, кивнул и сказал:

– Вам приказ – отвезёте майора Серёгина в тыл, в санроту.

– Отставить, – слабым голосом произнёс командир батальона. – Слышишь, Лёха. Никуда меня не надо. Здесь останусь. Всё равно помирать.

– Брось паникёрские настроения, – зло сказал Балабанов. – Ишь, ерунду придумал. Так, чего встали? Быстро! Соорудите носилки…

– Оставить, это приказ! – повысил вдруг голос Серёгин.

– Ты чего хочешь, в плен? – сурово спросил капитан.

Майор устало послал нашего командира в далёкое путешествие. Потом улыбнулся.

– Дай гранату. Когда эти придут, – он показал глазами в сторону немцев, – сделаю им прощальный подарок. Так. Ты, Балабанов. Собирай всех моих и двигай к хутору Востриковскому. Забери мой планшет, там журнал боевых действий. Чтоб не сказали потом, что Серёгин плохо дрался со своим батальоном.

– Не скажут, будь уверен, – обещал Балабанов.

– Ладно. Всё. Приказ понял?

– Так точно, товарищ майор! – козырнул наш капитан. Подошел к раненому, пожал ему руку. – Никогда тебя не забуду!

Развернулся на каблуках и вышел. Мне показалось, на глазах у него были слёзы. Мы тоже вскинули руки к пилоткам, отдавая честь героическому командиру, и покинули блиндаж. Дальше следовали за своим капитаном. Он приказал передать по цепи во все роты, чтобы те оставляли позиции и двигались сюда, к нам. В итоге собралось всего человек двадцать. Я прикинул мысленно и ахнул: а ведь было около трёхсот бойцов! Да ещё наши, артиллеристы. И вот всё, что осталось от двух подразделений.

Мне стало до того жутко, что я достал фляжку и сделал большой глоток. И только потом понял, что не вода внутри, а спирт. Ух, как горло перехватило! Закашлялся, закрыв лицо руками. Но когда огненный смерч пронёсся по пищеводу и плюхнулся в желудок, стало полегче. Даже в голове прояснилось. «Интересно, фляжка откуда эта?» – подумал и не смог вспомнить. Как же это называлось в те времена? Да, точно! Наркомовские сто грамм. Выдавали бойцам для смелости.

Я протянул фляжку Глухарёву.

– На, выпей.

Он взял, принюхался.

– Не употребляю, товарищ сержант.

– Это приказ! Давай, Вася, надо. Полегче будет.

Боец робко опрокинул фляжку, глотнул немного и закашлялся. Вернул мне посуду, утирая рот.

– Ну как, пробрало? – спросил я с улыбкой.

– Есть немного, – не по-уставному ответил он.

– Агбаев! – послышался знакомый голос.

– Я!

– Фляжку-то верни, – прозвучало мягче. Рядом стоял старшина Исаев. – Я обронил её, а ты пользуешься. Ишь ты, ушлый какой.

Я с радостью отдал вещь старшине. Так вот она откуда взялась! Но больше всего настроение подняло, что Павел Матвеевич вот он, тоже страшно уставший, но живой и вроде здоровый. Стало морально легче. Всегда так, если рядом оказывается опытный человек, а перед вами сложная задача – отойти к своим. Кто его знает, чем этот ночной вояж закончится?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Товарищ старшина, разрешите обратиться? – спросил я, пока ждали, когда остатки батальона соберутся в одном месте. На это было время – противник перестал стрелять, даже привычные сигнальные ракеты в воздухе не маячили.

– Слушаю.

– Немцы притихли что-то. Вам не кажется?

– Окружают нас, некогда им шуметь, – запросто ответил Исаев.

У меня спина похолодела.

– Ничего. Пробьёмся к своим, – уверенно сказал старшина.

Вскоре все, кто мог передвигаться, собрались у блиндажа комбата. Было ещё несколько легкораненых, им помогали другие.

– За мной, – коротко скомандовал Балабанов, и мы пошли на восток.

Я вспомнил, что совсем недавно видел маршевую колонну. Как она шла, почти чеканя шаг. Все такие чистые, нарядные даже. Не как на параде в честь 9 мая, конечно. Но тоже солидно и красиво. Теперь мы напоминали разношёрстую толпу. У большинства одежда была порвана или подгорела. Каски почти все скинули из-за тяжести и жары. Пилотки также далеко не все головы покрывали. А ещё виднелись при лунном свете бинты, чаще всего грязные, окровавленные. У меня тоже повязка была, да слетела, не заметил даже.

Ни одного орудия, ни миномётов, и всего пара противотанковых ружей и один дисковый пулемёт. Я долго пытался вспомнить, как он называется. Пришло на ум – «Дегтярь». А есть ли патроны к нему? Не знаю. У остальных – редкие ППШ, у большинства, как и у меня, трёхлинейки. И вот мы тащимся, еле ноги волочём. Да неизвестно, может, шагаем прямиком немцам в лапы. Исаев ведь что сказал? Окружают. Ну да, лбом пробить стенку не удалось, решили фашисты схитрить.

Глава 90

Мои самые худшие предположения сбылись. Когда наши разведчики сунулись рано утром в хутор Востриковский, то пришлось им быстро делать оттуда ноги – населенный пункт заняли немцы. Понятно, как им это удалось: мы пешком, с раненными, без дорог. А они, сволочи, как у себя дома – на машинах и бронетехнике, с комфортом. Вот и опередили. Нам пришлось затаиться в балке и решать, как быть дальше. Ситуация с каждым часом становилась всё хуже: чем дольше мы тут сидим, тем ближе фашисты к Сталинграду. А значит, тем дальше от нас линия фронта.

Я вспомнил о том, как не жаловали в Красной Армии окруженцев и поёжился. Сделал вид, что от утренней прохлады. На самом деле представил, что нас может ожидать: допросы в Особом отделе, а потом? Насколько я помню по книгам и фильмам, большинство отправляли прямиком в лагеря. Но теперь у меня появилась уникальная возможность спросить, так ли это на самом деле. Подсел в Исаеву и вкрадчиво спросил:

– Товарищ старшина, можно вопрос?

Он кивнул.

– Павел Матвеевич, – перешёл я на «гражданский» язык. – А что с нами будет, если выйдем из окружения? Посадят всех, да?

Старый воин поднял голову и вместе с ней свои густые, с проседью брови.

– Ты с чего эту хрень придумал?

– Ну, как же? Особист спросит: «Чем мы тут занимались? Может, не просто так в тылу были? Может, мы завербованные немецкие шпионы?»

Исаев пристально и долго на меня посмотрел, а потом покрутил пальцем у виска:

– Ты, Николай, кажется, долбанулся, – он использовал другое слово, с тем же смыслом, но более грубое. – Или тебя контузило сильно? Тебе кто такую херню наговорил, интересно?

Что мне было ответить? Что мы это в школе на уроках истории проходили? Мол, почти каждого, кто в плен попадал, потом не в армию возвращали, а прямиком в ГУЛАГ? Если не расстреливали сразу, конечно. Что был такой писатель, Солженицын, который об этом несколько книг сочинил? А ещё после распада СССР стали об этом фильмы снимать, сериалы и много-много книжек издавать научных и художественных? Не мог я всего этого старшине сказать. Потому соврал: