Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мальчик открыл глаза, потом рот, потом зажмурился, и заревел во весь голос, не переставая считать картошку.
Я нашел ее глазами. И меня снова поразило несоответствие взгляда, лица с тем, что ей приходилось говорить.
Да! Дело воспитания детей у них было поставлено хорошо.
Не менее направленно шла и подготовка взрослого населения.
С утра я прослушал Гимн Города, запомнив только несколько строчек, достаточно неопределенных в другой обстановке, но здесь…
Говори со мною вместе, Говори со мной, как погаснут фонари.
Говори, о чем захочешь, говори со мной, Говори со мной до зари.
Я вспомнил, что слышал песню на Земле, знал ее, но совсем забыл. И вот теперь узнаю ее в Гимне. Очень многое из нашей жизни оказалось нужным и необходимым Городу. Незаметное на Земле - безобразно разросшееся здесь… Потом я прослушал массу специальных пятиминутных передач-зарядок… Дальше шли специальные уроки: заучивались предложения на каждый день, отрабатывались навыки автоматического говорения. Я понял, какое это сложное искусство и как непросто им овладеть, особенно в такой степени, что Словоохотливый, он уже сидел у меня, никуда не торопил, но всем видом показывал, что готов куда угодно… К его автоматическому говорению я давно перестал прислушиваться…
Постепенно во мне снова стало расти вместо сожаления, достигшего вчера апогея, новая волна возмущения. Конечно, вчера новость обрушилась так неожиданно, я ее воспринял слишком остро. Потом за столом сидели обычные люди, им хотелось веселиться и не думать об опасности, отдохнуть от всего, и это тоже было понятно…
Словоохотливый не наслаждался подобной формой существования, ему ничего другого и не нужно было: говорить, говорить, говорить… А вот думать - это качество он, видимо давно утратил. И сегодня, зная, в чем дело, приблизительно понимая, чем техника автоматического говорения одного отличается от техники защиты другого, я в полной мере оценил достижения Словоохотливого. Его словарный запас был не очень велик, но по тому, как он умело соединял одни заготовки-блоки с другими, ему следовало присвоить титул Лучшего словосоче тающего.
Совершенно неожиданно для себя, допивая чай, я попросил его проводить меня к ученым, которые занимались пузырями.
– НуЧтожТогдаИнститутОтпузыривания, - сказал Словоохотливый. - СловоНеВоробейНоПузырьРазбивает, - продолжал он как обычно без всякого перехода. В этом же духе он продолжал до самого института.
Меня сразу удивило то, что здание оказалось не самым примечательным. Так себе, серенький домик. Я ожидал увидеть громадное сооружение - надежду Города, где кипит работа, - и опять ошибся. В институте с первого взгляда поражала полусонная, ленивая атмосфера… Вместо ожидаемой мной экстренности, волнения, напряженности, оперативности - спокойствие, будто ничего особенного и не происходит, будто от их работы ничего не зависит…
Один из заведующих кафедрой водил меня по лабораториям и подробно объяснял, показывал, рассказывал о количестве высших научных степеней, о количестве работников, о том, сколько намерены принять выпускников на будущий год и проч., проч.
Мне стало тоскливо, как от звука “Скорой шумовой”, когда кажется, что машина ни за что не успеет вовремя.
– Да, конечно, комплексная, - перехватил он мой вопрос, - а как же иначе? Одни занимаются оболочкой, другие уже… последней стадией, - смягчился он. - Вот наша комната, - показал заведующий на толстые стены экспериментальной лаборатории.
– А какие крупные ученые из других областей занимаются пузырями? - спросил я.
– Вопрос поставлен не совсем верно, - назидательно выговаривал он мне, как первокурснику. - У них есть свои вопросы, требующие ответа, а проблема пузырей перестала быть областью теоретиков и перешла к практикам-экспериментаторам. К сожалению, скажу больше - сейчас тех, кто посвящает себя теме пузырей, становится все меньше - абсолютно бесперспективная область в науке.
“Как бесперспективная?” - хотел крикнуть я, но сдержался.
При чем тут он? Он занимается своей узкой проблемой: распределение радужных слоев на оболочке, и, может быть, придет к очень интересным результатам; другие занимаются максимальной степенью утолщения оболочки, тоже найдут очень много интересного… Я очень старался все понять, быть терпимым.
Я был много моложе тех, кто занимался пузырями, у них была очень вредная работа - за это больше платили. И все же сюда шло все меньше и меньше ученых, потому что их умы увлекали горизонты, а не пороги на собственном пути…
И когда я увидел в одной из лабораторий шахматы, еду, понял окончательно, что пыл мой напрасен, ничего я здесь не найду. Если бы у меня в собственном доме каждый день непроизвольно возникал пожар, я бы, наверно, постарался привыкнуть к нему, устроиться настолько удобно, насколько это позволяет обстановка. И в этом не было бы кощунства, а была бы человеческая жизнь… Неужели ее назначение в том, чтобы научиться “претерпеть”?!
Я отказался обедать со Словоохотливым, который дожидался меня внизу. Мне не хотелось видеть, как человек говорит и ест одновременно, будто из хлеба, из размокшей во рту мякины образуются такие же бесформенные слова… Я попросил его отвезти меня на корабль… Словоохотливый выдавил какое-о скрюченное предложение, я брезгливо “расправил” его и все понял…
– Да, да! - там опасная зона, я обойдусь без шофера…Конечно, все усилительные установки будут включены.
Он пообещал машину и ушел “разжевывать слова” один.
Мне не хотелось есть. Вчера я долго не мог уснуть, а потом проснулся от какого-то сна, пытался вспомнить, что же мне снилось. Бред какой-то. Иду по пустыне, и вдруг из-за бархана выползает животное, похожее на гусеницу, только гигантского размера. Я все пытаюсь ее разглядеть, но не могу. А она все ближе и, главное, не оставляет за собой на сухом песке никакого следа, что меня почему-то больше всего удивляет. И вдруг я понимаю, что это вовсе не гусеница, а слово АмКвЫдЖоЮмАл, оно ползет прямо на меня. Я пытаюсь отойти в сторону, но слева на меня выползает еще одно слово-гусеница ЖлОвУкЦыФаРтИм. И тоже никакого следа на сыпучем песке.
“Глупости, - думаю я, - чего их бояться, что они могут сделать?!” Но тут сзади - не то услышал, не то почувствовал - выползло НАпШоЧиГнЕуцый. Я попытался увернуться, но они окружили меня, замкнулись, и получилась очень длинная и бессмысленная гусеница без начала и конца. АмКвЫдЖоЮмАлЖлОвУцЫФаРтИмНаПшоЧиГнЕуЦыйА.
Круг стал сжиматься все теснее и теснее. Я испугался, инстинктивно чувствуя, что идет охота… Они медленно закружились вокруг меня, и я попытался проскочить в О, ко она будто ждала этого, стиснула меня, как обручем, и потащила по внутренней стороне круга, так что в глазаx замелькали ЫвУкЦФаПроИчимс уже без всякого пирядкя, а Ж и Ш сверху решеткой закрыли небо…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Антология научно-фантастических рассказов - Роберт Хайнлайн - Научная Фантастика
- СОЗВЕЗДИЕ. Сборник научно-фантастических рассказов и повестей - Александр Щербаков - Научная Фантастика
- Бойтесь ложных даров! - Дмитрий Вейдер - Научная Фантастика
- Птица малая - Мэри Дориа Расселл - Боевая фантастика / Космическая фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая
- НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 30 - Виталий Бабенко - Научная Фантастика
- Румбы фантастики. 1989 год - Иван Ефремов - Научная Фантастика
- МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1989. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Сергей Абрамов - Научная Фантастика
- Место для журавля - Леонид Панасенко - Научная Фантастика
- Разрешенная фантастика – 2 - Андрей Мансуров - Научная Фантастика
- НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 29 - Роман Подольный - Научная Фантастика