Лавина (сборник) - Виктория Токарева

Нинка обнимает Шефа. Стоят так долго. Целую минуту. А может, две. Потом Нинка отстраняется и снимает колье.

— Я не могу носить краденое, — протягивает Шефу.

— А откуда он узнает?

— Он не узнает. Но я буду знать. И ты.

— Нина, но столько дыр!.. — горестно воскликнул Шеф.

— Никогда хорошо не жили, нечего и начинать…

Алексей Коржиков выходит из своего старенького «жигуленка», запирает руль на секретный замок. Входит в свой подъезд. Подходит к своей двери и в это время видит сидящую на лестнице Нинку. На ее коленях — кожаный кейс с металлическими замками.

— Говорил, в шесть, а пришел в семь, — упрекает Нинка. — Я тут на лестнице, как кошка, жду.

— Японцев в Загорск возил, — объяснил Алексей. — Извини.

— Ты, наверное, голодный? — предположила Нинка.

— Ничего. У меня есть рисовая лапша с собой. Японцы подарили. Три минуты — и готово. Вместе поедим.

— Нет. Я на одну минуту. Борис будет нервничать.

— Но ведь он не Борис.

— Не имеет значения. Вот, — протягивает кейс. — Это тебе.

— А что это?

— Гонорар за Белые города.

— Ты еще помнишь? — удивился Алексей.

— Борис продал в Арабские Эмираты. Это как раз то, что им надо.

— Кому им?

— Арабам. У них ведь пустыни.

Алексей пытается открыть кейс. У него не получается. Нинка помогает. Кейс открыт. Он доверху набит пачками. Алексей обмер. Наступила пауза.

— У него всегда были организаторские способности, — сказал Алексей. — А это тоже талант.

Снова повисла пауза.

— Ты не рад? — спросила Нинка.

— Я рад, — без энтузиазма ответил Алексей.

— А как ты живешь вообще?

— Что именно тебя интересует?

— Как твое здоровье? Ты больше не умираешь?

— Пока нет.

— А жена твоя где?

— Она замужем за моим братом.

— Значит, она тебе родственница? Как это называется? Сноха? Золовка?

— Не знаю. По-французски это звучит: «бель сор». Прекрасная сестра.

— А дочь — твоя племянница?

— Нет. Она моя дочь.

— Ага… А брат твой чем занимается? — спросила Нинка.

— Тем же самым. Он всегда был бизнесмен, но тогда это называлось «спекулянт». Он всегда был жулик. Но теперь это называется «новый русский».

— Ты сейчас тоже «новый русский».

— Сейчас — да, — согласился Алексей.

— Ты не рад? — спросила Нинка.

— Осуществилась моя мечта. А это всегда грустно.

— Почему?

— Потому что осуществленная мечта — уже не мечта.

Молчат.

— Обними меня, — вдруг сказала Нинка.

— А зачем?

— Просто так.

— Просто так — не могу.

— Тогда за деньги.

— И за деньги не могу.

— Значит, до свидания, — сказала Нинка.

— Значит, так.

Нинка стала спускаться.

— Нина, ты меня любишь? — отчаянно крикнул Алексей.

Нинка спускается не оглядываясь.

— Нина, я думаю о тебе каждый день… Я думаю о тебе не переставая…

Нинка уходит.

Самолет летит над облаками.

По проходу идет знакомая стюардесса, разносит воду. Алексей Коржиков сидит в кресле, на коленях у него кейс.

— Здравствуйте, — здоровается стюардесса.

— Здравствуйте, — кивает Алексей.

* * *

Квартира брата.

Алексей и Володя обнимаются.

— Есть будешь? — спросил Володя.

— Нет. Я уже обедал. В мэрии. С мэром. Симпатичный.

— Кто? — не понял Володя.

— Мэр. Он мне понравился. Молодой. Моложе меня. Странно. Те, кто родился в пятидесятом, уже вышли на рубежи. Как время идет.

— Ты зачем приехал? — настороженно спросил Володя. — За семьей?

— Жена как хочет, а дочь я бы забрал.

— Дочь как хочет, а жену я не отдам.

— Я хочу предложить тебе работу, — сухо сказал Алексей.

— Ты? Мне? — удивился брат.

— Коммерческий директор Северного приюта.

— А кто будет платить?

— Я.

— Кто хозяин?

— Я хозяин. Я купил Северный приют вместе с горой.

Алексей достал из кармана документы.

Володя берет. Смотрит. Ничего не может понять.

— А кто тебе продал?

— Местные власти. Мэр.

— Разве они имеют право разбазаривать народное достояние?

— За деньги имеют право. Это называется приватизация.

— А откуда у тебя деньги?

— От верблюда.

— Да… Верблюды нынче хорошо платят.

Нависла пауза.

— На наркотиках? — допытывался Володя. — На нефти?

— Если я тебе расскажу, ты все равно не поверишь. Ты ведь в меня никогда не верил.

Володя достает калькулятор. Считает.

— Год уйдет на ремонт. Еще год — окупим затраты. Через два года пойдет чистая прибыль. Туристы, валюта…

Входит Наташа.

— Папочка! — бросается отцу на шею.

— Я буду жить на Северном приюте. Ты поедешь со мной?

— Поеду! — не раздумывая, соглашается Наташа.

— Тебе здесь не нравится? — ревниво спрашивает Володя.

— Нравится, но родной отец лучше, чем родной дядя.

— Будем жить-поживать и добра наживать. — Алексей обнимает дочь. На его глаза наворачиваются слезы.

Наташа отстраняется, спрашивает:

— Папа, а добран — это баран?

Алексей с удивлением смотрит на дочь, не понимая вопроса.

— Ну вот, жить-поживать и добрана жевать. Добран — это кто?

— Добра наживать — два слова. Первое добро.

— А добро — это деньги?

— Нет. Деньги кладут в кошелек, а добро в душу.

Володя приносит гитару.

— Жалко, мама не дожила до этого дня, — говорит он. — Мама гордилась отцом, считала его хозяином края. А он — не хозяин. Он — наемный работник. А настоящие хозяева — мы. Ты и я.

Алексей играет песню «Синенький скромный платочек».

— Это была любимая песня твоей бабушки, — говорит Алексей Наташе.

Поют хором: «Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч…»

Хижина стоит высоко в горах. Красота такая, что не может быть. Не может быть. Есть. Вот он, Северный приют.

Алексей выходит из хижины, голый по пояс, среди голубых снегов. Смотрит на горные вершины. Потом начинает растираться снегом. Вопит от восторга.

Появляется молодой человек в круглой спортивной шапочке. Алексей с удивлением смотрит: откуда он тут взялся?

— Привет! — здоровается Спортивный человек.

— Вам кого? — интересуется Алексей.

— Вас.

— Вы уверены?

— Вы Алексей Николаевич Коржиков? — уточняет молодой человек.

— Да. Это я.

— Теперь уверен, — успокаивается Спортивный.

Алексей выжидательно смотрит на незнакомца.

— Мы хотим предложить вам свои услуги. Мы будем вас охранять, а вы нам платить.

— Охранять от кого? — не понял Алексей.

— От таких, как мы.

— Рэкет? — догадался Алексей.

— Крыша, — поправил молодой человек.

— А платить сколько?

— Двадцать процентов от дохода. Первый взнос можно сделать сегодня.

— А откуда вы узнали, что я это купил?

— От мэра. Мэр дал наводку, а мы выследили.

— Мэр с вами в связке? — удивился Алексей.

— А что такое один мэр без нашей поддержки? Просто человек. Знаете, человек — очень хрупкая конструкция. Голова трескается, как орех, от одной маленькой пули.

— Это называется демократия, — скептически заметил Алексей.

— Демократия — значит справедливость, — пояснил Спортивный. — А какая справедливость, когда один богат, как вы, а другой беден, как я.

— Прежде чем стать богатым, я сорок лет ел говно. А ты хочешь прийти на готовое.

— Если можно не есть говно, то лучше этого не делать. Мы недорогие. Всего двадцать процентов.

— Ничего ты не получишь. Иди домой.

— Значит, не договорились, — задумчиво заключил Спортивный. — А жаль… Вас жаль… Вы мне нравитесь.

Спортивный достает пистолет.

— Ты хочешь меня застрелить? — поразился Алексей.

— Это называется «отстрелить». Или «пристрелить». Застрелить — это другое. Это когда на равных. Дуэль, например.

— У тебя есть второй пистолет? — торопливо спросил Алексей.

— Зачем мне два…

— Подожди, подожди… У меня есть кое-что…

Алексей убегает в избу. Потом возвращается с охотничьим ружьем.

— Вот, от Брежнева осталось, — объясняет он. — Здесь Брежнев охотился на кабанов. Давай отсчитывай десять шагов.

— Да бросьте вы, — отмахивается Спортивный. — Я же все равно вас убью.

— Убьешь. Но не пристрелишь, как собаку. Я погибну в честном бою.

Алексей меряет шагами расстояние. Отмечает черту.

Становятся. Целятся.

— Кто первый? — спрашивает Алексей.

— Давайте вы, — разрешает Спортивный.

Алексей целится. Потом опускает руку.

— Не могу стрелять в человека.

Спортивный думает.

— Ладно, — решает он. — Я скажу, что я тебя убил и сбросил в пропасть. А ты уходи. И чтоб тебя не было видно и слышно. Нигде. Понял?