Полиция - Ю Несбё

Харри покачал головой:

— Даже моя собственная следственная группа.

Эйстейн достал сигарету и прикурил ее от собственной зажигалки.

— Харри.

— Да.

— Ты самый, мать твою, большой одиночка из всех, кого я встречал.

Харри посмотрел на часы: скоро полночь. Он сощурился, глядя на лобовое стекло:

— Это называется одинокий.

— Нет. Одиночка. Добровольно выбравший свой путь и странноватый.

— В любом случае, — произнес Харри, открывая дверцу, — спасибо за совет.

— Какой совет?

Дверца захлопнулась.

— Какой еще хренов совет? — прокричал Эйстейн в сторону двери и сгорбившегося мужчины, быстро исчезнувшего во мраке Осло. — А как насчет такси до дома, жадная сволочь?

В доме было темно и тихо.

Харри сидел на диване и пялился на шкаф.

Он никому ни слова не сказал относительно своих подозрений по поводу Трульса Бернтсена.

Он позвонил Бьёрну и Катрине, чтобы рассказать, что у него состоялся короткий разговор с Микаэлем Бельманом. И поскольку у начальника полиции есть алиби на ночь убийства — а значит, либо произошла ошибка, либо улика была подложной, — им не следовало пока распространяться насчет того, что пуля из коробки с уликами была выпущена из пистолета Бельмана. Но он не сказал ни слова о том, о чем они разговаривали.

Ни слова о Трульсе Бернтсене.

Ни слова о том, что надо сделать.

Так и должно быть, информацию по этому делу следует держать при себе.

Ключ был спрятан на полке с дисками.

Харри открыл глаза и попытался прервать, перестать слушать диалог, безостановочно крутившийся у него в голове. Но ничего не вышло, голоса закричали, как только он расслабился. Что Трульс Бернтсен безумен. И это не предположение, а факт. Ни один здоровый человек не начнет кампанию по истреблению собственных коллег.

Это не единственный случай, достаточно было вспомнить все события в США, когда люди, уволенные с работы или униженные каким-либо другим способом, возвращались на рабочее место и расстреливали своих коллег. Омар Торнтон убил восьмерых из тех, с кем вместе работал на пивном складе, после того как его выгнали за воровство пива. Уэсли Нил Хигдон — пятерых после того, как на него наорал начальник. Дженнифер Сан-Марко произвела шесть выстрелов в головы своих коллег в почтовом отделении после того, как работодатель уволил ее за то, что она была — вот именно — безумна.

Разница заключалась в степени спланированности акций и способности их реализовать. Насколько же безумен был Трульс Бернтсен? Достаточно ли безумен, чтобы полиция не стала прислушиваться к его утверждениям, будто Харри Холе сам убил человека в баре?

Нет.

Не в том случае, если у него есть доказательства. Доказательства нельзя объявить сумасшедшими.

Трульс Бернтсен.

Харри посмаковал свои мысли.

Все сходилось. Но сходилось ли главное? Мотив. Что сказал Микаэль Бельман? Если женщина думает об изнасиловании, это еще не значит, что ее изнасиловали. Если мужчина думает об изнасиловании, это еще не значит…

Черт! Черт! Остановись!

Но мысли не останавливались. Они не оставят его в покое до тех пор, пока он не разрешит проблему. А решить ее можно было лишь двумя способами. Один из них — старый. И к нему призывал сейчас весь его организм. Алкоголь. Напиток, который разливается, скрывает тайны, камуфлирует, одурманивает. Это временное решение. Плохое решение. Второй способ был окончательным. Необходимым. Тем, что устранит проблему. Дьявольская альтернатива.

Харри вскочил на ноги. В доме не было алкоголя с тех пор, как он сюда въехал. Он начал расхаживать взад и вперед, потом остановился и уставился на старый угловой шкаф. Он о чем-то напоминал ему. О барной полке, на которую Харри однажды точно так же смотрел. Что помогало ему оставаться на ногах? Сколько раз он продавал свою душу за меньшую плату, чем эта? А может, именно поэтому? Тогда он продавал ее за мелочь, оправдывая себя моральной яростью. Но в этот раз дело было… нечисто. Он хотел одновременно спасти собственную шкуру.

Но сейчас где-то внутри шкафа он слышал шепот, обращенный к нему: «Вынь меня, используй меня. Используй меня по назначению. И на этот раз я справлюсь с работой. Не позволю пуленепробиваемому жилету меня обмануть».

Отсюда до квартиры Трульса Бернтсена в Манглеруде он смог бы добраться за полчаса. До квартиры с оружейным арсеналом в спальне, который он видел своими глазами. Ручное оружие, наручники, противогазы. Дубинка. Так чего же тянуть? Он ведь знает, что надо сделать.

Но правда ли это, правда ли, что Трульс Бернтсен убил Рене Калснеса по приказу Микаэля Бельмана? Сомнений в том, что Трульс безумен, не было, но неужели Бельман тоже не в себе?

Или же это просто была конструкция, которую его мозг сложил из имеющихся в распоряжении кусочков, насильно подогнал их друг к другу, потому что он хотел, желал, требовал картины, какой угодно картины, если и не объясняющей, то хотя бы дающей ответ, ощущение, что все точечки соединены черточками.

Харри вынул из кармана телефон и нажал на «А».

Прошло больше десяти секунд, прежде чем он услышал хрюкающее:

— Да…

— Привет, Арнольд, это я.

— Харри?

— Да. Ты на работе?

— Сейчас час ночи, Харри. Я, вообще-то, нормальный человек, поэтому сейчас я лежу в кровати.

— Прости. Хочешь вернуться ко сну?

— Ну, раз уж ты спрашиваешь, то да.

— Хорошо, но поскольку ты все равно уже проснулся… — На другом конце он услышал стон. — Я думаю о Микаэле Бельмане. Ты работал в Крипосе в одно время с ним. Ты когда-нибудь замечал какие-нибудь признаки того, что его сексуально привлекают мужчины?

Последовала долгая пауза, наполненная ровным дыханием Арнольда и шумом проезжающего поезда. По звуку Харри понял, что окно в спальне Арнольда раскрыто нараспашку; казалось, что он на улице, а не в помещении. Наверняка он уже привык ко всем этим звукам и они не мешают ему спать. И Харри внезапно пришло в голову — не как озарение, а как случайная мысль, — что, может быть, в этом деле все обстоит точно так же. Звуки, привычные звуки, — они не слышали их и от них не просыпались, а именно к этим звукам им надлежало прислушаться.

— Ты заснул, Арнольд?

— Нет, но этот поворот мысли нов для меня, поэтому мне надо немного подумать. Итак. Когда я вспоминаю то время и смотрю на вещи в другом контексте, то… И даже тогда я не могу… но ведь очевидно…

— Что очевидно?

— Нет, был Бельман и беззаветно преданная ему шавка.

— Трульс Бернтсен.

— Вот-вот. Эти двое… — Он снова замолчал. Снова прошел поезд. — Нет, Харри, я не думаю, что эти двое были парочкой гомиков, если ты понимаешь, о чем я.

— Понимаю. Прости, что разбудил тебя. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. Кстати, погоди-ка…

— Да?

— В Крипосе служил один парень. Я совсем об этом забыл, но однажды я вошел в туалет, а там они с Бельманом стояли у раковины с одинаково красными лицами. Как будто что-то произошло, если ты понимаешь. Помню, подумал тогда кое-что, но не придал этому большого значения. А тот парень вскоре после этого пропал из Крипоса.

— Как его звали?

— Не помню. Наверное, смогу выяснить, но не сейчас.

— Спасибо, Арнольд. Сладких тебе снов.

— Спасибо. А что происходит?

— Да почти ничего, Арнольд, — сказал Харри, прервал связь и опустил телефон в карман.

Вытянул другую руку.

Он посмотрел на полку с дисками. Ключ лежал на букве «У».

— Почти ничего, — повторил он.

По дороге в ванную Харри снял с себя футболку. Он знал, что постельное белье белое, чистое и прохладное, что за открытым окном стоит полная тишина, а ночной воздух в меру бодрящий. И что он не сможет заснуть ни на секунду.

И когда Харри лег, он стал слушать ветер. Тот свистел. Свистел в замочной скважине старинного черного углового шкафа.

Дежурная оперативного центра приняла сообщение о пожаре в 04.06. Услышав возбужденный голос пожарного, она сразу предположила, что речь идет о крупном пожаре, при котором, возможно, потребуется перекрыть движение и позаботиться о ценностях, раненых и погибших. Поэтому она удивилась, когда пожарный сказал, что речь идет о дыме, активировавшем пожарную сигнализацию в одном из баров в Осло, уже закрывшемся на ночь, и что пожар потух сам собой еще до их приезда. Еще больше она удивилась, когда пожарный попросил их приехать немедленно. Тогда дежурная поняла, что то, что она поначалу приняла за возбуждение в голосе пожарного, на самом деле было страхом. Голос его дрожал, как у человека, много повидавшего на своей работе, но не подготовленного к тому, что он увидел и пытался описать:

— Это девочка. Должно быть, ее чем-то облили, на стойке пустые бутылки из-под спиртного.