Шахматист - Вальдемар Лысяк

Библиография, касающаяся вопроса исчезновения Батхерста, насчитывает не так уж много позиций[335]. Синтез всех этих работ был осуществлен Томпсоном и Падовером, которые собрали все обнаруженные факты в небольшом очерке[336]. Я процитирую его полностью, прерываясь в нескольких местах, чтобы снабдить комментарием или поспорить.

«Афера Батхерста является одной из самых запутанных тайн, оставленных нам историей. Она приковывала внимание двух поколений исследователей. Незадолго до поражения австрийцев под Ваграмом, Бенджамен Батхерст был назначен послом Великобритании в Вене[337]. К моменту его прибытия на место службы Франция вынудила Австрию отказаться от британского союзника и подписать мир. В этой ситуации Батхерсту не оставалось ничего иного, как только упаковать вещи и выехать. Он направился на север, в сторону Пруссии[338]. Ехал он в сопровождении всего одного слуги и курьера по фамилии Краузе, все время демонстрируя испуг, достигающий границ паники».

Здесь я прерываюсь в первый раз. Образ Бенджамена Батхерста, трясущегося от страха и паникующего всю дорогу, может лишь насмешить. Знакомство с Мемориалом здесь не при чем, дело, скорее, в логике. С каких это пор англичане давали чины полковников и ранг посла в столицах крупных держав (причем, на театре военных действий!) людям с психикой нервных девиц? Зато если принять, что Батхерст запланировал свое неожиданное исчезновение, здесь уже ничего удивлять не может. Он не мог бы лучше выстроить атмосферу угрозы, страха перед грозящей опасностью, чем не слишком сложными для воспроизведения воем перепуганного щенка. Давайте возвратимся к Томпсону и Падоверу:

«Это его душевное состояние непонятно, поскольку Батхерст путешествовал в роли купца из Гамбурга, Коха».

Снова прервемся, поскольку здесь появился крайне важный элемент. Дело даже не в роли (как мы знаем, игра ему удавалась превосходно) — просто это было частью того «ужастика», который был представлен Бенджаменом. А вот фальшивое имя имеет принципиальное значение. Если кто-то желает на время взять себе чужое имя, он никогда не «склеивает» его из буквочек, но берет какое-то известное ему, услышанное или прочитанное. Прошу читателей вспомнить, как звали хозяина берлинского постоялого двора, где Батхерст проживал в ноябре 1806 года.

Пошли дальше:

«Совершенно ничего не известно о первой части его путешествия, продолжавшегося две-три недели. 25 ноября после полудня трясущийся от страха Батхерст появился на почтовой станции в Перлеберге, небольшом мекленбургском городке, и тут же начал умолять местного коменданта, капитана фон Клитцинга, дать ему охрану. Объявил ли он Клитцингу причины своего испуга? Не известно. Известно зато, что он получил сопровождение в виде двух стражников. На следующее утро, за час до назначенного срока выезда, Батхерст отослал обоих стражников и отправился на конюшню осмотреть лошадей. Больше его никто не видел».

Странно. Трясущийся на каждом шагу от страха Батхерст внезапно отсылает своих «горилл». Но если принять версию о намеренной «реинкарнации», происшествие перестает казаться странным. Давайте проследим дальше текст Томпсона и Падовера.

«Узнав об исчезновении Батхерста, Клитцинг тут же задержал слугу и курьера. Был ли это в отношении них акт защиты, или акт репрессии? Этого мы тоже не знаем. На следующий день фон Клитцинг выехал в Берлин, чтобы связаться с правительством; после возвращения он вручил курьеру паспорт на фамилию Крюгер и берлинскую визу. Точно так же, как и его хозяин, Крюгер бесследно исчез. Через три недели, 16 декабря, две молодые женщины нашли мужские штаны в лесу недалеко от Перлеберга; в кармане находилось письмо Батхерста жене. В этом письме он говорил о грозящей лично ему опасности, и ответственным за свою возможную смерть делал проживавшего в Лондоне французского авантюриста, графа д'Антрагю. Весь лес тщательно обыскали, но никаких других следов молодого посла не нашли. В связи с трудностями сообщения между континентом и Великобританией, информация об исчезновении Батхерста добралась до Лондона в начале января 1810 года. «Morning Post» тут же сообщила, что французы убили Батхерста между Берлином и Гамбургом»[339].

Представленный выше абзац дает нам самый богатый доказательный или, если кто желает, косвенный материал. Во-первых, Батхерст выбрал дорогу для возвращения идентичную той, которой вел в 1806 году своих коммандос. Во-вторых, он исчез в окрестностях Перлеберга, и след его остался в лесу, в котором — как мы знаем из Мемориала — он закопал в ночь с 9 на 10 ноября 1806 года сундук с прусским золотом (имеется в виду лесная полоса между Ленценом и Перлебергом). Сразу же в голову приходит предположение, что наш герой выкопал сокровище, с помощью которого намеревался устроить для себя новую жизнь.

Теперь вопрос: что следует сделать, если хочешь, чтобы мир поверил, что кого-то убили, хотя тела убитого нет? Естественно, подбросить в укромное местечко пару запасных штанов, снабженных говорящим все письмом[340]. Этим письмом Батхерст убил сразу несколько зайцев: он попрощался с женой (джентльмен был обязан это сделать), скомпрометировал д'Антрагю и известил заинтересованных в своей смерти. Правда, в качестве убийцы он указал на француза, но связанного с англичанами. В выдвинутую «Morning Post» версию про убийство, совершенное солдатами Великой Армии никто, впрочем, и не поверил, что было отражено в работе Томпсона и Падовера:

«Гипотеза о совершенном французами убийстве была совершенно безосновательной, не имелось даже тени доказательств в ее пользу. Это был просто политический маневр. Хотя прусское правительство и назначило крупную награду за обнаружение тела, все поиски закончились фиаско.

На следующий год, миссис Батхерст[341], располагая специальным паспортом, полученным от Наполеона, поехала вместе с братом Бенджамена в Перлеберг. Французский посол, Сен-Марсан, предоставил им максимально возможную помощь в поисках, таких же безрезультатных, как и предыдущие. Тогда миссис Батхерст, считая, будто французы что-то знают, отправилась в Париж, где была принята министром иностранных дел Шампаньи и министром полиции Савари, но им тоже ничего не было известно. В связи с этим, она обратилась к самому императору, который дал ей слово чести, что понятия не имеет о судьбе ее мужа. Французы были уверены в том, что только английское правительство может сказать что-либо по данному поводу, и, похоже, они были правы».