Статьи - Сергей Переслегин

Источники давления будут в этой модели рассматривать Украину как дешевый источник неоприходованных ресурсов, прежде всего, человеческих. Утилизация этих ресурсов может проводиться экономико-дипломатическими методами – при слабой Украине, либо силовыми методами, если к власти в республике законным путем или через механизм переворота придет сильный лидер правой ориентации. В любом случае страна станет «местностью-перекрестком» в терминологии Сунь-Цзы, иными словами – полем столкновения сил.

Поскольку любая задача стратегии принципиально разрешима, Украина может избежать этих сценариев, сделав несколько трудно вычисляемых (и еще более трудно осуществимых) политических ходов.

Прежде всего, руководство республики должно понять, что в сегодняшнем мире есть только одна страна, заинтересованная в существовании Украины. Речь, разумеется, идет о России. Все три сценария, приведенные выше крайне неблагоприятны для Киева, но и Москву они тоже никак не устраивают, поскольку подразумевают создание перманентного очага нестабильности вблизи русских границ. Кроме того, в ряде вариантов России придется оказывать срочную помощь если не самой Украине, то ее русскоязычному населению, а в наиболее неблагоприятном случае – «брать на баланс» все то, что останется от страны.

Тем самым, вырисовывается возможности взаимопонимания между «великими славянскими державами». Здесь необходимо учесть, что для России предпочтительнее сильная независимая Украина, даже если она будет проявлять враждебность[5], нежели союзное, но умирающее государство.

Вторым благоприятным для Украины обстоятельством является глобализация, иначе говоря, переход от «политики стран» к «политике регионов». Республика, по всей видимости, не сможет выжить, как страна. Но она способна существовать, как структурообразующий центр восточноевропейского региона.

Сразу же скажем, что Украина не сможет присоединиться к исламскому глобальному проекту в связи со структурой ее экономики, а к проекту Китая вследствие крайне низкой транспортной связности с Поднебесной. В проект Единой Европы Украину, как и Россию, никто не приглашает. И не пригласит.

Тем самым, украинская стратегия может строиться или на создании собственного глобального проекта, для которого не видно никаких предпосылок, либо – на подключении к той программе развития, которая сейчас создается в России. И если Россия считает возможным взять на себя функции «цивилизации-переводчика», связывающей в когнитивное единство все три мировые цивилизации, то Украина может занять в этом проекте значимую нишу «культуры-переводчика», использующей в качестве источника развития противоречие между западным и восточным христианством.

В рамках этой модели целью украинской внешней политики должно стать создание сильного восточноевропейского регионального блока, ядро которого образуют Польша и Украина. Тем самым, Киев должен резко сменить авторитеты, отказавшись как от ориентации на США, так и от «оглядки» на Россию. Заметим здесь, что, несмотря на тяготение Польши к НАТО, Украине следует оставаться нейтральной: ее ценность, как элемента регионального строительства, заключается именно в ее нейтральности.

Украина остается «местностью-перекрестком», меняется лишь ее состояние: из объекта международной политики она превращается в субъекта, пусть слабейшего и зависимого, но субъекта региональной политики.

Одной из необходимых в этой связи мер является изменение образовательных программ. Понятно, что выбросить из школьного курса украинский язык невозможно, но необходимо трезво смотреть на вещи: в эпоху регионализации этот язык жителям страны не понадобится. Зато им (во всяком случае, элитам) будет необходимо знать польский и русский.

Далее, школьную программу следует насытить социокультурными материалами. Речь идет, прежде всего, об обязательном знакомстве с догматами католицизма и православия, о понимании соотношения этих великих культур.

Дальнейшая политика должна быть направлена на расширение регионального блока и углубление связей внутри него. Естественными союзниками польско-украинского проекта являются Словакия, Румыния, Венгрия. Возникающая структура будет обладать сильным интегрирующим воздействием и может привлечь к себе некоторые осколки Югославской Федерации.

Комплементарные цели России и Украины будут достигнуты, если восточноевропейское региональное объединение достигнет связности ЕС (кстати, довольно низкой) и станет некой альтернативой Евросоюза. Со своей стороны Россия должна будет завершить к этому моменту свой региональный проект – Южный коридор[6], реализация которого, разумеется, тоже столкнется со значительными трудностями.

По ходу политической «игры» Украине придется пожертвовать Крымом, связность которого с восточноевропейским блоком еще меньше, нежели с самой Украиной, и переориентировать свое законодательство (в областях авторского права, прав человека и корпоративных прав) на создающийся сейчас «русский формат». Кроме того, придется, хотя и в скрытой форме, проводить непопулярную политику снижения социальных расходов. Проще всего использовать для этих целей инфляцию, которая все равно будет.

Украине следует в демонстративной форме отказаться от участия в Киотском протоколе, возобновить работу Чернобыльской АЭС в полном объеме и, в идеале, начать строительство еще одной-двух крупных атомных электростанций.

Предложенная стратегия подразумевает автократическую (бонапартистскую, абсолютистскую – нужное подчеркнуть) внутреннюю политику. Иначе говоря, центральная власть должна поддерживать равновесие между правыми и левыми, между националистами и интеграционистами, между православными и католиками, причем достигается это равновесие не столько компромиссами, сколько силовым давлением на противоборствующие стороны. Такая политика потребует создания принципиальной новой техники взаимодействия исполнительной и законодательной ветвей власти.

Жесткость внутренней политики должна сочетаться с максимальным либерализмом: свобода совести, свобода языка, свобода печати и т.п. вплоть до свободы легких наркотиков. И, само собой разумеется (это не шутка!), Черноморск должен получить статус «вольного города».

Понятно, что описать такую стратегию гораздо проще, нежели провести ее в жизнь – особенно, имея «под рукой» столь странный конструкт, как украинское государство. Но каждой стране играть приходится только теми картами, которые ей сдали.

[1] Речь идет о выборах народных депутатов в Верховную Раду Украины, которые состоялись 31 марта 2002 года.

[2] Так называемый «украинский язык» – искусственный конструкт, созданный из элементов старославяской речи и местных «днепровских» диалектов. Его инсталляция, как литературного языка относится к первой четверти XIX столетия, но лишь к концу этого века он приобрел некую распространенность.

[3] В городе Трускавце, Западная (!) Украина, 75% общедоступных еженедельников и 66% ежедневных газет выходят на русском языке. Украинскоязычные издания дотируются.

[4] Считая с момента формального создания независимого украинского государства в 2001 г.

[5] Россия сможет тонко регулировать степень этой враждебности ценами и квотами на энергоносители.

[6] Речь идет о региональном объединении стран, пронизанных единой транспортной артерией «Север – Юг»: России, Ирана и Индии. Для России крайне желательно участие в этом союзе также и Пакистана. Последнего добиться очень трудно, но возможно.

Руслан Исмаилов, Сергей Переслегин

Версия для печати

Этика войны и непрямые действия

В рамках европейской парадигмы мир будет лучше довоенного, только если он обеспечивает более оптимальные условия для развития при сохранении традиционных европейских ценностей: свободы и познания – уже поэтому обе мировые войны были проиграны всеми участвовавшими сторонами

I

Исследуя этическую сторону вооруженного конфликта, мы сталкиваемся с терминологической проблемой, когда для интуитивно ясных понятий нет общепринятых четких определений. В ситуации, логически очевидной, подобный недостаток не есть существенное ограничение, так как необходимое определение всегда можно дать. Однако, ситуации, возникающие при изучении моральных, то есть связанных с взаимоотношениями между людьми вопросов, логически очевидными быть не могут: необходимость в физическом насилии сталкивается с наличием ограничителей, образующих социопсихологическую структуру общества.

Таким образом, желательность четких "логических определений" вытекает из нелогичности предмета обсуждения. И, значит, прежде всего необходимо определить предмет обсуждения – войну.

Сразу отметим, что подобное определение не должно содержать исключений, ибо исключения не подтверждают правила, а опровергают его. Следовательно, определение должно содержать только всеобъемлющие понятия, связанные со словом "война". К числу последних относятся: "конфликт", то есть система противоречий между сторонами, рассматриваемая в динамике, то есть – в процессе разрешения их тем или иным способом, "противник", рассматриваемый как одна из антагонистических сторон в конфликте, а также "уничтожение", как форма воздействия одной стороны на другую. Хотелось бы определить войну как такой конфликт, в котором основным способом решения является уничтожение противника. Тем не менее, даже подобное определение порочно, ибо оно не описывает, к примеру, большинство войн средневековья, в которых применение военной силы и "уничтожение" силы противника не являлось самоцелью, а лишь одним из способов политической игры. Кроме того, так называемая холодная война также не попадет под такое определение, в силу того, что "уничтожение" в этой войне является синонимом использования атомного оружия, следовательно, глобальной атомной войны. С другой стороны, хорошо известно, что в атомной войне не может быть победителей. Итак, "уничтожение" не может считаться основополагающим признаком войны. Однако, война допускает применение подобной формы решения. Таким образом, мы приходим к выводу, что свойством войны будет отмена закона "не убий", для большинства людей являющегося императивом к действию (точнее, к бездействию). Следовательно, мы пришли к следующему определению: