Хроника Маджипуры. Валентайн Понтифик - Роберт Сильверберг

Но потом случился эпизод с узурпацией, а потом трудные годы восстановления, когда вся энергия Коронованного была необходима для исправления хаоса переворота. Тиверас должен был оставаться в своей тюрьме год за годом. Хотя продление жизни Понтифика означало для Хорнкаста продление собственного пребывания у власти. И власть, которую он скопил ввиду невыполнения своих обязанностей Понтификом, была громадной, тем не менее было отвратительно наблюдать за этим жестоким поддержанием жизни, которая давно уже заслуживала окончания. Все же лорд Валентайн просил еще время и еще, чтобы закончить свою работу как Коронованного. Уже восемь лет — и этого времени еще недостаточно? С удивлением Хорнкаст обнаружил, что почти уже был готов молиться за избавление Тивераса из этого плена. Если бы только было возможно дать ему спать!

— Ва… Ва…

— Что это? — спросил Сепультров.

— Что-то новое! — прошептал Дилифон.

Хорнкаст шепотом заставил их замолчать.

— Ва… Валентайн.

— Это в самом деле новое! — сказала Наррамира.

— Валентайн Понтифик… Валентайн Понтифик Маджипуры.

Последовало молчание. Эти слова, отчетливо произнесенные, свободные от всякой двусмысленности, парили в воздухе, как взорвавшиеся солнца.

— Я думал, что он забыл имя Валентайна,— сказал Хорнкаст.— Он думает, что Молибор Коронованный.

— Очевидно, он так не думает,— сказал Дилифон.

— Иногда, ближе к концу,— тихо сказал Сепультров,— мозг восстанавливается. Я думаю, что его здравомыслие возвращается.

— Он так же безумен, как всегда! — закричал Дилифон.

— Упаси Бог, чтобы он восстановил свой рассудок и узнал, что мы сделали с ним!

— Я думаю,— сказал Хорнкаст,— что он всегда знал, что мы сделали с ним и что он не только восстанавливает свой рассудок, но и способность общаться с нами при помощи слов. Вы слышали его: Валентайн Понтифик. Он приветствует своего преемника, и он знает, кто должен быть его преемником. Сепультров, он умирает?

— Приборы не показывают физических изменений. Я думаю, что он может продолжать это еще неопределенно долго.

— Мы не должны этого позволить,— сказал Дилифон.

— Что вы предлагаете? — спросил Хорнкаст.

— Это продолжалось достаточно долго. Я знаю, что это значит — быть старым, Хорнкаст… возможно, ты знаешь тоже, хотя внешне ты этого не показываешь. Этот человек в полтора раза старше любого из нас. Он страдает от таких вещей, которые мы вряд ли можем представить. Я говорю: нужно положить этому конец. Теперь. Прямо сегодня.

— Мы не имеем права,— сказал Хорнкаст.— Я говорю вам, что сочувствую его страданиям так же, как и вы. Но не наше право решать это.

— Тем не менее кончайте.

— Лорд Валентайн должен принять ответственность за совершение этого.

— Лорд Валентайн никогда не примет,— пробормотал Дилифон.— Он будет сохранять этот фарс еще пятьдесят лет!

— Это его право,— твердо сказал Хорнкаст.

— Мы его слуги или слуги Понтифика? — спросил Дилифон.

— Это одно правительство, с двумя монархами, и только один из них сейчас является компетентным. Мы служим Понтифику, служа Коронованному. И…

Из поддерживающей жизнь камеры донесся рев гнева и потом жуткий, свистящий, подавленный звук, и потом трижды раздалось рычание. И потом слова, даже еще яснее, чем раньше

— Валентайн… Понтифик Маджипуры… да здравствует.

— Он слышит, что мы говорим, и это сердит его. Он просит смерти — сказал Дилифон.

— Или, возможно, он думает, что уже достиг ее,— предположила Наррамира.

— Нет. Нет. Дилифон прав,— сказал Хорнкаст.— Он подслушал нас. Он знает, что мы не хотим дать ему то, что он просит.

— Давай. Вставай. Иди.— Рев. Невнятный лепет,— Смерть! Смерть! Смерть!

В отчаянии, какого он не испытывал десятилетия, главный представитель бросился к поддерживающему жизнь глобусу, намереваясь оборвать его провода, трубки и положить этому конец. Но, конечно, это было бы безумием. Хорнкаст остановился, уставился внутрь, его глаза встретились с глазами Тивераса, это заставило его отступить, когда эта великая печаль излилась на него. Понтифик снова был в здравом уме. Это было неоспоримо. Понтифик понял, что в смерти ему было отказано по причине государственной важности.

— Ваше величество! — обратился Хорнкаст своим густым сочным голосом.— Ваше величество, вы слышите меня? Закройте один глаз, если вы слышите меня.

Ответа не было.

— Я думаю, все-таки, что вы меня слышите, ваше величество. И я скажу вам: мы знаем, отчего вы страдаете. Мы не дадим вам слишком долго терпеть это. Это мы вам обещаем, ваше величество.

Молчание. Неподвижность. Потом:

— Жизнь! Боль! Смерть!

А потом стоны, лепет, свист, крик — это была словно песня, доносящаяся из могилы.

— …А это обитель Леди,— сказал лорд-мэр Самбигель, показывая высоко вверх на удивительно отвесный утес, который поднимался прямо на востоке его города.— Самая святая из ее обителей, не считая, конечно, самого Острова.

Валентайн всмотрелся. Обитель сверкала, как одинокий белый глаз на темном лбу утеса.

Уже шел четвертый месяц великого крестного хода, или пятый, или, возможно, шестой: дни и недели, города и провинции, все начинало расплываться и сливаться. Сегодня он прибыл в большой порт Алазор на северо-западном побережье Альханроеля. Позади него лежат Треймон, Стоензар, Вилимонг

Естотилаун, Кимойзе, город на городе, все слилось в его голове в одну громадную метрополию, которая распростерлась, как какое-то ленивое многорукое чудовище на земле Маджипуры.

Самбигель — невысокий смуглый мужчина с полоской черной густой бороды, окаймляющей лицо, бубнил, не переставая, приветствуя прибытие Коронованного самыми высокопарными банальностями. Глаза Валентайна потускнели, мысли блуждали. Он все это уже слышал раньше, в Кикиле, в Стиорне, в Класе: незабываемое событие, любовь и благодарность всех людей, горды этим, польщены тем… Да. Да. Он вдруг поймал себя на том, что вспоминает, в каком это городе ему показывали знаменитое высыхающее озеро. Было ли это в Симбилфине? И воздушный балет, бал в Монтенулсиане или в Граве. Золотые пчелы — это, конечно, Байлемуна, а небесная цепь? Аркилон? Сенамоль?

Он еще раз взглянул в сторону храма на утесе. Он властно манил его. Ему захотелось быть там прямо сейчас, быть подхваченным ветром и унестись, как сухой лист, на эту величественную вершину.

— Мама, позволь мне отдохнуть у тебя хоть немного!

Наступила пауза в речи лорда-мэра, или, возможно, он закончил. Валентайн повернулся к Тунигорну и сказал:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});