Пружина для мышеловки - Александра Маринина

Кофе давно остыл, мороженое в высокой креманке растаяло и стало похоже не Северный Ледовитый океан с торчащей посередине жалкой верхушкой айсберга – кусочком песочного печенья, а мы все говорили и говорили… Мне казалось, что стоит мне взяться на чашку или за ложку, – и разговор прервется, и уже не возобновится с той нежной и спокойной доверительностью, от которой я просто шалел. Я не знал в тот момент, что будет дальше, и означает ли эта встреча что-нибудь или является просто актом вежливости и благодарности, но одно знал точно: в моей жизни Юля никогда не будет несущественной деталью.

– Когда ты хочешь посмотреть моих котов?

– В любой день, когда тебе удобно.

Я набрал в грудь побольше воздуха и выдохнул, внутренне зажмурившись:

– Сегодня?

У меня получился больше вопрос, чем ответ. Если Юля сейчас взглянет на часы, это будет означать, что она действительно хочет всего лишь посмотреть животных и прикидывает, успевает ли она съездить ко мне на полчасика и вовремя вернуться домой. Но она на часы не посмотрела, и я снова растерялся, не представляя, как это истолковать.

– Хорошо, сегодня, – она смотрела мне в глаза спокойно и ласково.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас.

Я не отличаюсь особым мужеством, но при этом не люблю неясности и приблизительности в своих отношениях с людьми, поэтому счел нужным сказать:

– Хочу тебя предупредить, что ты мне очень нравишься, и если ты поедешь ко мне домой, ты определенным образом рискуешь. Но ты еще можешь передумать.

– Я, пожалуй, рискну.

– А ты отчаянная, – засмеялся я.

– Ну, не убьешь же ты меня. Тем более если я тебе нравлюсь. Зачем уничтожать то, что нравится, если можно получать от этого удовольствие, правда же?

Уф, отпустило. Я быстро расплатился и повел Юлю через проходной двор к машине, припаркованной на Новом Арбате.

Всю дорогу до моего дома мы мило болтали о пустяках, но когда машина остановилась возле подъезда, меня снова «прибило». Я понял, что не могу и не хочу остаться наедине с обманутыми надеждами. Я не поведу Юлю к себе до тех пор, пока не расставлю все точки над «i».

– Юля, уже поздно…

– Я знаю.

– И ты мне очень нравишься.

– Я знаю.

– Давно, – зачем-то уточнил я. – Еще с Нового года.

– Я знаю, – повторила она в третий раз.

– Неужели было так заметно?

– Очень.

– И как ты к этому отнеслась? Смеялась надо мной? Обсуждала это в Андреем?

– Нет, – она немного помолчала. – Я боролась с собой.

– Ты – что делала? – изумленно переспросил я.

– Боролась с собой. Мне ужасно хотелось позвонить тебе. Твоя визитка лежала у Андрюши дома на видном месте, и постоянно видела ее и боролась с соблазном взять трубку и набрать номер. Я уже тогда знала, что хочу быть с тобой.

– Почему же ты не позвонила?

– Я привыкла все делать добросовестно и до конца. Я тогда была с Андреем и должна была пройти этот путь до финиша. Я не привыкла бросать одно дело только потому, что другое показалось более привлекательным. Я доделываю до конца, и потом занимаюсь другим.

– Значит, для тебя отношения с мужчиной – это дело? – я ушам своим не верил. – Бизнес, что ли?

– Игорь, все, что человек делает, – это дело. Это не бизнес, это работа. Работа ведь тоже бывает разная, но любая работа – это вкладывание труда во что-то ради получения результата. Человеческие отношения не рождаются и не поддерживаются сами по себе, из ничего, они – результат определенного труда, душевного, интеллектуального, эмоционального. Даже физического. Вот смотри, мы вкладываем физический труд в то, чтобы заботиться о человеке, покупать ему продукты, готовить еду, стирать, убирать, лечить, когда он болеет, если понимаем, что без этого не будут выстроены отношения. Разве это не работа? А прощать, мириться с недостатками и слабостями? Легко, что ли? Тоже работа, да еще какая трудная. А беспокоиться, тратить нервы? А тратить время на то, чтобы часами выслушивать то, что тебе не очень интересно, и при этом не раздражаться? Тоже работа. Но без всей этой работы не будет отношений.

Мне это и в голову не приходило. Но я слушал Юлю и понимал, что она, пожалуй, права. Когда-то девушка, подарившая мне узамбарскую фиалку в керамическом горшке, сказала: «Я устала тебя любить». Тогда я решил, что это просто красивая фраза, почерпнутая из дамского романа. Теперь я, кажется, начал понимать.

Я вышел из машины, открыл правую переднюю дверь и подал Юле руку.

– Пойдем?

Уже у самого подъезда она вдруг оглянулась, посмотрела на маленький магазинчик, расположенный в доме через дорогу, и спросила:

– У тебя есть йогурт?

* * *

Накануне выходных Шурик Вилков одарил меня очередным сюрпризом, позвонив и сообщив, что пришел ответ экспертов-баллистов.

– Пистолет «ТТ» кустарной сборки, изготовлен за границей, куплен нелегально, из него Олеся Подрезкова стреляла в Ситникова и из него же были убиты Брайко и Забелин. Ну, ты понял?

Я понял. Еще один кубик нужного цвета лег на свое место в сложной конструкции.

– А что Ситников? – спросил я. – По-прежнему молчит?

– Молчит, – вздохнул Шурик.

– А состояние?

– Да хреновое состояние. Врачи говорят, что спасти вряд ли удастся. Каждый день к нему хожу, все без толку. А он все хуже и хуже. Говорят, максимум – неделя осталась.

В субботу с утра я достал листок, на котором записал данные, продиктованные мне Юлиным отцом, и начал звонить. Человек, когда-то давно давший указание поставить Юрия Забелина в самое начало очереди на квартиру, был жив, но контакту, как выяснилось, недоступен: он уже четыре года лежал полностью парализованный после инсульта. Но его жена разрешила мне приехать и задать несколько вопросов.

– Я попробую сама ответить, я была более или менее в курсе дел мужа, – сказала она.

Юля оказалась жуткой засоней, и в десять утра, когда я уже готов был уезжать, еще сладко спала. Пришлось ее будить.

– Я уезжаю. Ты тут одна справишься?

Она проснулась мгновенно и уставилась на меня затуманенными глазами.

– А ты куда? По работе?

– Нет. Я все еще вожусь с остатками дела Андрея.

– Можно мне с тобой?

– Можно, только собирайся быстро. Я обещал быть через час.

– Я мигом!

Уж насколько крепко и долго Юля спала, настолько быстро она умылась, оделась и даже успела застелить постель. Выхватив из холодильника две упаковки йогурта, она бросила их в сумку, туда же сунула чайную ложечку и выскочила в прихожую:

– Всё, я готова.

На все про все – десять минут. Фантастика!

– А завтрак?

– В машине йогурт съем.

– А кофе?

– Мне не нужно взбадриваться, я хорошо выспалась. Ну чего, поехали?

Я радостно засмеялся и поцеловал ее.

– Поехали.

Ехать нужно было за город, интересующий меня человек по фамилии Куркин круглый год находился на даче. В общем, я примерно представлял себе ситуацию: парализованный старик в стандартной городской квартире – не самый удобный вариант, и куда лучше, если он пребывает на теплой отапливаемой даче. Дети и внуки заняты своей сложной и разнообразной жизнью, ухаживать за стариком им неохота, да и некогда, вот и спихнули деда подальше, а с ним вместе и бабку.

Но я ошибся. Все оказалось не так.

Анна Андреевна Куркина, дородная и все еще красивая женщина лет семидесяти или около того, была полна сил и энергии. Несмотря на то, что зима только-только закончилась, я видел, что просторный участок был ухоженным, возделанным, по периметру стояли кусты смородины и крыжовника, а яблони выглядели здоровыми. И дом был отнюдь не «скворечником», который обычные рядовые дачники притыкали на жалких шести сотках, а большим, двухэтажным, с верандой и мансардой.

Внутри, однако, все говорило о более чем скромном финансовом положении хозяев. Старая мебель, старые занавески, старая, хотя и отмытая до блеска, клеенка на прямоугольном столе, скрипучие половицы, окна, из которых нещадно дует. Стерильная чистота и идеальный порядок не могут скрыть разрушений, давно требующих ремонта.

Анна Андреевна усадила нас за стол.

– Так что вы хотели узнать?

– В конце семидесятых годов по протекции вашего мужа одному человеку была предоставлена новая квартира. Мне… нам, – поправился я, бросив взгляд на Юлю, – хотелось бы выяснить, почему. Вероятно, ваш муж покровительствовал этому человеку, и нам нужны подробности. Вы что-нибудь знаете об этом?

Куркина помрачнела, глаза ее стали печальными.

– Вы говорите о Юре? О Юре Забелине?

Ого, вот это память! Муж Анны Андреевны, Владимир Семенович Куркин, в конце семидесятых работал в Моссовете и курировал жилищные вопросы. Надо полагать, властью своей он пользовался на все сто, а то и двести процентов, то есть раздавал дефицитное жилье нужным людям, так неужели Анна Андреевна помнит каждого?

– Да, именно о Забелине. Почему ему дали квартиру?

– Потому что… А, ладно, это уже не имеет значения.