Не время для славы - Юлия Латынина

– Максуд Шиханов, – сказал следователь Пиеманис, – за четыре дня до покушения попал в пьяную драку на ВДНХ. Его замели менты, нашли пистолет. Максуд сказал им, что он секретный агент, и менты съездили ему по роже. Тогда Максуд позвонил, и через сорок минут за ним приехал вот этот человек.

С этими словами Пиеманис протянул Кириллу снимки.

С размытого изображения на Кирилла глядел светловолосый, широкоскулый человек. Его звали Марк Сорока, и Кириллу было трудно его не узнать.

В конце концов, они провели вместе два предыдущих рабочих дня, потому что подполковник Сорока выполнял при Забельцыне ровно ту же роль, которую сам Кирилл выполнял при Джамале – роль финансового consiglieri.

* * *

Весь день перед учениями Джамалудин провел на базах АТЦ и ОМОНа. Он побывал на них всех: в Торби-кале, в Бештое, и на нескольких милицеских постах в горных селах. Из соображений безопасности он ездил без всякого сопровождения, в белой старой «шестерке», и хотя у него был с собой спецпропуск, он предпочитал платить на блокпостах по сто рублей.

Они обогнали сто двадцать километров танков и заплатили десять тысяч рублей.

* * *

Кирилл приехал домой в три часа ночи.

Шамиль, в гостиной, спал в кресле перед телевизором, и на экране показывая какой-то платный порно-канал. Кирилл подобрал ленивчик, упавший на ковер, и выключил телевизор, а потом поднялся на второй этаж и упал в постель, как камень в пруд.

Им надо было вставать в пять утра, потому что самолет Семена Забельцына улетал из Жуковского в половине седьмого, и оба они должны были лететь на нем. Все документы были готовы, в шкафу висел свежий отглаженный костюм, и Кирилл, уже проваливаясь в сон, вспомнил, что за весь день сын не позвонил ему ни разу. Но с чего ему было звонить? Он улетел вчера на личном самолете Джамалудина, и верно ему было чем заняться, – ведь Алихан месяц не был дома.

Кирилл представил себе жену, и ее тонкие пальцы на белой ягоде живота, и через секунду он спал, смотрел какой-то особенный сон и улыбался во сне.

* * *

В ночь накануне учений Джамалудин Кемиров снова встретился с полковником Аргуновым. Они поговорили минут двадцать и разошлись, а Джамалудин остался в кабинете со своими командирами.

На письменном столе вместо бумаг и финансовых отчетов лежала штабная карта, и горы Аварии на этой карте были пригвождены к дереву крошечными булавками, символизирующими расположение русских полков и артдивизионов.

– Ты слеп или что? – сказал Хаген, – посмотри на их позиции! Они стоят для войны, а не для учений. Если 692-й полк наносит удар, он наносит его по Бештою! Если 23-ая разведывательная бригада ГРУ наносит удар, она берет под контроль Куршинский тоннель! Я тебе сейчас по карте могу сказать, какое подразделение будет бить по какой территории!

Джамалудин молча, без всякого выражения, смотрел на карту.

– А армию ты их видел? – продолжал Хаген, – у них траки отваливаются! Один танк идет, три «бешки» на сцепке тащит! Их колонна потеряла половину техники, прежде чем доехала до Торби-калы.

– И какое это имеет значение? – поднял глаза Джамал.

* * *

В одиннадцать вечера полковник Валерий Аргунов подъехал на своем «уазике» к Дому на Холме.

На въездах в город уже стояли блокпосты, и новенькие дороги были разбиты танками, но здесь, в самом городе, над улицами сверкали реклама и фонари, а посереди центральной площади бил светомузыкальный фонтан.

Аргунов вылез из «уазика» и замер, раскрыв рот: посереди гранитных плит стояла сплошная стена воды, и на ней под музыку в лазерных лучах сплетались в танце мерцающие голограммы.

На скамейках украдкой целовались молодые парочки, и молодые мамы выгуливали детей, – детей было необыкновенно много, несмотря на поздний час, они носились по плитке с игрушечными автоматами, катались на тут же устроенных горках, кувыркались и визжали. Каждый раз, когда Аргунов приезжал на Кавказ, его сердце сжималось, когда он видел прыгающих повсюду, как горох, детей, и каждый раз, когда он приезжал к матери в Курган, ему казалось, что в Кургане детей вообще нет.

Город словно упрямо цеплялся за мир, и отчаянно пытался жить так, как он жил последние два года, и черноволосые парни с автоматами у входа на площадь улыбались детям и присаживались на корточки, чтобы шестилетний мальчишка мог погладить черный, сверкающий в бликах фонтана ствол.

На первом этаже элитного жилого комплекса, глядящего прямо на диковинный фонтан, был устроен банкетный зал, и в зале пировали военные.

Командующий СКВО сидел во главе стола; справа от него сидел премьер Христофор Мао, а слева – Наби Набиев, снова в своей барашковой шапке, натянутой на самые уши.

Тут же откуда-то подлетел официант, наливая полную стопку. Аргунов прикрыл стопку рукой и сказал:

– Я встречался с Джамалом. Он хочет отменить антитеррористическую часть учений. Он предлагает, чтобы вместо этого мои люди вместе с АТЦ устроили засады в местах, где боевики могут атаковать наши колонны.

Командующий округом завертел головой, а Мао сказал:

– Это лишний раз доказывает, что он заодно с боевиками! Он заманит ваших бойцов в в горы и убьет!

– Вряд ли он заодно с боевиками, – возразил Аргунов, – иначе бы он не взял в заложники семью Булавди.

– Да вы, полковник, похоже, просто боитесь черножопых! – с гневом сказал командующий, – иначе бы вы расстреляли этих бандитов прямо на стадионе!

Аргунов помолчал несколько секунд. Высохшее его лицо было как костяной абажур, обтянутый обветренной кожей.

– Может, тогда не стоило принимать в подарок «лексус»? – спросил Аргунов.

– Это был обманный маневр, – гордо сказал генерал Хобочка.

* * *

Контр-террористическая операция по отработке действий всех ведомств, участвующих в защите населения от терроризма, началась в 4 часа 30 минут утра.

По замыслу организаторов учений, группа вооруженных лиц проникла на промышленное предприятие – Торбикалинский химический завод имени Заура Кемирова. Согласно сценарию, группа террористов предварительно провела разведку на территории завода, составила маршруты движения и отхода, и при первом столкновении с сотрудниками милиции сумела отойти и скрыться.

Она захватила несколько заложников из числа работников предприятия и пригрозила взорвать аммиако-провод, что угрожало отравлением лиц, находящихся на территории комбината. Для демонстрации решительности намерений террористы взорвали на территории завода фугас, от которого условно пострадал директор завода и два его охранника.

Решением оперативного штаба территория, прилегающая к заводу, была объявлена зоной контртеррористической операции. На весь период проведения КТО на этой территории был введен соответствующий правовой режим.

В 5.20 утра, услышав об отчаянном положении террористов, на помощь к ним поспешили военные силы соседнего государства.

* * *

Этим утром Булавди Хаджиев встал, как всегда: к утреннему намазу. Они помолились на горной поляне, возле старой пещеры Байсангура, а потом они спустились в Тленкой.

Когда они шли по залитой утренним светом улице, Булавди заметил звено МИ-24, разворачивающееся над селом в лучах восходящего солнца. Вертолеты летали в эти дни довольно часто, патрулируя местность в поисках боевиков, но на троих людей, бредущих по сельской улице, пилоты вряд ли обратили внимание. Может, они их и не видели.

Булавди Хаджиеву был тридцать два года, и за эти тридцать два года он умирал шесть раз.

Свой первый раз он умирал в марте 95-го. Тогда они воевали в Ведено, и так получилось, что паренек, которого убили вместе с ними, был из Ачхой-Мартана. Его надо было похоронить до захода солнца, и Булавди с товарищем положили тело на заднее сиденье машины и повезли его через всю Чечню. Возле Аргуна у них спустило колесо, и пока они его меняли, к ним подъехала какая-то русская БМП. Из БМП вышел майор.

– Что вы делаете? – спросил он, а его люди наставили на них автоматы.

– Труп везем хоронить, – ответил Булавди.

Майор посмотрел на труп, а потом на самого подростка, грязного, взъерошенного, с перевязанным какой-то тряпкой плечом.

– Ну езжай, – сказал майор после долгого молчания.

И Булавди уехал.

Второй раз он умирал два месяца спустя. Тогда в Тленкое была русская врачиха, а у врачихи – сын, ровесник Булавди, и «жигули». Как-то, спустившись с гор, Булавди услышал, что «жигули» украли, а сын исчез. Булавди поспрашивал и узнал, что те, кто украл сына и «жигули», воюют под Бамутом. Бамут был в это время осажден, а единственная дорога, через которую можно было проехать, была такая плохая, что водитель нарочно загнал машину в яму. Он думал, что Булавди вернется назад. Булавди забрал автомат и ушел, и к трем часам утра он нашел Хайхароева и попросил у него «жигули» и своего русского одноклассника.

– «Жигули» у нас точно бегают, – ответил Хайхароев, – а пленных русских нет.