Секреты Штази. История знаменитой спецслужбы ГДР - Джон Келлер

Затем на смену мужчинам пришла женщина. Допрос продолжался. Вот как рассказывала фрау Мюллер о том, что последовало:

— Поскольку я не могла дать ей ответов, которые отличались бы от тех, которые я дала уже мужчинам, она начала кричать на меня и осыпать ругательствами типа «грязная сучка», «проститутка» и «пьяная потаскушка». Когда я поднесла платок к глазам, она грубо схватила меня за руки, прижала их к столу и ударила по ним кулаком. Однажды, когда мои руки бессильно повисли, потому что, просидев столько часов на табурете, я была готова свалиться на пол от усталости, она дернула их так резко, что мое платье порвалось. Я сказала ей, что еще никогда не встречала такой женщины, как она. Это привело ее в такую ярость, что она ударила меня по лицу.

В этот момент фрау Мюллер сходила под себя, потому что, несмотря на ее неоднократные просьбы, ее так и не сводили в туалет.

Утром вернулись прежние сотрудники, и ей наконец-то разрешили воспользоваться туалетом, но под присмотром; дверь туалета оставалась открытой. Когда она вернулась в кабинет, дознаватель положил на стол перед ней несколько листов бумаги с машинописным текстом и, закрыв текст чистым листом, велел ей поставить внизу свою подпись.

— Что там написано? — спросила она.

— Только то, что вы нам сказали.

Когда она попыталась отодвинуть верхний лист, ее ударили по руке. Фрау Мюллер отказалась подписывать протокол допроса.

— Либо ты подпишешь, либо никогда больше не увидишь своего ребенка и свою мать. Мы отправим их в Сибирь, а тебя в колонию, где у тебя будет много времени на размышление.

Ближе к обеду на смену этим дознавателям пришел другой. Устроившись поудобнее, он извлек из своего портфеля термос с кофе и сверток с бутербродами. Ухмыльнувшись, офицер сказал:

«Ты, наверное, тоже хочешь глоточек? Но сначала позавтракаю я». Он ел не торопясь, как бы дразня фрау Мюллер, которой так ничего и не дал, хотя она еще до этого несколько раз просила хотя бы воды. Мучения продолжались. Фрау Мюллер уже была на грани потери чувств, когда в кабинет вошел человек в форме. Один из сотрудников Штази заговорил с ним по-русски, и пленница не могла понять, о чем идет разговор.

— Меня всю трясло. И мысли у меня спутались. Я не знаю, подписала ли я протокол.

Наконец человек в форме сказал: «Давай». Не было, наверное, ни одного немца в возрасте фрау Мюллер, который бы не знал значения этого русского слова. Ее вывели из кабинета. На верхней площадке лестницы один из сотрудников сказал ей:

— Ваш муж позади вас.

Когда она попыталась оглянуться, ее схватили за руку и быстро потащили вниз по лестнице. Внизу ее усадили на заднее сиденье автомобиля. На этот раз в нем было только два человека помимо фрау Мюллер: водитель и еще один сотрудник Штази, сидевший рядом с ним. И опять они не сказали ей, куда ее везут. Был уже полдень, когда машина остановилась у дома ее матери.

— А теперь выметайся отсюда! Живо! — гаркнул водитель. Жестокое испытание тридцатью часами без сна, пищи и воды было позади.

Гюнтера Мюллера допрашивали точно так же, разве что били его по лицу гораздо чаще и первые дни он сидел на табурете с руками за спиной, закованными в наручники. В жестокости обращения с подследственным всех следователей превосходила женщина, которая орала и угрожала. «Когда я сказал ей: «Если вы думаете, что меня можно выжать как лимон, то ошибаетесь», она схватила большую связку ключей и ударила ею меня в висок». В пыточном доме на Линденштрассе Мюллер провел четыре месяца. Он сидел в неотапливаемых камерах, и еды ему давали только чтобы он не умер от голода. «Один из следователей однажды сказал мне: «Мюллер, если ты хочешь врать, то в твоем вранье должна быть логика». Я намотал это на ус».

Из вопросов, которые ему задавали, Мюллер заключил, что следователи знают кое-что, но не все. Самые тяжкие его «преступления» оставались в тени. Например, они не знали, что шпионская деятельность Мюллера началась в 1953 году. Они также хотели узнать, как выглядит Пернер, что указывало на то, что им не удалось схватить его. Поэтому Мюллер сказал им, что фотокамерой «Минокс» пользовался Пернер, а он просто отвозил пленку. Он также сказал, что начал шпионить в июле 1955 года, то есть всего лишь за четыре месяца до ареста. «Поскольку они не могли проверить многое в этих показаниях, мне удалось избежать худшего. Если бы вся правда выплыла наружу, мне наверняка припаяли бы пожизненный срок. Думаю, что я выбрал правильную линию».

Судебный процесс над ним состоялся 2 марта 1956 года и продолжался один час. Гюнтер Мюллер был приговорен к восьми годам лишения свободы. Его доставили в Бранденбургскую тюрьму. «По моей оценке, из пяти тысяч заключенных, которые там находились, около 500 отбывали длительные сроки за шпионаж».

В течение четырех лет Мюллер не получал никаких писем от своей семьи. Затем мать написала ему, что в 1956 году его жена сбежала в Западный Берлин, а его дочь умерла от лейкемии в лагере для беженцев. «Для меня весь мир прекратил существование, и я начал сомневаться в том, что есть Бог и справедливость. Когда я стал работать на американцев, мне было приказано не говорить об этом никому, даже моей жене, и я не нарушил этого приказа. Однако теперь мне ясно, что я должен был оставить своей жене письмо с инструкциями, как действовать и к кому обратиться в случае моего ареста. Тогда ей помогли бы американцы».

В сентябре 1960 года государственная комиссия по амнистиям сократила Мюллеру срок до шести лет, и четырнадцать месяцев спустя он вышел на свободу. Но фактически это нельзя было назвать свободой, так как m три месяца до этого была возведена Берлинская стена и последний путь к спасению был отрезан. На железную дорогу Мюллеру дорога была заказана, и он начал работать на маленькой ферме своих родителей, которая стала теперь частью коллективного хозяйства. Он вынашивал планы побега из ГДР и воссоединения со своей женой в Западной Германии. Он установил контакт с двумя бывшими товарищами по работе, стойкими антикоммунистами, которые все еще работали на железной дороге, и они обещали помочь.

Мюллер вспомнил, что до своего ареста видел довоенные свинцовые пломбы на вагонах. Он попросил своих друзей снять все пломбы с товарного вагона, в котором ему предстояло спрятаться, и заменить их на старые, потому что в случае отсутствия хотя бы одной пломбы вагон должны были вскрыть и подвергнуть осмотру. Подходящий момент представился в ночь на 10 марта 1962 года. К товарному поезду, отправлявшемуся в ФРГ, должны были прицепить вагон с 400 мешками цемента, который уже был запломбирован. Мюллер и его друзья сняли все пломбы, включая и пломбу на вентиляционном люке. Мюллер снял одежду и умудрился протиснуть внутрь свое худое тело. Друзья бросили в люк вслед за ним его одежду, закрыли люк и опломбировали. Карманным ножом Мюллер проделал в деревянной обшивке вагона маленькую дырочку, чтобы с приходом дня знать, где находится поезд. Двенадцать часов спустя поезд остановился, и пограничники проверили пломбы. Вскоре после этого поезд остановился для второй проверки. Не зная, что все поезда, покидавшие территорию ГДР, досматривались дважды, Мюллер чуть было не постучал в дверь, чтобы ее открыли. Однако что-то словно толкнуло его, и он, посмотрев в отверстие, увидел форму восточногерманского пограничника.

«Бог был на моей стороне в тот день, — вспоминал Мюллер. — Если бы у них были собаки, мне пришлось бы туго, но было воскресенье, и они отнеслись к своим обязанностям с ленцой». Когда поезд остановился в третий раз, Мюллер снова посмотрел в отверстие и понял, что прибыл на сортировочную станцию и что насыпи были выше и сами пути выглядели более новыми, чем в ГДР. Решив рискнуть, он оттолкнул задвижку и, поднатужившись, толкнул дверь. Пломба сломалась, и он выскочил наружу. В нескольких метрах от себя он увидел железнодорожника, проверявшего подшипники. Подойдя к нему, он спросил название станции. «Бюхен», — ответил железнодорожник. Наконец-то Мюллер был на свободе. В железнодорожной полиции его допросили и дали билет до Менхен-Гладбаха, города близ датской границы, в котором жила его жена.

Мюллеру предоставили работу на железной дороге, однако экзамены по профессии, которые он сдавал в ГДР, в ФРГ не засчитывались и ему пришлось переучиваться. Правда, ему засчитали в стаж годы, отработанные на восточногерманской железной дороге. К моменту ухода на пенсию в 1985 году он занимал должность старшего диспетчера. В качестве компенсации за время, проведенное в тюрьме, западногерманское правительство выплатило ему 8260 марок (2750 долларов США по тогдашнему курсу). От американской армии он не стал требовать ничего. С этим неплохим довеском к зарплате Мюллер смог начать новую, полноценную жизнь.

По мере того как шли годы, супруги Мюллер все меньше задумывались о тяжких испытаниях, выпавших на их долю. Но тут вдруг рухнул восточногерманский режим. Когда западногерманское правительство объявило, что жертвы Штази могут посмотреть свои дела, Мюллер решил воспользоваться своим правом. 26 октября 1993 года он оказался в небольшой комнатке в здании, где раньше располагалось министерство госбезопасности. Он был вне себя от ярости. Теперь ему была понятна причина его ареста. В деле лежали показания некоего Джорджа Аншютца (он же Андерсон), агента британской разведки, который перешел на сторону коммунистов. По какой-то необъяснимой причине куратор Мюллера Моосбах дал Аншютцу адрес и фамилию Мюллера. В лучшем случае это было вопиющее нарушение всех правил конспирации. Партнер Мюллера Пауль Пернер, очевидно, понял, куда подул ветер, еще будучи в Берлине, и не стал возвращаться в ГДР. Поэтому он не смог предупредить своего друга.