Татуированная любовь - Гайя Алексия

в такое состояние.

«Он извинился за то, что поцеловал меня и смотрел прямо в глаза. По-моему, он не понимает, что излучает его взгляд… а когда он встал, то еще больше преобразился. Мне нравится видеть его таким. Его сила духа удивляет. Чувствую, что он принимает свою судьбу такой, какая она есть, но не может заставить себя быть покорным ей до конца. Он словно идет по ниточке, колеблющейся между самоконтролем и его потерей. Мне нравятся эти колебания».

Это самая глупая – кроме названия – часть. Меня вовсе не колеблет, черт возьми!

Даже не знаю, нравится ли мне, как она меня видит, или скорее отталкивает. Перевожу взгляд и останавливаюсь на кое-чем очень интересном.

«Мои руки трясутся, а глаза тонут в слезах, когда я печатаю эти слова, но мне нужно написать, чтобы забыть и отпустить. Как только я их выпущу, то больше никогда не буду их повторять, чтобы больше этого не чувствовать.

Я знала, что тот день будет сложным.

Я не должна была туда идти. Я должна была остаться с Тиганом дома. С ним я знаю, что в безопасности. Даже если он этого не показывает, он хороший, и он может меня защитить. Но я послушалась отца и пошла на занятия.

Не люблю физкультуру, потому что на уроках мы рядом с бейсбольной командой, а парни там еще хуже остальных. Взрослые парни, чьи набитые деньгами родители понимают, что их дети слишком тупы, чтобы учиться, поэтому заставляют их заниматься спортом… Ненавижу их всех.

Все это дерьмо из-за одного игрока. Вчера я встретила его перед уроками. Он подмигнул мне и медленно облизал губы, и меня чуть не стошнило.

Год назад мне бы это понравилось. Я бы покраснела, потому что он производил на меня впечатление. Я была к нему неравнодушна, и он это прекрасно знал. Но я была толстой и к тому же дочкой директора. Этого достаточно, чтобы страдать в школе…»

Делаю паузу в чтении, чувствую, что возненавижу то, что прочту. Мое дыхание уже сбилось. Уж я-то знаю кое-что о страдании, но точно не хочу делиться этим с львицей.

«Этот кошмар начался год назад.

Я часто думала о нем, и девочки о нем говорили постоянно. Говорили, что он смотрел на меня, когда я не обращала на это внимания. И я верила. Я считала, что должны быть парни, которым нравятся такие девушки, как я: сдержанные, немного полные, с формами. Поэтому я осмелела и подошла к нему.

Никогда не забуду тот взгляд, который он на меня бросил на глазах у всей команды возле выхода из раздевалки: веселый и в то же время неприязненный в момент, когда я пригласила его пойти перекусить.

– Знаешь, ты довольно толстая, Хиллз.

Таким был его ответ.

Я почувствовала, как разрывается сердце. Я смогла сдержать слезы и убежала, чтобы позволить себе расплакать подальше от посторонних глаз.

Следующие несколько месяцев я избегала его, как чумы.

Моя боль была непреодолимо велика. И вот однажды… перед началом лета я получила сообщение с неизвестного номера.

“Прости, Елена… Я все время думаю об этом и виню себя за то, что так плохо говорил с тобой в прошлый раз.

Не могла бы ты встретиться со мной на стадионе после занятий, чтобы мы поговорили об этом? Если хочешь, перекусим вместе”.

Я все еще злилась на него. Это ведь не его оскорбляли в коридорах, не на него злобно косились в столовой. Да, даже толстушке нужно есть, сволочи. Он популярен, все девочки за ним бегают.

Мне стоило быть осторожной, ведь я уже вкусила его подлостей, но у меня оставалась крохотная надежда, что он будет искренним и эта мука прекратится. Поэтому по окончании занятий я пошла к нему».

Черт возьми, у меня в голове целая куча всего. Чем дальше я читаю, тем хуже. Давай, парень, продолжай, нужно узнать, как ей помочь.

Пролистываю документ и смотрю на первую фразу продолжения. Дерьмо.

Мне это совсем не нравится.

«Я не нашла его на стадионе. Он прислал эсэмэску, сообщив, что ждет меня в раздевалке».

К горлу подступает комок, я, должно быть, садист, поскольку несмотря на то, что эта фраза меня пугает, я продолжаю чтение.

«Едва войдя туда, я сразу поняла, что что-то не так.

Он был там с обнаженным торсом, что произвело на меня впечатление. Я кашлянула и хотела тут же уйти, но меня толкнули в спину. Вошли еще несколько игроков команды, после чего они закрыли дверь. На ключ.

Помнится, он говорил, что будет ждать снаружи, но тогда он ответил, что я нужна ему для продолжения. Больше я в тот момент не боялась – я и без того была парализована.

Мое сердце чуть не разорвалось, когда я попыталась сама открыть дверь и поняла, что ключа уже не было.

Он обнял меня, и я зарыдала.

– Ты должна быть счастлива, что я выбрал тебя, Елена, – прошептал он мне на ухо.

Я не могла ни говорить, ни кричать. Я просто окаменела. Я боялась представить, что со мной будет в этой раздевалке.

Он приподнял мою футболку, чтобы показать другим, что у меня под ней: слишком жирные бедра и недостаточно плоский живот.

– Жирная Хиллз слишком много ела!

Они все рассмеялись, а он продолжал стягивать с меня одежду. Звуки эхом отдавались по кафельным стенам раздевалки. Я изо всех сил толкнула его, чтобы он отступил, но его рука схватила мои волосы, и он заставил меня опуститься перед ним на колени.

– Хорошо, что у тебя красивый рот, толстушка, это компенсирует остальное…

Эти слова я не забуду никогда.

Потом я зажмурила глаза так сильно, что под веками появились белые точки. Я ничего не могла сделать, он был слишком силен. Другой рукой он спустил штаны.

Мой вой только насмешил их. Помню, как он приказал мне открыть рот, сжимая пальцами мои щеки.

Теперь каждую ночь я слышу, как он кричит на меня. По ночам я едва справляюсь с рвотой от их смеха, от “этого” у меня во рту, от движений, которые мешали мне дышать.

– Да, вот так, кушай, Хиллз!

Написать эту простую фразу заняло у меня минут тридцать. Отвращение слишком велико: грязный привкус на языке и в горле. Мой желудок встрепенулся, и меня вырвало. Я не контролировала себя. Их оскорбления и смех все еще откликаются во мне.

Они все уже ушли, когда я смогла наконец дышать. Никто не пришел мне на помощь. Я