Первая формула - Р. Р. Вирди

же ты таков? Как можешь ты даровать нам прощение?

Задумался ненадолго Брам, сын Брама, и решил он дать себе имя, чтобы ответить на вопрос Аммана.

– Я – Радхиван, сын Брама, сын самого себя. Я – тот, кто дарует прощение. Готов простить тебя, если подойдешь ты ко мне и возьмешь меня за руку.

Однако не успел Амман сделать и шага, как Радхиван взял палку и прочертил длинную тонкую борозду от ног мужчины до своих ступней. Затем выдохнул на нее полосу пламени, и дорожка начала тлеть, светясь алым, словно лежали на ней горячие угли.

– Теперь разуйся и иди ко мне по огню. Если выдержишь – будешь прощен.

– Но… мне будет больно! – воскликнул Амман.

– Будет, – кивнул Радхиван. – Однако потом все пройдет, и я о тебе позабочусь.

Амман тяжело сглотнул и все же поступил, как было велено. Разулся он и сделал первый шаг. Пламя обожгло ему ступни – закричал кузнец, заплакал. Плоть его горела, пузырилась и трескалась, но шагнул он снова. И еще раз. Запнулся, зашатался, упал и пополз. Теперь горели и пузырились руки его. Языки огня лизали его одежду – запылала она на Аммане.

Достиг он конца горящей борозды и рухнул на колени перед Радхиваном. Говорят, что ноги кузнеца все продолжали пылать, хотя из огня он выбрался. С рук его стекала кровь. Одежда превратилась в пепел и упала со спины, словно огненные крылья. Зарыдал Амман у ног божьего сына.

Присел Радхиван рядом с ним и возложил руки ему на голову, затем растер ноги.

– Ты – первый, кто отвел от меня свой взор, когда я был в нужде, однако ты же оказался первым, кто пришел ко мне, когда я пожелал. За это я избавлю тебя от боли. – Кожа на обгоревших ступнях Аммана зажила, обрела здоровый цвет, и вскоре встал он на ноги. – Закончилась твоя история кузнеца, обманывающего клиентов своих и помышляющего о продаже младенцев. Ты более не Амман. Быть тебе Атаном, первым мостиком, что проляжет между мною и людьми. Станешь первым из моих Азиров, что следят за миром людей, направляют его и защищают от демонов и темных проявлений души человеческой.

Следующей из толпы выступила Моль, и плакала она, продвигаясь по пылающей тропе, и ползла, когда идти уже было невмоготу, и сожгла себе руки и ноги. Скорчилась Моль у ног Радхивана и уж не в силах была даже рыдать.

Встал он перед ней на колени и занялся ее ранами.

– Ты притворилась, что заботишься обо мне, пыталась уверить людей в своих добродетелях. Теперь же прошла ты по огню и лежишь у ног моих. Я помогу тебе подняться и стоять твердо. – И Радхиван избавил ее от боли. – Вставай! Ты более не Моль. Зовут тебя отныне Нахила, и ты – мой Азир истины.

И продолжал Радхиван даровать прощение тем, кто желал его. Но некоторые не выдержали испытания, сгорев на огненной тропе.

Когда тела их обратились в пепел, что-то темное вышло из них и попыталось улизнуть. То были демоны – испорченные, порочные твари. Сущность их состояла из дыма и гноя – чуждого естества, пробравшегося в души созданий Брама и жаждавшего сбить людей с пути истинного.

Радхиван пустился за ними в погоню в дальние края. Взял он с собой частицу огня, чтобы извести черную порчу, а там, куда не дотянулись руки его, поручил своим последователям возжечь собственное пламя и дать отпор злу. Наступила ночь, когда каждый уголок мира был ярко освещен. В ту ночь Радхиван, сын Брама, сын самого себя, победил последнего из демонов и подарил нам мир.

Во всяком случае, в подобный исход верят сегодня люди Империи Мутри. Это легенда, в которой кроется смысл нашей сегодняшней жизни. Она рассказывает о том, как торжество света и пламени обрело свою историю. Легенды содержат множество истин, и эта – не исключение. Слушайте сказания внимательно, и вы обнаружите их скрытые смыслы.

* * *

Я сделал длинную паузу, дав завсегдатаям «Трех сказаний» поразмыслить над моими последними словами.

После долгого молчания они разразились аплодисментами. Трое выпивох поднялись из-за стола, пошатываясь и опираясь друг о друга. Сдвинув кружки, они пролили на пол толику драгоценного эля. Скрестив руки на невероятный манер, троица умудрилась опрокинуть содержимое кружек в рот. Похоже, о сказании они уже забыли напрочь.

Что ж, все справедливо. Хороший сказитель или лицедей знает, что его задача – настроить публику на радость. А уж каков в итоге ее источник – не так важно. Главное, чтобы слушатель был счастлив, отвлекся от неприятностей и забыл о своих страхах.

За несколькими столами громко шептались. Несколько разговоров удалось расслышать. Говорили о том, что моя история не слишком правдива. Ничего страшного: здешних жителей можно понять. Здесь страна Солюса, чужих богов в Этайнии не особенно любят и слушать об их деяниях не очень-то рвутся. И все же им было интересно – во всяком случае, появился повод для шуток.

Я не стал никого осаживать – хорошего из этого не выйдет. Нет смысла поучать тех, кто не желает тебе внимать и не умеет мыслить.

Жизнь – лучший учитель. Ей нет дела до ваших дум и предубеждений, она всегда готова разбить ваши представления вдребезги и преподать горький урок. Или ты его усваиваешь, или…

Подобные уроки преподают коварные женщины, которые обманывают наши ожидания и, как в данном случае, появляются словно чертик из шкатулки.

Уставившись на Элойн, стоящую в глубине зала, я попытался взять себя в руки. Она не отвела взгляд и одарила меня такой ослепительной улыбкой, что по сравнению с ней весь свет в таверне будто померк. Впрочем, милой ее назвать было нельзя.

Элойн сменила наряд, и теперь он куда больше соответствовал местным обычаям. Сегодня она надела платье цвета темного вина, расшитое золотым кружевом, спускавшимся от ворота до самых туфелек. Низкий вырез, притягивающий взгляд к ее груди, все же был не настолько глубок, чтобы по местным понятиям считаться неприличным. Широкие свободные рукава прикрывали запястья, а талию стягивал тонкий бархатный пояс оттенка спелой сливы. Наряд отлично подчеркивал достоинства ее фигуры.

Заметив, что я не свожу с нее глаз, Элойн улыбнулась еще шире и тряхнула кошелем, появившимся из складок платья.

Мой кошель!

Я прищурился, однако от хмурой гримасы удержался, хотя и особой радости не проявил. Элойн указала подбородком на уединенный угол зала и, двинувшись вперед, бросила на меня многозначительный взгляд через плечо.

Пробираясь сквозь толпу, я вежливо уклонялся