Первая формула - Р. Р. Вирди

теплом, в котором мы с Дэннилом так нуждались.

Народ все шел, прибежали служанки, и я позволил себе поразмыслить об утреннем происшествии. Что говорил один из демонов? Во-первых, спросил, как меня зовут. Впрочем, мое имя он знал. Во-вторых, изъяснялся чужак на древнейшем языке – старом брамки, который я понимал с трудом. Из этого наречия впоследствии развился современный брамти.

Выходит, один из Испорченных шел за мной по пятам до самого конца Золотого Пути? У меня в жилах застыла кровь. Я провел столько лет, распространяя ложь о себе и своих деяниях, пытаясь исказить свою историю… Создавал десятки других героев и злодеев и все же не сумел сбить со следа этих монстров.

Что-то разглядев в моем лице, Дэннил придвинул мне кружку с теплым, пахнущим специями напитком.

Я посмотрел на кружку, затем на трактирщика.

– Глинтвейн. Совсем слабенький, недорогой – и все же он не даст тебе затеряться в мрачных мыслях. Знаю я, что это за взгляд. Горячее вино немного взбодрит тебя перед выступлением. Ведь ты уже готовишься, не так ли?

Он оглянулся на пятачок у очага, где я священнодействовал днем ранее. Намек понятен: раз уж тащишь за собой шлейф неприятностей – то пастыри, то парочка, вторгшаяся в таверну по твою душу, – изволь выполнить свою работу как следует.

Правда, разговора о причинах нападения Испорченных Дэннил не заводил.

Я прислушался к его совету и пригубил напиток. Действительно слабенький, однако он согрел мое горло, а потом тепло распространилось на грудную клетку и дошло до кончиков пальцев. Не могу сказать, что глоток полностью расслабил, хотя от навязчивых мыслей на время отвлек.

Кружку я прикончил неожиданно быстро и аккуратно поставил ее на стойку. Несмотря на общий шум в таверне, едва слышный стук привлек внимание Дэннила. Он поглядел на меня, затем указал глазами на болтающих за столами людей:

– Готов?

Куда там…

– Конечно, – сказал я вслух.

Нехотя поднявшись с табурета, надвинул капюшон на глаза и выпрямился. Старый трюк: расправляя плечи, сразу становишься выше и вроде бы занимаешь гораздо больше места, чем на самом деле. Мой посох равномерно застучал по деревянным половицам.

Болтовня вокруг приутихла, словно за стенами таверны загромыхали отдаленные раскаты грома, а потом и вовсе прекратилась. Кто-то в зале засмеялся – и тут же осекся.

Теперь внимание было направлено на меня, и я намеревался удерживать его до тех пор, пока Дэннил и троица стариков-посетителей не придут в себя от утреннего происшествия. А там, глядишь, и сам успокоюсь.

Тихий шепот легким ветерком шелестел по залу, однако тишины я не требовал. Постукивая посохом, неторопливо продвигался к очагу, который сегодня никто не разжигал.

Взглянул на освещавшие зал свечи в металлических подсвечниках, закрепленных на колоннах над каждым столиком. Сейчас здесь кое-что изменится – ничего сложного. Я вытянул руку, словно пытаясь поймать пальцами один из язычков пламени, и легко создал плетение между свечой и холодным очагом.

Куда проще вызвать огонь, имея под рукой источник, нежели извлекать его из себя. Я прикрыл глаза и выдохнул:

– Так… Рох…

Таверна на миг погрузилась в темноту, словно кто-то задул десяток маленьких огоньков. Внимательный наблюдатель, однако, уловил бы, что произошло на самом деле. Язычки пламени на свечках дружно качнулись, будто кто-то дернул их за невидимые ниточки в одну и ту же сторону, и каждый из них прыгнул в очаг, стремясь заполнить пустоту. Там они мгновенно сплелись в единое целое и начали пожирать растопку.

Посох я не возжигал, так что пылающий очаг остался единственным источником света. Пусть он и занимает мысли посетителей, пусть услаждает их зрение, а я останусь бесплотной тенью, из уст которой польется рассказ. К себе привлекать внимание не хотелось – по крайней мере, на этот вечер.

Театральный трюк сделал свое дело. Взгляды зрителей теперь были прикованы к очагу.

– Вчера я рассказывал вам историю об известном всей Этайнии человеке. Каждый из вас слышал о событиях, что и в самом деле происходили в этих местах, которые вы называете домом. – Подчеркивая свои слова, я ударил посохом в пол, и глухое эхо прокатилось по таверне, теперь требуя полной тишины. – Сегодня я уведу вас в другой конец Золотого Пути, перемещу в то время, когда его еще не существовало. Никто тогда и представить себе не мог, что Золотой Путь возникнет. В мире бушевали магические потоки, мир не приобрел современных очертаний. Моя история расскажет о событиях, случившихся до того, как появилась известная нам сегодня Империя Мутри – богатая, изобилующая золотом и специями. То были времена, когда беспросветная тьма поселилась в сердцах и умах. Времена демонов, которым невозможно противостоять. А потом среди нас появился Он в своей новой ипостаси. Сын. Сын самого себя.

Я погрузился в сказание о том, как бог нашел в себе мужество спуститься на землю, когда-то им созданную, и обнаружил зло, которому позволил завладеть душами людей.

* * *

Сотворенный Брамом мир был совершенен, и все в нем шло прекрасно. Во всяком случае, Браму этого очень хотелось. Однако даже желания богов сбываются не всегда. Детище его постигла злая участь.

Тень и скверна поселились в сердцах многих обитателей нашего мира, за исключением Шаен – старейших и самых совершенных созданий. Но смертные слабы, жизни их быстротечны, и пустила в них ростки неведомая болезнь.

Люди начали враждовать, хоть и не шли друг на друга войной. Не брали они в руки оружия. Вместо этого из их уст сочился яд: истины искажались, по миру ползла черная ложь, и стал человек глух к ближнему своему.

Люди перестали узнавать любимых и близких, чьи сердца заволокла тень. По городам распространялась гниль, захватывая души, и люди ожесточились.

Многие деревни пали – о них тут же забыли.

Брам наблюдал за миром в безмолвной тоске, а тот рушился на глазах из-за того, что случилось между ним и его первенцем. Наконец, поняв, что происходит, решил он сделать то, о чем раньше и не помышлял. Присмотрелся, пытаясь найти среди людей создание, сердца которого не коснулась еще порча. И нашел он такую девушку.

Звали ее Чаанди, что на древнем наречии означало «серебристый луч луны». Глаза девушки и вправду сияли, улыбка светилась, а сердце источало тепло. Увидел Брам в ней любовь и всепрощение, которых под солнцем почти не осталось.

Чаанди видела, как скверна захватывает тех, кого она любила, только ее любовь не иссякала. День и ночь лила она слезы, понимая, во что превратилась родная деревня. Всем жителям желала она