Искры - Михаил Соколов

Чургин понял, что случилось в лаве Жемчужникова. Он несколько мгновений сидел молча, потом низким и каким-то не своим, голосом сказал:

— Сейчас же пробирайтесь через печки в штрек. Будем освобождать засыпанных. Осадка кончилась. Кто побежит — немедленный расчет. Домой — никто, родным будет передано. — С этими словами он исчез в штреке.

Увлекая за собой бегущих рабочих, он в двух словах объяснял им, что случилось, посылал в уступы Жемчужникова, на-гора, в контору, говорил, что кому делать.

По людскому ходку шахтеры бежали наверх узнать, в чем дело, другие бежали сверху вниз, чтобы поскорее выбраться на-гора, и каждый, крича, спрашивал, что случилось.

— Стойте! Стойте, я приказываю! — во весь голос крикнул Чургин.

Шахтеры остановились, умолкли, нетерпеливо ожидая, что он скажет.

— Ведь люди же погибли, Гаврилыч! — сказал кто-то страдальческим голосом.

— Я рассчитаю всякого, кто не выполнит моего распоряжения! Всем стоять и ждать меня или моего посыльного. Из шахты никто не подымется. Мы должны помочь товарищам.

Чургин был суров, губы его слегка дрожали, голос его стал жестким и властным. И люди остановились.

3

Слух о катастрофе с невероятной быстротой распространился по казармам, по шахтерским поселкам, дошел до города, и через полчаса все знали о несчастье на руднике Шухова.

Работы по спасению засыпанных начались с трех сторон: снизу, из соседней артельной лавы, от откаточного штрека и сверху, из вентиляционного. Обвал создал перемычку в вентиляционном штреке, нарушил доступ воздуха в артельную лаву и откаточный штрек, и это усложняло работы. Но шахтеры не замечали этого, и не было в шахте человека, который не работал бы изо всех сил.

Чургин определил вес обвалившейся породы в сорок тысяч пудов. Это значило, что если бы ее грузить непрерывно — потребовалось бы не менее двух суток, чтобы клеть могла выдать ее на-гора. И Чургин решил размешать породу в старые выработки, в откаточные штреки, организовав работу так, что порода выдавалась по цепи, из рук в руки, во все три направления.

Управляющий спустился в шахту, когда был освобожден первый рабочий. С перебитым позвоночником и окровавленной головой, он уже не кричал, а только стонал.

— Сколько осело? — спросил Стародуб.

Чургин резко ответил:

— Сколько засыпало людей, вы хотите спросить?

— Да.

— Девять человек. Осело от сорока до пятидесяти тысяч пудов.

Стародуб нахмурился. «Девять человек!» — мысленно повторил он и мягко сказал:

— Я прошу вас, господин Чургин, сделать все возможное, чтобы освободить людей. Остановите все работы. — Он не знал, что шахта уже не работает. — Берите столько рабочих, сколько вам надо. Делайте все, как мой заместитель и от моего имени. А почему я не вижу Жемчужникова?

— Его здесь не было с субботы.

Подошел штейгер, сказал:

— Мне передали сейчас, что он спускался в шахту незадолго до обвала.

Жемчужников действительно спускался в шахту, но только для того, чтобы от имени штейгера Петрухина приказать своим шахтерам продолжать разработку лавы. Об этом кто-то из рабочих слышал и тут же сообщил управляющему.

— Негодяй! Я передам в полицию, чтоб его немедленно арестовали, — сказал Стародуб.

Вскоре в сопровождении рабочего пришел доктор Симелов с двумя сестрами. Он тяжело дышал, то и дело поправлял пенсне, вид у него был испуганный. О характере катастрофы ему никто ничего толком сказать не мог.

Чургин узнал в сестрах Варю и Ольгу.

— Наверху кто есть? — спросил он хмуро.

— Тетка Матрена и Борзых, — ответила Варя, готовя аптечку.

В это время принесли еще одного раненого крепильщика. Он непрерывно стонал и часто произносил одни и те же слова: «Вася, сынок мой».

Чургин записал его фамилию, поговорил с Симеловым и ушел с управляющим и штейгером к месту обвала.

В откаточном штреке, как и в вентиляционном, притока свежего воздуха не было, дышать становилось все труднее, но люди продолжали работать, из рук в руки передавая породу в лаву артели, в штреки. По уклону то и дело бешено мчались вниз по три, по четыре груженых вагончика, и ни один не забуривался, все благополучно доходили до коренного штрека.

Это Леон спускал породу своей лебедкой.

А наверху к надшахтному зданию все шли и шли матери и жены шахтеров, с замиранием сердца поглядывали на колеблющийся трос копра, ожидая, не привезла ли клеть отца, мужа, сына. Но из шахты беспрерывно выдавали камень.

Стародуб, поручив руководство спасательными работами Чургину и Петрухину, поднялся на-гора отдать необходимые распоряжения.

Копер был оцеплен полицией. За ней молчаливо стояла многолюдная толпа женщин, рабочих. Слышались глухие рыдания, гневный ропот людей.

Стародуб хотел итти кружным путем, но, пораздумав, направился прямо в толпу, виновато опустив голову.

Люди молча расступились перед ним, с затаенным страхом ждали его слов. Но он шел молча.

— Проклятые душегубы!

— Казнители!

— Да ему что! Его отца задушило, что ли? — слышал Стародуб позади себя, но шага не убыстрял.

Вот он уже прошел этот холодящий кровь людской коридор, и вдруг кто-то дернул его за руку. Стародуб обернулся и встретился глазами с горящим ненавистью взглядом зарубщика бригады Жемчужникова — Еськи.

— Вы убили! Так почему же ты молчишь, господин управляющий?

Подбежали двое полицейских, схватили Еську, но Стародуб сделал знак, чтобы шахтера не трогали.

— Я ничего не могу сказать, господа. Я подавлен этой страшной катастрофой, — белый, как полотно, с дрожью в голосе, сказал он окружившим его женщинам. — Что вы хотите? Я сделал все от меня зависящее, господа: спасательные работы поручил Илье Гавриловичу Чургину.

Упоминание имени Чургина немного успокоило людей.

Еська отступил в толпу, и Стародуб медленно пошел к главной конторе. Но женщины снова окружили его.

— Ты — барин, и тебе не понять наше горе, — приступила к нему старуха дяди Василя. — Говори, что с моим стариком? Говори, что с моим соко-о-ликом сделали? Изве-е-рги! — стонала она, потрясая синими старческими кулаками.

— Я ничего не знаю, мамаша. Я знаю, что Василий Кузьмич крепил.

— Крепил!.. Крепил, мой соколик, да открепился, видать, теперь! — плакала старуха. — Убили, изверги! Убили моего соколика!

Полицейский пытался оттащить ее в сторону, но послышались грозные слова шахтеров:

— Не тронь ее!

— Они все заодно!

— Метись отсюда!

Женщины сорвали с полицейского фуражку и вытолкали вон из толпы. Потом настигли Стародуба, уцепились за полы шинели, беспорядочно закричали:

— Почему уходишь от народа?

— Где Жемчужников? В тюрьму его, душегуба!

— Зачем бросил людей в земле?

— Лезь в шахту!

Полицейские, как борзые, набросились на женщин, завязалась рукопашная, но подоспели мужчины, и вскоре полицейские, придерживая ножны шашек, под градом сыпавшихся на них кусков угля, разбежались.

Стародуб исчез.

— Где Стародуб? В контору-у!

— В контору, братцы!

— С земли ее сне-е-сть!

Лавина женщин и шахтеров двинулась к главной конторе, взломала запертые двери, бурным потоком разлилась по комнатам. И затрещали стулья, столы, зазвенели стекла.

Час спустя, на шахту прибыл конный наряд казаков.

Весь день и всю ночь шли спасательные работы. Никто из рабочих не поднимался из шахты, и все это время, обессилевшие от слез, в мучительном напряжении, жены и матери стояли у подъемной машины. При виде доставляемых из шахты убитых женщины доходили до исступления. Они срывали с убитого рогожу, судорожно трясли кулаками, умоляли мертвых открыть глаза, сказать хоть слово, до хрипоты заклинали судьбу вернуть кормильца осиротелым детям, проклинали тахту и горькую свою судьбу.

Под утро четвертого дня в вентиляционном штреке нашли Ивана Недайвоза и дядю Василя, а в лаве — двух крепильщиков его бригады. Это были последние.

Недайвоз пытался сам вынести из лавы дядю Василя, но смог добраться только до вентиляционного штрека. Задыхаясь от недостатка воздуха, нечеловеческими усилиями разбрасывая камеи и загромождая ими путь назад, он медленно продвигался вдоль пласта, вперед на четвереньках, бережно перекладывая с места на место бездыханное тело старого шахтера, пока, выбившись из сил, не потерял сознания.

4

Егор купил гроб, обил его черной материей и белыми крестами, но тело сына больница обещала выдать только после того, как будет произведено вскрытие.

И он привез гроб на квартиру Чургиных. Но едва он вошел в комнату, как прибежал рабочий и сообщил о катастрофе, передав Варе, чтобы немедленно вызвала доктора Симелова.