Знак Дракона (сборник) - Сергей Казменко

4

Но сразу к геофизикам я не пошёл. Вдруг вспомнил, что с самого «Лонготора» ничего не ел, если не считать этого несчастного сухарика у Рубаи, а время уже близилось к полудню. Есть вдруг захотелось зверски, и я не стал подавлять голода — за едой можно было обдумать ситуацию, это не было потерей времени. Я высветил план базы, нашёл кафе совсем неподалёку от лаборатории химиков и двинулся в его сторону.

Базу они отгрохали с размахом, пожалуй, излишним. Хотя если учитывать перспективу, это и неплохо. В полусотне метров под поверхностью безжизненного высокогорного плато разместились под защитой внешней оболочки химическая и геофизическая лаборатории, вспомогательные производства, склады, жилые помещения и служба управления. Несколько тоннелей связывало базу с вынесенными на всякий случай на несколько километров в сторону транспортным и энергетическим блоками, и на поверхности оставались лишь площадка для планетарного транспорта и павильон над шахтой для приёма капсул. Обычная мера безопасности для защиты среды от воздействия человека и защиты человека от воздействия среды. Надёжная, проверенная столетиями система. Которая не сработала на Джильберте.

В кафе почти все места оказались занятыми, и я с трудом отыскал свободное. Отгрохали такую базу, а поесть спокойно негде, с раздражением думал я, пробираясь между серыми тенями имиджей, закрывавших занятые столики, к голубому огоньку, горевшему над свободным местом. Но раздражение моё улетучилось почти мгновенно, потому что напротив сидела Катя Рыленко и с изумлением смотрела на меня.

— Добрый день, Катя, — сказал я, усаживаясь. — Вот уж не ожидал тебя здесь встретить.

— Ты? — сказала она. — И в этой форме?

— А по-моему, мне идёт, — я оправил куртку, сдул с левого плеча невидимую пылинку. — По крайней мере, так говорят все мои знакомые.

— Они тебе льстят.

— Тоже неплохо. Значит я этого заслуживаю, — я вдруг заметил, что улыбаюсь. Улыбаюсь не от того, что играю роль, не от того, что пришло время улыбнуться. А просто потому, что мне вдруг стало хорошо. Или почти хорошо.

— Взбучки ты заслуживаешь? Куда ты пропал?

— Я три года провёл в плену у мохнатых спрутов планеты Гираш. Они кормили меня сушёными лягушками и грозились выкрасить с ног до головы зелёнкой, если я напишу тебе хоть строчку.

— Несчастный. Рисковать, конечно, не стоило, — она не удержалась и слабо улыбнулась. — Ну а здесь что ты делаешь?

— Тс-с-с, — прижал я палец к губам. — Секретная инспекция от Галактического управления питания. Проверяю качество кухонь, — я бросил взгляд на панель справа, — АКМ-16Д. Поступили сведения, что некоторые экземпляры очень плохо готовят сушёных лягушек. Но этого никто не должен знать, иначе мне крышка. За мной уже охотятся.

— Да ну тебя, — она, наконец, засмеялась. — Только аппетит испортишь, — правда, судя по тому, что она заказала, аппетита у неё и так не было. Да и смех быстро оборвался — так, будто она вспомнила о чём-то, что не допускало смеха. — Ты давно прибыл?

— Утром. И с тех пор ничего не ел. Кроме одного сухарика домашнего приготовления.

— Тогда ешь, не буду мешать. Только не заказывай при мне сушёных лягушек.

— Мне просто смешно, — сказал я, делая заказ. — Ты выглядишь так аппетитно, что рядом с тобой можно обойтись без первого.

— Ну уж нет, на первое я не согласна, — она снова улыбнулась, но улыбка быстро погасла.

— Тогда на десерт, — сказал я по-прежнему весело и беспечно. Но это было уже игрой, я снова перестал быть самим собой, снова вошёл в роль. И только внешне был совершенно беспечен и рад встрече. Но мозг уже работал, я уже знал, что её не было в списках персонала на Кабенге, и мнемоблоки тут же подтвердили это знание. И сразу же на душе снова стало тревожно и холодно.

— А ты здесь давно? — спросил я.

— Уже полгода.

— Ну и как — нравится?

Она ещё больше погрустнела, опустила глаза. Сказала тихо, не глядя на меня.

— В общем, неплохо. Хотя как-то непривычно временами. На практике всё казалось значительно проще. И не думалось, что бывает… вот так.

— Ну, сравнила, — мы познакомились с ней как раз во время этой практики, что у них была после третьего, кажется, курса. Я был в отпуске на Сигре-4, немного расшибся во время перехода через перевал Свена и попал в клинику как раз тогда, когда там работали практиканты. Потом мы довольно часто встречались и на Земле — но только до Джильберты. — А ты работаешь здесь, на базе, или на одной из станций?

— На базе, конечно. Для работы на станциях нужно не меньше года стажа.

— Ну тогда понятно, чем ты недовольна, — кухня, наконец, выдала мой заказ, и я набросился на еду. — Работы, наверное, очень много. То палец кто порежет, а через неделю, глядишь, поступит больной с ушибом колена.

— Если бы так, — она тяжело вздохнула, опустила глаза, невидящим взглядом уставилась в стол перед собой. — Если бы так…

Я на мгновение застыл. Затем, не донеся ложку до рта, опустил её обратно в тарелку. И улыбка исчезла с лица совершенно естественным образом, вовремя и к месту, я даже не подумал о том, что пора перестать улыбаться. В эти минуты я вдруг снова перестал играть роль, вновь стал самим собой, я позабыл даже о том, кем и для чего я сюда послан — потому что вдруг понял, что ей очень плохо. Мы были с ней вдвоём за столиком, и имидж был включён на полную катушку, так что нас всё равно никто не мог видеть, и мы никого не видели только пустынную террасу на берегу какого-то дурацкого горного озера, в водах которого, как и положено, отражались заснеженные вершины — так что не было смысла играть ка кую-то роль. Она бы всё равно ничего не заметила и не запомнила, даже если бы я начал писать от руки протокол допроса — а больше никто и никак не мог бы уследить за мной. Но уже потом, позже, вспоминая и анализируя этот наш разговор, я понял, что, оставаясь и здесь профессионалом, я избрал наилучшую форму маскировки — я был самим собой.

— У… у тебя что-то случилось, Катя? — спросил я, и она вдруг заплакала. Уронила голову на стол и заплакала. А я как сидел, как последний дурак и говорил какую-то ерунду как последний дурак — не помню даже, что именно. Не сразу, но мне удалось её успокоить, и постепенно я сумел кое-что выяснить. Нет, её никто не обидел. Нет-нет это совсем не личное дело. И вообще тут никто не виноват просто она не представляла, что не годится для этой работы. Просто таким чувствительным дурам, как она, не место там, где… А потом она вдруг перестала плакать, вытерла глаза, достала зеркальце и стёрла следы слёз. И сказала:

— Понимаешь, У нас в медпункте сегодня умер один человек. И ещё трое лежат в реаниматоре. Совсем умер, понимаешь?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});