Дом и дорога - Вячеслав Веселов

Кто-то сказал: нужно много прожить в доме, чтобы он стал домом. Немудреный вроде каламбур, но как верно, как верно сказано. Дом — это не просто жилплощадь. Это духовное наследие и капитал, которые неисчерпаемы.

Запах сырой листвы настойчиво возвращал меня в прошлое. Я вспомнил последнюю весну в этом городе, вечера перед экзаменами, сырой и теплый туман после дождей, запах земли и древесных почек, ожидание перемен... Я ушел не оглядываясь, полный робости и надежд.

Опять звучала в саду музыка, наплывал из темноты вальсок, сочиненный одним из современных менестрелей: «Неспроста, неспроста, от родных тополей...»

Люди всегда уходили, убегали, оставляли родные места, а про кого-то только и было известно, что он уехал, и оставшиеся спрашивали: «Почему он, такой молодой, покинул свой дом, ушел так далеко?»

Они вырывались из захолустья, покидали невзрачные городки с их скукой, выбивались в люди... Но убогие домишки, старые деревья и знакомые улицы продолжали жить в их памяти и даже для людей нечувствительных и лишенных воображения оставались заветным, счастливым миром. Какой бы ни была судьба этих беглецов, рано или поздно они обнаруживали в душе саднящую рану бездомности, отчаянную тоску и желание вернуться. Их настигали воспоминания, которых они не ждали. Сны уносили беглецов домой: освещаемые тихим светом памяти, они бродили по родным улицам. Странные, странные то были возвращения, потому что в снах возникали не только явные и точные приметы родного дома, не только то, что они когда-то знали и могли вспомнить, но и бесчисленное множество предметов, которые они никогда не замечали или забыли, что замечали... Они возвращались, и красноватые окна дома в сумерках — такая малость! — делали их счастливыми.

За скромное наследие отцов я отдал бы весь блеск прославленных дворцов и все их мраморы — за шифер кровли старой.

Он часто бывал горьким, опыт возвращений.

Это великое безумие, за которое почти всегда приходится расплачиваться, — возвращаться в места, где ты был молод. Так говорили они, и повторяли на разные лады «домой возврата нет», «тебе не вернуться домой», и все-таки возвращались. На последней странице одной из самых жестоких книг нашего века вдруг бьют в глаза такие строки: и когда закурились синеватые струйки дыма над кучами сухих, ломких листьев и белье на веревках стало лубенеть на ветру, я решил уехать домой...

Тот вальс давно кончился, а я все еще слышал, низкий, с хрипотцой голос: «...возвращаемся мы по домам».

Вот тоже, привязался мотивчик! Возвращаемся мы по домам. Общее место. Формула. Топос. Или как там оно называется в поэтике? В основе этих уходов, скитаний и возвращений лежали, должно быть, очень старые, архаические модели человеческого поведения, угадывались в них какие-то вечные мотивы. Скажем, горькое сознание вины и потребность искупления, или поиски Отца, или — Брата, или — Дома... Возню с этими мотивами, пожалуй, следовало отдать моим просвещенным друзьям, ибо все, что приходило мне на память, было полно живых деталей, примет, бытовых черт. И уже казалось моим, было узнаваемо, знакомо...

Отчего так сильно во мне желание вновь посетить места, оставленные мною с таким равнодушием?

Неплохо бы исследовать «мотив возвращения». Интересно проследить, как развивается он в разных литературах. Откуда в человеке это неистребимое желание вернуться? Что ищут герои, пускаясь в путь? Что заключено для каждого из них в понятии «дом» и как со временем меняется содержание этого понятия. Я вспомнил своих друзей, своих ироничных кандидатов в доценты. Чего они зубоскалят! Взяли бы да составили на первый случай антологию «возвращений». Страшно я вдруг разволновался.

Начать можно с евангельской притчи о блудном сыне. Так, видимо.

Затем — долгая дорога домой участников троянского похода, рассказанная легендарным слепцом. Через две с половиной тысячи лет к этому сюжету вернулся другой писатель. Шатания по городу сборщика объявлений и возвращение его к распутной жене он уподобил странствованиям хитроумного грека, вместив в июньский день дублинского обывателя двадцатилетний путь героя древней поэмы.

Странника домой приведи, — обращается к богине греческая поэтесса, маленькая смуглая женщина, которую современники называли «фиалкокудрой».

И она же: Братний парус правьте к отчизне милой!

Потом — Рим.

Смерть близких, предательство друзей, несчастная любовь и дом — вот темы грустного лирика, умершего совсем молодым. И возвратиться с легкою душой снова, устав от долгих странствий, к своему Лару и на давно желанном отдохнуть ложе!

Другой поэт, из всадников, прославился любовными элегиями. Тяжко бывает уйти далеко от родимых пенатов: даже ушедший нет-нет да и воротится вспять.

После греков и римлян — провал. Одним махом проскочив средние века, я добрался До Возрождения.

Француз, один из лириков «Плеяды». Жил при посольстве в Риме, тосковал по родине. Когда же те места я посетить сумею, где каждый камешек мне с детских лет знаком, увидеть комнату с уютным камельком, где целым княжеством, где царством я владею.

А еще? Больше ни строки. Ладно, на первый случай, на первый случай...

Возьмем наших. Здесь легче: возвращение в дом под родное крыло — неизбывная тема российских поэтов:

Можно вспомнить пушкинское: Два чувства дивно близки нам, в них обретает сердце пищу: любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам.

Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым отечества нам сладок и приятен. Господи, из какого далека тянет этим дымком! Кажется, еще с гомеровых кровель.

Старый дом, старый друг! посетил я наконец в запустенье тебя... Русский поэт из старинного дворянского рода; прожил жизнь то под негласным надзором полиции, то под гласным надзором отца и умер в изгнании.

Я вошел. Те же комнаты были...

Поразительны эти совпадения у самых разных авторов. Немец приезжает в родной город, приходит в дом, где провел детство, разговаривает с людьми, которые его не знают. На американском Юге герой находит дом, идет взглянуть на свою комнату, разговаривает с чужими людьми...

Ну, эти-то параллели, допустим, можно понять — кочующий сюжет. Но случались и буквальные совпадения, когда заимствования как будто были исключены. Окруженные на родине призраками прошлого, герои всегда оглядывались: не задержалось ли время на знакомых улицах. Они оборачивались, словно улицы были временем. Строку эту я встречал у самых непохожих авторов. О ней вот тоже стоило подумать.