1661 - Ив Жего

Сбитый с толку новым поручением, и, с другой стороны, польщенный оказанным ему доверием, Шарль Перро молча удалился, поклонившись до земли.

* * *

Улыбаясь, Кольбер проводил взглядом начальника полиции. Подойдя к распахнутому окну, он полной грудью вдохнул теплый воздух, нагретый весенним солнцем.

«Вот белка и попалась! Если Перро раздобудет мне еще какие-нибудь улики, отступать королю будет не с руки. Да, теперь у проклятого Фуке точно нет выхода. А у меня есть все, чтобы возбудить судебный процесс, после которого господину суперинтенданту никогда не оправиться! — думал Кольбер, постукивая пальцами по отчету с описанием вооружения Бель-Иля, проведенного Никола Фуке. — Тем более что скоро я выкуплю через подставных лиц его прокурорскую должность. Без нее он не сможет влиять на судей! А перед тем как взять его под стражу, мне останется только отвести от себя возможные обвинения со стороны королевы-матери. Конечно, с нею придется нелегко, — рассуждал Кольбер, — но, в конце концов, тревога, охватившая ее после наших последних разговоров, будет мне на руку. Анна Австрийская с большой неохотой, но все-таки пожертвует белкой, однако даст руку на отсечение, лишь бы не навредить своему отпрыску. Да, денек сегодня и впрямь замечательный!» — подумал Кольбер, наслаждаясь теплом солнечных лучей.

74

Лувр — воскресенье 12 июня, одиннадцать часов утра

— Ну же, дайте сюда, — нетерпеливо и задорно приказал король, выставив вперед руку в толстой кожаной перчатке.

— Ваше величество уверены, что перчатка сидит достаточно плотно?

— Господин капитан мушкетеров, я не сахарный, чтобы так меня опекать! — с надменным укором бросил король. — Давайте его сюда, сударь.

Кольбер, которого только что провели в кабинет короля, невольно отпрянул при виде человека, приближавшегося к государю.

На сжатой в кулак руке королевского сокольничего, обтянутой точно такой же толстой кожаной гардой, сидел кречет и беспрестанно бил крыльями размахом не меньше метра. Сокольничий встал рядом с королем и, поднеся кулак к его руке, попытался пересадить птицу, вцепившуюся когтями в его перчатку, на затянутый в кожу кулак Людовика XIV. Молодой король, точно зачарованный, смотрел, как сокольничий что-то насвистывал хищной птице, судорожно мотавшей головой, покрытой черным кожаным колпачком. Кольберу казалось, что эта сцена никогда не закончится. Отступив к столу, куда он выложил содержимое своего объемистого рыжеватого портфеля, человечек в черном напряженно следил за происходившим. Было в этом что-то воинственно-зверское, осквернявшее место, предназначенное для обдумывания мудрых, прозорливых стратегических решений.

Король принялся расхаживать по комнате, не сводя глаз с кречета, впившегося когтями в его поднятый кулак. Лицо государя светилось мальчишеской гордостью.

— Передайте посланнику — я в восторге от его подарка! — заявил он.

Каждый, к кому король подходил, изумлялся и шепотом выражал свое восхищение, отчего государь, казалось, исполнялся еще большей гордости.

— Надо бы написать такую картину, — пожелал Людовик XIV.

Заметив наконец Кольбера, стоявшего со смиренным видом, он широко улыбнулся и сказал:

— Вот, господин Кольбер, видите, что подарил мне турок! Восхитительный подарок, правда?

Кольбер постарался не зажмуриться, когда кречет расправил крылья и пронзительно закричал перед самым его лицом.

— Правда, сир, — согласился он и почтительно поклонился.

— Неужели эта замечательная птица вызвала тревогу, омрачившую ваше лицо? — участливо спросил король.

Кольбер решительно ответил:

— Ничуть, сир, просто мне приходится нести довольно тяжкое бремя забот, очень меня огорчающих, тем более что они касаются королевства и вашего величества.

Людовик XIV, вынужденный вернуться к действительности, нахмурился.

— Вы правы, сударь, дела зовут, и я не вправе попрекать вас за это, даже если мгновения радости выпадают так редко… Серьезные дела, вы говорите? — продолжал он, подставляя кулак сокольничему.

— Очень серьезные, сир, — подтвердил Кольбер. — Как, вероятно, известно вашему величеству, я не посмел бы нарушить ход дипломатической церемонии, не будь на то веской, чрезвычайно важной причины.

Король улыбнулся.

— Хорошо, Кольбер. Не случайно кардинал говорил о вас: «Неутомимый трудяга и при этом печальный, будто за весь день не съел даже крошки хлеба».

Кольбер проглотил язвительную шутку, не поморщившись.

— Что ж, за дело! Господа… — Король показал жестом, что публика может быть свободна, и подоспевший лакей стянул с его руки плотную кожаную перчатку.

— Что там у вас, господин Кольбер? — продолжал король, когда они остались вдвоем в кабинете. — Чего еще нам следует опасаться?

— Заговора, сир, и мятежа.

Людовик XIV стоял, стиснув зубы, и не мог оторвать взгляд от разложенного на столе плана, изображавшего четкие контуры Бель-Иля, обнесенного укреплениями с башнями и бастионами. Так же четко просматривалась на плане и гавань с судами, обозначенными в общих чертах. На изображениях укрепленных участков были проставлены колонки цифр, означавших количество боеприпасов и вооружения и их наименование. Король в ярости приподнял план и извлек из-под него крупномасштабную карту Бретани — вплоть до Нанта. На ней с такой же точностью были помечены оборонительные сооружения и перечислялось соответствующее вооружение. Услышав голос Кольбера, нарушивший тишину, король оторвался от карты.

— Сир, я ни за что не поверил бы этим документам, не будь я уверен в надежности источника, их мне передавшего, и если бы в них не содержалась последняя улика в цепи прочих удручающих доказательств. Пришлось, однако, смириться с очевидным. Да, господин Фуке мошенничает со счетами, путая личные средства с казной вашего величества, и прибегает к старым уверткам; с их помощью он пытался убедить всех, будто кардинал, упокой Господь его душу…

Кольбер поднял глаза к потолку и со скорбным видом сложил ладони.

— …один-единственный, кто несет ответственность за все и вся. Господин Фуке использует свои владения в Бретани для того, чтобы переводить денежные средства в Америку и Вест-Индию через торговые компании. Подобные бесчинства — казнокрадство, мошенничество, взяточничество — усугубляются стремлением опорочить невинные, легкомысленные души, как этот юный Понбриан или мадемуазель де Лавальер, которых, кстати, нередко видели вместе…

При этих словах король побледнел.

— …но это, смею заметить, еще не все, — продолжал Кольбер, стараясь скрыть удовольствие. — Добавим сюда другие его коварные намерения, к примеру, подготовку мятежа против своего короля и укрепление собственных тылов в Бретани, где он, очевидно, и собирается начать восстание и где думает укрыться, если его происки будут разоблачены.