Тень над Вавилоном - Дейвид Мейсон

54

– Майк, как там у нас с уличным движением? – Эд Хауард поднял взгляд на подошедшего Зиглера.

– Хуже, чем в Нью-Йорке в час пик во время какого-нибудь государственного визита. Никогда еще не видел столько разного дерьма на одной распроклятой дороге. Должно быть, там передислоцируется целая дивизия – бампер к бамперу, и так миля за милей! – Зиглер присел рядом и налил себе чашку кофе. – Тьфу, да он совсем холодный. – Американец, поморщившись, отставил чашку. – А как там наши гости?

– Напуганы до смерти. Джонни продолжает их обрабатывать. – Хауард ткнул пальцем в сторону группки людей, сбившихся в дальнем углу складского помещения.

Старик уже преодолел страх. Теперь он смирился с неизбежностью смерти. Он слыхал об американах с бесчувственными сердцами и знал, что пощады ему не ждать. Он испытывал горечь за своих двух сыновей – он так желал, чтобы они не пришли, чтобы хотя бы разочек не стали подменять его на дежурстве. Но они пришли – его хорошие, обязательные сыновья, – и теперь старик знал, что их всех должны убить. Таков был образ жизни этих людей – так он слыхал. Его внуки останутся без отцов, без деда, женщины – без своих мужей… Он скорбел об этом. Они были нищими, и у них ничего не было. Эта работа – охрана здания – явилась чудом, и теперь, в отличие от других, у них было немного денег, чтобы как-то прожить. И вот всему наступит конец. Он не испытывал гнева – только горечь. Он не мог их ненавидеть, этих американов, в особенности того, что говорил, как настоящий араб. Разве не дал он ему и его сыновьям еды и кофе? Как давно он последний раз пил настоящий кофе? И разве они плохо с ним обращались? Разве этот американ не был с ним вежлив? Разве не относился он с уважением к его возрасту? Возможно ли было его ненавидеть? Этот мужчина был воином и делал то, что ему положено было делать. Судьба неотвратима: он – старый человек, и его сыновья – все трое – скоро умрут.

– Саиб, – произнес Джонни Берн. – Старик, мы собираемся скоро уходить отсюда. Возможно, через час…

– Сайди, я – саиб. Я – ничтожество, – ответил старик. – Но мои сыновья, они… – он указал на двух молодых мужчин, сидевших прикованными наручниками к стальной решетке, – … они молоды. Они хорошие сыновья. Они почитают своего отца. Они много работают. У них есть женщины и дети. Я теперь никто, я уже старик. Я – ничтожество. Убейте меня – мои дни сочтены. Это Божья воля. Но если, послушав веление сердца, вы захотите пощадить моих сыновей – Всевышний наверняка улыбнется вам в этой жизни.

– Старик, между нами нет личной вражды. – Голос Берна звучал ровно и холодно.

– Я это знаю, сайди. Вы с нами хорошо обращались. Но вы собираетесь убить нас. Этого следовало ожидать. Я прошу только за жизнь своих сыновей.

Дэнни Макдоналд сидел чуть-чуть поодаль, наблюдая и прислушиваясь к разговору. Он думал, что понял некоторые слова – немного, но, как бы то ни было, достаточно, чтобы разобрать, о чем говорит старик. Вслед за первоначальным леденящим страхом он, похоже, смирился с судьбой и принял ее неизбежность. Когда они только схватили его, в грязном рубище, худого и костлявого, с поседевшей раньше времени всклокоченной бородой, он являл собой жалкое зрелище. Однако теперь… Дэнни видел, что даже перед лицом смерти каким-то образом на того сошло глубокое душевное успокоение. Он с отвращением понимал, что, когда команда пойдет дальше, старика и его сыновей ожидает смерть. Им не позволят остаться в живых и, возможно, поднять тревогу… Дэнни видел суровое выражение на лице Джонни Берна. Неумолимое и пугающее выражение. Он не мог больше смотреть на все это. Дэнни поднялся и подошел к Хауарду с Зиглером.

– Эд? Можно, я кое о чем спрошу?

– Валяй.

– Убивать этих трех сторожей, старика и его сыновей, действительно необходимо?

Эд Хауард с любопытством взглянул на Макдоналда.

– Что ты хочешь сказать, Дэнни? – осторожно поинтересовался он, его черные глаза ничего не выражали.

– Послушай, Эд, я же не тупой. Я же знаю, что сделал Джонни с тем солдатом на пароме. Я мог бы и сказать. Вы собираетесь повторить то же самое и здесь, ведь так? Называется – никаких свидетелей, не так ли?

– Присядь-ка, Дэнни. – Не спуская своего пронзительного взгляда с лица Макдоналда, Хауард подождал, пока тот усядется. – Ты ведь знал правила игры, когда подписывался на это дело? Мы не в состоянии позволить себе, чтобы кто-то имел возможность нас выдать. И ты это знаешь. Джонни это знает, все мы это знаем. Да, Джонни убил того солдата. И мне не пришлось ему об этом говорить. Он и сам знал, что это нужно было сделать. Для справки: ему это было вовсе не в радость, несмотря даже на то, что солдат тот был исключительно мерзким типом и пытался продырявить Майка своим штыком. Поэтому мне нет нужды говорить Джонни, как поступить с этой троицей. – Хауард сделал паузу. – Но тебе я кое-что скажу. – Он подался вперед, его темные глаза на неулыбчивом лице были по-прежнему прикованы к Макдоналду. – Мы не собираемся их убивать.

– Как ты ска… Тогда почему же Джонни всю дорогу на них давил?

– Дэнни, – вздохнул Хауард, – все мы сегодня немного поспали, не так ли?

– Да, но какое отношение это имеет к…

– У каждого из нас было несколько часов, – перебил его Хауард. – Двое – на посту, четверо отдыхают. Мы все немного отдохнули. Все, – повторил он, доставая сигарету, – кроме Джонни. Вскоре после того, как сегодня утром на замену старику пришли его сыновья, он обратился ко мне и сказал, что хочет кое-что попробовать. Это была его идея.

– Что ты имеешь в виду?

– Оставить их в живых была идея Джонни, а не моя. Он сказал, что, если ему удастся, поговорив с ними, установить отношения, основанные на взаимном уважении, будет меньше шансов на то, что они возненавидят нас и поднимут тревогу. Но это самое взаимоуважение должно в значительной степени основываться на их страхе перед нами. Вот почему Джонни все это время так их накачивал. Когда он сообщит, что их оставят в живых, они станут испытывать к нам чувство благодарности. Очень часто то же самое начинает испытывать жертва по отношению к своему похитителю. Случай с девицей Херст в Америке типичен в этом смысле. Она начала испытывать такое непреодолимое чувство благодарности к своему похитителю, когда тот сохранил ей жизнь, и в то же время была так обижена на свою семью и власти за то, что те ничего не предприняли для ее спасения, что даже стала соучастницей его последующих преступлений. Это – хорошо известный психологический трюк, Дэнни. Все, чего старается добиться Джонни, это ужать процесс обработки до двенадцати часов вместо обычных нескольких суток или недель. Вот почему он так и не поспал.

Макдоналд ничего не ответил. То, что рассказал Хауард, для него оказалось полной неожиданностью. У него сложилось совершенно превратное мнение о Берне. Голова Дэнни слегка пошла кругом.

Хауард продолжал объяснять:

– …Есть и еще одно обстоятельство, которое мы бросим на чашу весов, чтобы гарантировать их молчание, – доверительно сообщил он.

– Джонни пригрозит, что, если они заговорят, мы вернемся и перебьем их?

– И это тоже, но в несколько иной форме. В большей степени это будет вопросом доверия и чести. Но я имел в виду другое. Мы собираемся дать им кое-какие деньги. Достаточно много денег, – добавил он.

– Хочешь сказать, что мы купим их молчание?

– Нет. Это было бы абсолютно безрезультатно. Вероятней всего, с гордым человеком это даже имело бы обратный эффект, каким бы нищим тот ни был. Деньги примут форму компенсации за тот вред, что мы причинили старику, его сыновьям и его людям. Никаких обещаний. Он это поймет и примет деньги. А это в свою очередь, – Хауард усмехнулся, – сделает еще менее вероятным то, что он сам или его сыновья обратятся к иракским властям. Он будет понимать, что те вытрясут из него все, что он знает, и, вероятно, не очень-то будут при этом церемониться. Если он к ним обратится, то рано или поздно они обнаружат деньги. А это будет означать конец и его самого и всех его родственников.

– О-о, – только и выдавил Макдоналд.

– Теперь ты доволен? – поинтересовался Хауард. – Хорошо. Тогда займемся другими делами. Сейчас почти семь часов – я хотел бы убраться отсюда как можно скорее, но у нас задержка с шоссе. Этот здоровенный конвой, похоже, бесконечен. Я собираюсь подождать до восьми. Если к тому времени колонна не пройдет, придется подгадать какой-то промежуток и, забыв о шоссе, двигаться весь оставшийся путь по пересеченной местности.

– Не нравится мне это, – проворчал Зиглер.

– А почему бы и нет? – спросил Макдоналд. – Разве вдали от основной дороги мы не будем в большей безопасности?

– Возрастает вероятность быть замеченными, – ответил Хауард. – Гораздо сложнее блефовать так, как это было прошлой ночью. Чем может заниматься пара санитарных машин, разъезжая по проселкам? Люди сочтут это странным. Нет, я хочу использовать шоссе, насколько это возможно. Как бы то ни было, – добавил он, поднявшись на ноги, – будем считать, что отправимся самое позднее в 20.00. Дэнни, сходи и дай знать Тони, ладно? Майк, сообрази какую-нибудь горячую похлебку. Поедим минут через пятнадцать.